Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

Геринг действовал быстро и эффективно. С длинным проскрипционным списком в руках, так как он уже давно вычислил, кто в СА был наиболее опасным для режима и кто — наиболее разнузданным и опустившимся, он быстро переходил из комнаты в комнату, где были собраны коричневорубашечники, и, указывая толстым пальцем, говорил:

— Арестуйте этого… арестуйте этого… нет, не этого, этот субчик отлынивал от обязанностей… этого… и этого…

Арестованных сажали в грузовики и отвозили в Лихтерфельде, где запихивали в угольный подвал здания кадетского корпуса.

Тем временем начался розыск группенфюрера Карла Эрнста. Вдоль дороги в Бремен, на перехват его «мерседеса», были посланы небольшие самолеты. В конце концов его отыскали, затолкнули в самолет и привезли в Берлин, а оттуда в Лихтерфельде. Он просто не мог поверить, что все это происходит с ним, и был убежден, что произошел антигитлеровский мятеж, поднятый герром Реакцией и его друзьями. Он был уверен, что фюрер скоро соберет штурмовиков и освободит его. Ближе к развязке он даже решил, что Геринг сумел арестовать и Гитлера, и, когда его поставили у стены, вызвал кривые усмешки у расстреливавших его эсэсовцев, крикнув перед смертью: «Хайль Гитлер!»

Затем — все это происходило 30 июня — состоялись массовые расстрелы. Коричневорубашечников выводили группами из подвала, эсэсовцы разрывали им на груди рубашки, рисовали углем вокруг левого соска круги, чтобы было легче целиться, и ставили вдоль стены, в пяти метрах от расстрельной команды из восьми эсэсовцев. Эти последние были лучшими стрелками, но их поставили совсем близко для полной гарантии, что они не промахнутся, и их жертвам не потребуется coup de gräce[9]. Скоро стена позади покрылась ошметками окровавленной плоти, но никому даже в голову не пришло смывать их в перерывах водой из шланга.

Тем временем Геринг вернулся домой в свой дворец на Лейпцигерплатц, где продолжал поддерживать связь с Гитлером и совещаться с Гиммлером и Геббельсом. Иногда схваченных на улице или арестованных дома штурмовиков приводили показать ему, и, сверившись со своим списком, он решал их судьбу. Привели к нему и фон Папена, вице-канцлера, на счастье, последнего. Геринг знал, что и Гиммлер, и Геббельс хотели его смерти. Сам он совершенно не испытывал симпатии к этому прожженному интригану, скорее презирал его, но знал, что фон Папен — близкий друг старого президента и хорошо известен за рубежом. Его смерть могла вызвать там сильный резонанс. Поэтому Геринг оставил фон Папена у себя до тех пор, пока Гиммлер с Геббельсом не покинули его дом, после чего приказал своим людям отвести его домой и держать под домашним арестом.

— Геринг спас мне жизнь, — впоследствии скажет фон Папен.

Однако он не сделал ничего ради спасения генерала фон Шлейхера, так как полагал его присутствие в Германии опасным для режима и не был расстроен, когда услышал, что двое эсэсовцев застрелили фон Шлейхера и его жену, «когда те пытались спастись бегством». Скоро до него дошли известия, что расстрелы в Лихтерфельде не прекращаются, и он понял, что Гиммлер и его главный помощник Рейнхард Гейдрих воспользовались случаем, чтобы свести старые счеты.

Под их пулями падали не только коричневорубашечники, но и политики, правые и центристы, на которых они таили злобу. В их числе оказался Густав фон Кар, изменивший своему слову Гитлеру во время Мюнхенского путча в 1923 году; уже старый человек семидесяти двух лет, он был найден зарубленным в лесу, поблизости от Дахау. Был арестован, а потом застрелен в тюремной камере и Грегор Штрассер. Но угнетающе подействовало на Геринга убийство бывшего лидера «Католического действия» (распущенной Гитлером организации, объединявшей круги католических политиков) Эриха Клаузенера, бывшего руководителя отделом полиции в прусском министерстве внутренних дел. Он входил в число тех людей, за которых вступалась Эмма во время первой нацистской чистки в 1933 году. Клаузенер был честным человеком с опасной привычкой говорить то, что думал, и открыто высказывал свои взгляды членам СС, которые работали в его ведомстве.

Тогда Геринг, выполняя просьбу Эммы, сумел вытащить его из штаб-квартиры партии, куда его доставили, предварительно сильно избив, и перевел Клаузенера в министерство транспорта. Но затаенная злоба быстро не проходит, и теперь он услышал, что Клаузенер арестован эсэсовцами и умерщвлен.

Это окончательно убедило Геринга, что расстрелы пора прекращать. Штурмовики были уже разгромлены. Лишившись верхушки, они утратили потенциальную способность к мятежу и теперь были неопасны. Воскресным утром 1 июля он лично явился к Гитлеру и попросил его дать эсэсовским головорезам отбой.

Все это произошло в течение одного дня. Геринг представил список тридцати двух казненных штурмовиков, а Гитлер получил из Мюнхена и некоторых других городов еще сорок фамилий. Общее число семьдесят два Геринг позднее представил в рейхстаге как количество убитых и казненных. На самом же деле их было намного больше, но на тот момент о них никто ничего не сообщил, и лишь позднее стали поступать сведения о найденных трупах.

Гитлер, который весь день 30 июня находился в состоянии полуистерики, 1 июля начал успокаиваться, а встретившись с президентом Гинденбургом, совсем воспрял духом. Вместо того чтобы устроить ему разнос за учиненное кровопролитие, старик начал бормотать слова поздравления. «Когда того требуют обстоятельства, — примерно так заявил он, — никто не должен уклоняться от решительных действий. Если необходимо пролить кровь, пусть это случится».

Герингу он отправил следующую телеграмму:

«Министр-президенту генералу[10] Герингу, Берлин 088/телег. 4012

Примите мое одобрение и благодарность в связи с вашими успешными действиями по подавлению государственной измены.

С дружественной благодарностью и приветом

(Подпись) Гинденбург».

Схожая телеграмма была направлена и Гитлеру, и, опубликованные в газетах, они произвели на немецкий народ соответствующее впечатление. Как впоследствии написал Альберт Шпеер, «фельдмаршал первой мировой войны был для добропорядочных бюргеров личностью в высшей степени уважаемой… Еще с тех пор, как я был школьником, он служил для меня олицетворением самой власти. И то, что акция Гитлера была одобрена этим верховным арбитром, очень успокаивало».

Однако в качестве героя дня чествовали именно Геринга — как человека, который вдохновлял фюрера и своими умелыми действиями по ликвидации мятежа уберег нацию от кровавой гражданской войны. Теперь, когда он проходил по улице или проезжал в открытом автомобиле, публика приветствовала его одобрительными возгласами и аплодисментами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});