Повести - Юрий Сергеев

Но полигон жил. Ковалёв велел смонтировать резервную насосную, на случай ливневых дождей, постоянно следил за посадкой обширного водосбора, куда бежали все ручьи. Экскаватор беспрерывно чистил его и углублял, опережая основную вскрышу. И вот уже пески…

Семён добрался к Лукьяну. Григорьев был, как всегда, невозмутим, стоял по колено в воде и держал на отлёте старенький, подлатанный жестью лоток.

— Подобрались, начальник, вот оно, Орондокитское золото, — ощерился он своей неподражаемой улыбкой.

В уголке лотка, между отслоившихся древесных волокон, тлели желтые чешуйки, как искры в золе потухающего костра. Семён впервые видел шлиховое золото. Он погонял крупинки по дну кончиком карандаша и радостно улыбнулся.

— Тащим землесос, Лукьян?

— Погоди. Сейчас я сгоню сюда пяток бульдозеров, завернём пески от стенки забоя до коренных пород, выроем зумпф под бункер и к вечеру начнём монтаж. Надо дать задание Воронцову, чтобы установил прожекторы и приволок передвижную электростанцию.

— Дождь бы не сыпанул, заплывет всё…

— Не заплывет, не успеет, — Григорьев промыл лоток, сбросив себе под ноги пробу.

— Ну и пижон же ты! Надо было бы собрать, пропадёт золото, — удивился Ковалёв.

— А куда оно денется, — царственно усмехнулся Лукьян, — в колоде будет, как миленькое.

Монтаж начался ночью. Бункер засадили в глубокую яму, подогнали к нему землесос, установили водяную пушку-монитор. На отвале, высоко над разрезом, нагребли курган пустой породы и смонтировали колоду. К ней протянулась от землесоса плеть десятидюймового пульповода.

Именно в колоде будет осаждаться на резиновых ковриках, залитых ртутью, пока ещё призрачное золото. И будет ли оно! Разведывали в начале пятидесятых годов, многие скважины не добурены из-за встретившихся валунов. Да и кто знает, что ещё покажет землесос.

Злые и мокрые, которые сутки месили грязь вокруг него всё руководство участка и Сухоруков. Всё отлажено и проверено, а новинка не подаёт признаков жизни. Изредка схватывает чистую воду, нагнетаемую в улиту, и опять сбрасывает.

Появились уже первые скептики, советующие выбросить с полигона это железо и начать промывку испытанным гидроэлеватором. Воронцов не раз припомнил свой Северо-Восток, говорил, что был против новшества. Он предложил Семёну начать монтаж гидроэлеватора и был послан обозленным начальником в неприличное место.

Воронцов оскорбился и занялся ремонтом тракторов, не обращая внимания на возню с землесосом. Влас ругался по рации, приводя в ужас радистов комбината. Грозился всем поотворачивать головы, как только будет лётная погода.

А дождь лил и лил. Насосные едва успевали откачивать приток воды, плывун набух, угрожающе закачался, расступаясь под гусеницами бульдозеров и засасывая их по самую кабину. Полигон становился непроходимым.

На грани отчаяния и пределе усталости Ковалёва осенила догадка. Насосы в геологоразведке отказывают из-за подсоса воздуха. Подошёл к Сухорукову и тронул его за локоть.

— Александр Васильевич. Я думаю, что есть подсос воздуха.

— Где?! Всюду прокладки, затянуто патрубками, — вяло отмахнулся он, — не мели чепуху!

— Да ты не ори, я тоже орать могу. Успокойся! Давай ещё разберём и тщательно всё просмотрим. А если подсос идёт под шпонку колеса на валу? Возможно?

— Под шпонку! — Сухоруков надел очки и пристально посмотрел в лицо Ковалёва, наморщил в раздумье лоб.

— Чёрт возьми! А может быть, ты прав! Ведь, сальники на валу стоят, с учётом внутреннего давления, снаружи может сосать что угодно, а ну-ка! — Он проворно схватил ключ и взялся откручивать лобовую крышку, всасывающий хобот.

Когда открылось рабочее колесо, Сухоруков близоруко сощурился, разглядывая шпонку, и вытащил из кармана

нож. Выстрогал плоские деревянные клинышки, забил их в щели вокруг шпонки и приказал собрать землесос.

— Если сейчас не заработает, бросаю всё к черту, будете работать по старой схеме. Если заработает — с меня литр коньяка, — устало улыбнулся Ковалёву.

— Ловлю на слове. Должен заработать. Больше нет причин.

Люди обступили железную махину, уже ни во что не веря. Подали воду на монитор и в улиту, запустили дизель.

Сухоруков дал полный газ и остервенело дёрнуя рукоятку сцепления.

У-у-у-у-у-у! — надрывно взревел двигатель, и хобот машины, сделанный из десятидюймовой трубы, мгновенно высосал из бункера всю воду. Ковалёв рванулся к длинной рукояти гидропушки и направил бешено шипящую струю на железный стол.

У-у-у-у-у, — довольно заворчал землесос.

— Поше-ё-ёл!!! — ахнули разом стоящие вокруг уродливого мастодонта, ещё не веря своим глазам. Ковалёв махнул рукой бульдозеристу, и тот осторожно спихнул на стол первую порцию песков. Водяной нож монитора мгновенно перемесил в пульпу эту породу, провалил её в бункер и вымел через гусак крупные валуны.

У-у-у-у-у-у! — мощно и ровно, как турбины взлетающего самолёта, ревел и дрожал ненасытный зверь, глотая новые и новые кубометры пульпы. Сначала подавал один бульдозер, потом подключился второй, третий… И никак не могли прокормить прожорливое чудовище.

Бункер глубоко зарыт в плотик — коренные породы, перед ним трёхметровая стена, с которой сваливали кубометры песков. Вскоре ряды бульдозеров, состыковавшись ножами, гнали уже со всего полигона грязь, вскрышу и плывуны.

Перед ними плыло все метров за пятьдесят, водопадом рушилось на стол, монитор едва успевал вышибать крупное валуньё, пульпа хлестала в колоду упругой струёй, рев дизеля тёк по сопкам, эхом метался в глубоком каньоне, вырытом по руслу глухой реки Орондокит.

— Вот это техника! — радостно блестя глазами, верещал на ухо Ковалёву Лукьян. — Это же чудо для старателя! Революция в горном деле! Ай да мы! Ай да Влас! Додуматься до такого! Теперь лей, дождик, поливай! В гробу мы тебя видели! В белых тапочках!..

А дождь и впрямь зарядил крупный, хлёсткий. Стегал по чумазым лицам и спинам, пузырился, и тронутый обильной влагой плывун сам тёк под дробящую струю монитора, грохотал в длинной трубе пульповода, оставляя в колоде тяжёлые крупинки золота. Люди не хоронились от дождя, мокрые, вразброд толпились вокруг землесоса, светясь умаявшимися лицами.

Вертлявый бульдозерист Вася вдруг вывернулся из толпы и пошёл в танце, хлюпая сапогами по грязи, прошёл с вывертом круг и заплясал перед Сухоруковым, как перед девкой в деревне. Тот сделал грозное лицо и показал кулак. Вася безобидчиво продолжал куролесить, растопырив над головой пальцы мазутных рук.

Все улыбались, глядя на него, прихлопывали в ладоши, подыгрывали танцу грохочущие камни и рев землесоса, только мониторщик крутил водилину пушки. Никто не хотел уходить, смотрели и не могли оторваться от масштабной работы машин на полигоне.