Повести - Юрий Сергеев

Щелками глаз из далекого прошлого глянуло в небо желтое лицо китайца. Лоб проломлен кайлом.

— Видимо, спиртонос, грохнул кто-то и бросил в шурф. Многие годы во льду отлежал, да вот отмыли монитором, — высказал догадку Лукьян, — а может быть, и старался сам, не поделил с кем-то эту речку. Лет пятьдесят лежит, смотри, фуфайка без воротника, такие сейчас не шьют, самокованое кайло.

— Что будем делать, — обернулся к нему Семён, — вызывать милицию?

— Решай сам, нужно ли? Мониторщик, когда обмыл, и карманы проверил сразу, золота не нашел. Будут лазить тут неделю и бумажки писать. План сорвём. Похороним по-старательски.

— Как?

— Хорошо похороним, как надо. Всё, по местам! Запускай землесос, — отдал распоряжение Лукьян, — а вы двое, берите на вскрышу этого, вместе с кайлушкой.

Когда Семён понял, что труп хотят завалить в яме бульдозером, воспротивился и приказал выкопать могилку на сухом бугорке у посёлка. Лукьян недовольно скривился, а Ковалёв не стерпел:

— Ради выполнения плана не стоит забывать о совести, Григорьев!

— Я же тебе сказал, сам решай.

— Вот я и решил. Останки человека обложим льдом и мхом, а потом вызовем милицию. Я не боюсь последствий, но что скажут о нас люди, если похороним его по-скотски.

Когда неизвестного закопали, Лукьян подошел к Семёну и попросил сигарету.

— Ты же бросил курить?

— Поневоле закуришь. Ты прав, погорячился я. Радиограммы в комбинат и милицию я уже отправил.

— Правильно. Пусть разбираются, это — их работа.

— Да я просто подумал, что нет смысла раздувать это дело. Козе понятно, что он тут пролежал долгие годы. А как хорошо сохранился. Да-а… Жил когда-то, радовался, мечтал разбогатеть. И вот, как мамонта, выкопали.

— А всё же, интересно знать, как он забрёл сюда?

— Раньше их много ходило. Носили в дальние артельки спирт в обмен на золото. Были у них кожаные пояса, набитые, как патронташ, маленькими фляжками. Обмен шёл объём на объем. Спирт старатель выпивал и насыпал полную фляжку шлиха. Заносили они и кайла хорошей стали, обменивали вес на вес.

— Видел я старательское кладбище тех лет. Заросло, кресты вывалились, и памяти не осталось. Мы вели разведку месторождения возле посёлка Кабахтан. Он до сих пор на картах числится, хоть, с начала войны, там никто не живёт.

Прилетели туда на вертушке, буровые ещё по зимнику привезли. Улицы, дома стоят, и ни единого дымка. Облазил я там всё. В клубе стоит комплект инструментов духового оркестра, есть библиотека, обрывки бархатных штор на застеклённых окнах, в школе парты стоят, как будто только что оставлены учениками, в пекарне — гора форм для хлеба.

Самое большое здание — золотоскупка. Двухэтажный ресторан, в складах — сотни бочек с дёгтем и газолью. Локомобили в смазке на сгнивших чурках, два токарных станка, один мы потом на подвеске вертолёта вывезли, до сих пор в партии работает.

Но, самое впечатляющее зрелище — гора тачек. Несколько тысяч аккуратно сложенных в огромную пирамиду тачек. Ими наворотили такие отвалы, уму непостижимо! Архив мы там нашли, подшивки радиограмм и телефонограмм. В тридцатые годы туда уже был прямой провод.

Наткнулся я в стареньких папках на интересные документы об инженерно-технических работниках. Требования к ним были невероятно высокие. Понял я из прочитанного, что работали честно, на пределе возможностей. И тут приходит шифровка: "Произвести чистку среди ИТР — 9 человек".

А через несколько листочков ещё одна: "Почему вычистили только семь! Немедленно доложить ещё о двоих!" Вот время-то было… Хочешь, не хочешь, а плановую цифру "врагов народа" выполни, посади… Неужели и сейчас такое возможно? Сейчас народ-то стал грамотный, всё видит, всё понимает.

Коли начальник пьёт, ворует, занимается демагогией — никто работать с душой для его престижа не станет. Должна быть вера в руководителя. Власу я верю, поэтому подчиняюсь его воле. Знаю, что он предан делу, недосыпает, истязает себя работой. Разве такого человека можно подвести? Нельзя…

— Зря ты не взял те папки с собой, интересно было бы почитать, — хмыкнул Григорьев, — о чём они мечтали, как жили. Конечно, были и перегибы. В одном я убеждён, что если есть крепкая рука, если есть вера в общее дело, то есть и работа.

Если начальник — мямля, печётся только о своём благополучии, то и работяги в носу ковыряются от безделья. А куда люди делись из того посёлка?

— Старики рассказывали, что, когда ликвидировали прииск, людям разрешили вывезти только самое необходимое, не более двадцати килограммов, одну оленью упряжку. Просто не было транспорта. Началась война, а золото истощилось. Народ был нужней на фронте и оборонных заводах.

— Ладно, разболтались мы. Надо дорогу делать от посёлка на полигон, пошли, выберем место.

Мерзлота отошла в глубину болота, и технике трудно стало добираться в разрез. Раскисшая пойма засасывала бульдозеры, приходилось выдирать их с большим трудом.

Сняли двенадцать человек с основной работы, и Семён указал им направление.

— Через полторы недели здесь должна лежать стлань в полкилометра. Бревно к бревну. Сверху засыпем речником со вскрыши. Вопросы есть?

— Ясно, Иванович, — замялся тощий грузин Гиви, один из всей сборной владеющий топором, — да срок малый, не управимся.

— Нужно управиться. Работать в две смены. Вальщики леса и тракторные краны будут поставлять материал. Катанка и скобы есть.

— Да тут за лето не настелить! — изумился новенький слесарь. — Пятьсот метров! В среднем на метр пять брёвен. Это же надо две с половиной тысячи листвянок уложить?!

— Я не буду вам говорить того, что сказал бы Низовой на моем месте: "Если в срок не уложитесь, топайте на вертолёт и домой без поденок!" Ни мне, ни вам это не выгодно. Дорога будет через две недели! От этого зависит, быть или не быть золоту. Лишних людей на участке нет. Старшим назначаю Гиви. План — пятьдесят метров стлани в день. Начинайте, меньше раскачки и болтовни.

На двенадцатый день бульдозеры пошли по новой дороге. Грязным и уставшим строителям Ковалёв отвёл отдельный барак и отдал три бутылки водки из ящика, забытого Низовым. Подмигнул Гиви:

— Двое суток отдыха — и по рабочим местам. Водка на растирание от ревматизма. Отсыпайтесь, обед сюда принесут.

— Понятно. Спасибо, генацвале, — разулыбался грузин, — хлебом клянусь, не подведём.

— Вам спасибо. А мне скажете, когда получите деньги и будете возвращаться домой. Отдыхайте. Что еще вам нужно?

— Для общего счастья ещё невест бы нам подкинуть, начальник, — заржал сварщик Иванов, мужик лет пятидесяти, с измятым лицом, — мы бы за это до Алдана стлань отгрохали.