Всегда вместе Часть І "Как молоды мы были" - Александр Ройко

— Приеду через две недели, — сказал он, не называя конкретного числа.

Окончание сессии Виктор, конечно, с приятелями отметил. Правда, не со всеми, потому что многие (не так, как он) торопились домой, особенно те, кому далеко было добираться — в комнате он остался один. Было ещё одно обстоятельство — последний экзамен в разных группах проводился в разные дни. Обычно, такая сдвижка была всего в один день. Потому что сессию деканат намечал завершать не позже субботы текущей недели. Но, тем не менее, эта сдвижка была. Группа Самойлова последний экзамен сдала раньше, а вот параллельная группа, в которой у него было много друзей, днём позже. И вот на этот день Виктор решил задержаться в Киеве, чтобы и с параллельной группой, точнее, некоторыми из её студентов, ещё раз отметить окончание сессии. Проведя целый день в скуке, он дождался–таки этого вечера. И в этой группе немало студентов разъехалось по домам, но, всё же, событие отмечало (вместе с Самойловым) девять человек, из них три девушки. Поскольку подобное событие, как сказал кто–то, незаурядное, то решено было для девушек купить вина, а вот ребятам — водки. Виктор не пил водку, точнее, её разновидности самогона (коктейли не в счёт) с памятного для него дня встречи одноклассников и нескольких дней позже. Поэтому он изрядно захмелел, как впрочем, и другие. Но на это никто особого внимания не обращал, всем было хорошо, всем было весело. Рядом с Виктором сидела девушка из параллельной группы, которую звали Тамара. Обыкновенная девушка, ничем особо не приметная. Виктор, естественно, за ней ухаживал, в том плане, что периодически пополнял её стакан (рюмок у студентов не водилось) и подкладывал что–либо на тарелку. А вот Тома, кажется, положила глаз на Самойлова. Она вежливо к нему обращалась и что–то всё время щебетала, пытаясь обратить на себя внимание.

Расходились по комнатам студенты довольно поздно, весёлые и возбуждённые. Виктор ещё зашёл в туалет, где с ребятами выкурил сигарету — он в институте изредка баловался табачным дымом, — чаще всего именно в таких ситуациях — хотя, обучаясь в школе, ни разу не курил. Направляясь к себе в комнату он заметил, что по коридору как–то неприкаянно бродит Тамара.

— А ты почему не идёшь к себе в комнату? — спросил её Самойлов.

— Там занято.

— Что значит занято?

— Понимаешь, туда пошла Алёна вместе с Димкой, — Алёна была подругой Тамары, а Дмитрий — парень из их группы. — Она просила меня погулять немного.

— Понятно. И сколько же это немного?

— А я откуда знаю — может, полчаса, а может быть и час.

— Ладно, пошли ко мне. Не то ты тут так и заснёшь в коридоре.

— Пойдём, — равнодушно ответила Тома.

Но это её равнодушие быстро улетучилось, когда она увидела, что в комнате они находятся только вдвоём. Сначала Самойлов сидел на своей кровати, а Тамара расположилась на другой — спать им, как ни странно, не хотелось. Но вот Тамара (заныв, что ей холодно и скучно одной), пересела к Виктору и прислонилась к нему. Виктор машинально провёл рукой по её волосам, Тома ещё теснее прижалась к нему. Тёплое прикосновение молодого женского тела разожгло слабо контролирующего себя в таком состоянии парня, он обнял её и, спустя мгновение, они уже целовались. И целовались страстно, Виктор никогда с Великановой так не целовался. То были первые робкие юношеские, осторожные, как бы щадящие поцелуи. А сейчас… В общем, эти неистовые поцелуи уложили обоих в койку.

Это был первый сексуальный опыт Виктора, но не первым он был у его партнёрши. Всё было, вроде бы, хорошо. Но, проснувшись рано утром, Виктор почувствовал себя не в своей тарелке. У него после вчерашней пьянки раскалывалась голова. Но отнюдь не это беспокоило его. Главной головной болью сейчас была проведенная им ночь. Не так он себе всё это представлял. Для него вообще была непонятна такая вот близость без каких–либо чувств. В этом была какая–то порочность, неправильно всё было, не должно было так быть. Оказывается, не только девушки думают о красивой любви, о красивых отношениях, о прелести первой брачной ночи. Свойственны были такие мысли и Самойлову. Но где же эта красота, где же эти красивые отношения? В его отношениях с Тамарой всё решила простая физиология, простое влечение самца к самке. Но ведь они же не животные. Вот почему он мысленно всё время повторял: «Неправильно это. Не должно так быть». Нельзя сказать, что Виктор ничего не помнил из прошедшей ночи. Помнил, но это только усугубляло, как ему казалось, чувство вины. Если бы он не помнил, было бы, наверное, проще. Всё можно было бы списать на «пьяную лавочку» и забыть раз и навсегда. Что с пьяных возьмёшь? Так оно, в принципе, и было. И всё же, так, но не совсем. Виктор как раз помнил эту всю нелепую возню, торопливость, своё неумение. Эти воспоминания раздражали и стыдили его. Но хуже было ещё и другое: да, физическое, точнее физиологическое, удовлетворение он получил, но моральное — нет. Он не только его не получил, оно ежеминутно убивало его.

Он смотрел на спящую рядом Тому и подумал о том, зачем ему всё это было нужно. Ответа не было, просто бесконтрольность своих действий, первобытный инстинкт — и всё. Он ещё раз как бы убедился в том, что без чувств такие отношения мало общего имеют с любовью. Да и какая там любовь. Виктор ранее проходил мимо Тамары, почти её не замечая, хотя знал с первого курса. И вряд ли он обратил бы на неё внимание и в дальнейшем. Такие вот дела. Да, это просто был секс, в его самом примитивном виде. Через 10 лет весь Советский Союз облетит крылатая фраза: «В СССР секса нет!», высказанная Людмилой Ивановой — одной из участниц телемоста Ленинград — Бостон. Передача называлась «Телемост Ленинград — Бостон» («Женщины говорят с женщинами»). Вели её Владимир Познер и Фил Донахью.

Правда, официально версия сказанного выглядит следующим образом: одна из американских журналисток пожаловалась на то, что в США на телевиденье эксплуатируют сексуальные образы. Затем она поинтересовалась у Ивановой, нет ли схожей ситуации в СССР, на что та начала отвечать: «У нас секса нет…». Закончить она не успела, потому что фраза тут же утонула во всеобщем хохоте по обе стороны океана. Окончание же фразы, как объяснял позже Познер, вроде бы было таково: «…на телевидении». Но так ли было всё на самом деле? Ведь порядок слов в такой фразе не очень–то русский.

Пока Виктор размышлял о перипетиях прошедшей ночи, наконец, проснулась и Тамара. Они почти не разговаривали, только тихо приветствовали друг друга стандартной фразой «Доброе утро». Ещё чуть молча полежав, они начали торопливо одеваться, собирая разброшенную одежду, и стыдливо отворачиваясь друг от друга. Чувствовалось, что Томе тоже было не по себе. Через минут десять Тамара, немного посидев, так же тихо попрощалась с Виктором и убежала к себе в комнату. После каникул восприятие этого неожиданного приключения немного притупилось. Поэтому встречаясь в институте или общежитии и Виктор, и Тома просто приветливо здоровались друг с другом, слегка улыбались, но даже не пытались завести какой–нибудь разговор, даже на самую нейтральную тему.

Виктор в этот день не планировал прямо с утра ехать домой, к родителям. Но сейчас в этой комнате он уже находиться не мог. Эта комната после случившегося просто раздавливала его. Не таким себе представлял Самойлов первую свою близость с женщиной, совсем не такой. Поэтому он, едва умывшись, быстро сложил свою сумку, закрыл пустую комнату, отдал на вахте ключ от неё и решительно направился на автовокзал. Что можно ещё сказать? Только то, что в итоге этой январской ночью у Самойлова, можно считать, секс то был, а вот чувств, любви, как он для себя определил, как раз не было. А такое положение дел было для него неприемлемо.

ГЛАВА 26

Зимние каникулы

Приехав перед обедом в Таращу Самойлов, не спеша, направился к дому. Как это не странно, но он соскучился по своему родному городу. Было совсем другое чувство в отличие от летнего, когда этот городишко тяготил его и ему нигде не хотелось по нему ходить. А сейчас он с удовольствием, именно не спеша, прогуливался по нему, хотя к дому родителей было всего каких–то 2,5 квартала. Но он внимательно рассматривал всё по сторонам, ища какие–либо изменения, новшества, и как бы впитывая в себя мельчайшие подробности окружающей его среды. Особых изменений в облике знакомого районного центра он пока что не видел, но внимательно обращал внимание на заснеженный город, на который в прошлые зимние каникулы не обращал никакого внимания. Тротуар, по которому он поднимался в гору, был очищен для пешеходов, но не очень тщательно — так, только посредине, чтобы можно было разминуться встречным прохожим. Более тщательно была очищена проезжая часть улицы, но этим занимались снегоочистительные машины. А вот по обочинам дороги и тротуаров было довольно много снега. Хранили остатки снежных шапок и верхушки некоторых деревьев, из чего можно было сделать вывод, что пару дней назад был обильный снегопад. Погода стояла не очень морозная, но, всё же, щёки приезжего ощущали некие щекотания Мороза–воеводы. Впрочем, это не мешало воробьям копошиться у окон двухэтажного дома напротив школы, на которых были вывешены кормушки, и даже иногда чирикнуть. С рамы одного из окон свисал кусочек сала, к которому, словно бы по очереди, подлетали и клевали его две синички. Виктор даже остановился и пару минут любовался этим зрелищем. Остановился он и возле родной школы, надеясь услышать школьный звонок или крики детей. Но, ни того, ни другого не было слышно. Чуть погодя Самойлов вспомнил, что вчера был последний экзамен в параллельной группе, и был он в последний день сессии, то есть в субботу. Значит, сегодня воскресенье. Вздохнув, он пошёл дальше. Теперь ему уже оставалось пройти всего несколько домов. Странно, но с ним ничего подобного давно не происходило. Он поймал себя на мысли, что он как бы заново знакомится с известным ему до каждого камушка, каждой веточки дерева родным городом. Складывалось такое впечатление, что Виктор не был в нём не каких–то полгода (да и то меньше — он приезжал на денёк–другой после колхоза и на ноябрьские праздники), а, по меньшей мере, лет пять, а то и десять. Но тогда он не обращал внимания вообще ни на что. А сейчас что–то изменилось в душе Самойлова. Так же, как он летом бежал из города в Белую Церковь, так он сейчас сбежал из Киева. А потому сейчас всё в его родном городе воспринималось совершенно по–новому.