Трудный выбор - Патриция Мэтьюз

— Да, я владелица «Ля бель фам». В этом ты прав.

— Что за «Ля бель фам»? — озадаченно спросила тетя. Ухмылка Дивера стала торжествующей.

— Объясни ей, если у тебя хватит духу. Расскажи тете, что такое «Ля бель фам»

— Да, Рейчел, что это? Что имеет в виду Джулиус? Рейчел не отрывала взгляда от Дивера.

— Не важно, что вам про меня наговорили. Я не та, кем вы меня называете.

— Но ведь это публичный дом, так? — спросил Дивер. — Либо публичный дом, либо нет. Рейчел вздохнула.

— Да, это бордель, — тихим голосом произнесла она.

— А это, моя дорогая Милдред, просто другое название публичного дома. И что ты теперь думаешь о своей милой племяннице?

Милдред Дивер задрожала от возмущения.

— Рейчел! Нет, я не могу в это поверить!

— Да, тетя Милдред, мне принадлежит это заведение. Но я не собираюсь сама торговать своим телом, — твердым голосом заявила Рейчел. — Теперь у меня есть сын, и я намерена вырастить его…

— Замолчи! — Глаза тети Милдред наполнились слезами. — Подумать только, всего несколько секунд назад я сокрушалась, что твоему отцу не суждено было увидеть внука. Нужно благодарить Господа, что моего брата нет с нами и он не видит, что стало с его дочерью! Он бы умер от стыда!

Рейчел вспомнила Роуз Фостер и предупреждение бывшей хозяйки борделя о том, чего ей следует ждать от людей. Понимая, что это бесполезно, Рейчел все же попыталась объясниться:

— Мне кажется, тетя Милдред, что вы несправедливы ко мне. По-моему, почти нет разницы между тем, что я делала в «Паровозном депо», и моими обязанностями сейчас. Единственное отличие состоит в том, что деньги поступают ко мне, а не в карман Эвелла Рэнкина!

— Я не желаю слушать ничего плохого об Эвелле Рэнкине, — напыщенно заявил Дивер. — Эвелл мой добрый друг, и я был очень расстроен, когда ты без всякой причины ушла от него. Ты поставила меня в неловкое положение, Рейчел.

— Можете не трудиться и не защищать передо мной Эвелла Рэнкина, дядя Мне известно, что он за человек!

— Мне кажется, Рейчел, что, нападая на мистера Рэнкина, ты пытаешься обелить себя в наших глазах, — сердито сказала тетя. Она встала и передала ребенка Рейчел. — А теперь забирай его и уходи из нашего дома — Тетя Милдред, если бы вы только выслушали…

— Нет, я не буду ничего слушать! — Милдред уже перешла на крик. — Уходи немедленно и больше не возвращайся, пока не очистишь свою душу от… от греха, в который ты впала.

— Подумать только, — самодовольно изрек Дивер, — мы приняли тебя в семью, воспитывали, как собственную дочь, а ты так опозорила нас!

Рейчел вспомнила сцену, когда Джулиус Дивер забавлялся с проституткой в Коннерсвилле, и холодно сказала:

— Думаю, мне пора возвращаться в свой публичный дом. По крайней мере я не лицемерю.

Лицо Дивера вспыхнуло, и на нем появилось озабоченное выражение.

— Что ты имеешь в виду? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Вы прекрасно знаете, дядя, что я имею в виду, — ответила она и повернулась к выходу. — Вам обоим не о чем беспокоиться, — бросила она через плечо. — Больше вы меня никогда не увидите.

Три недели спустя открылась «Ля бель фам». Снаружи заведение совсем не походило на «Паровозное депо», которое напоминало большой роскошный отель. «Ля бель фам» выглядела как резиденция богатого железнодорожного магната — именно такое впечатление Рейчел и рассчитывала создать. Дом был расположен в конце Эймс-стрит, на приличном расстоянии от ближайшего салуна, на краю той части города, в которой должны были строиться жилые дома.

Внешне на доме отсутствовали какие-либо признаки, указывавшие на его назначение. Внутри все было обставлено с большим вкусом. Однако, несмотря на попытки Рейчел замаскировать свое заведение, все в «Конечном пункте» знали, чем занимаются в «Ля бель фам».

Рейчел и представить себе не могла, что ей так трудно будет привыкать к тому, как относятся окружающие к ее новой профессии. Люди, раньше искавшие дружбы с молодой женщиной, теперь сторонились ее. Поначалу она убеждала себя, что это ей просто кажется, но со временем реакция окружающих становилась все более очевидной. Роуз Фостер была права!

Рейчел беседовала на эту тему с Дэвидом Спенсером вечером накануне открытия «Ля бель фам».

— Не знаю, Дэвид, — призналась она. — Боюсь, что я совершила большую ошибку.

Она стояла, облокотившись на пианино. Новый инструмент был ей не по карману, но старый отремонтировали, настроили, отполировали, и он выглядел почти как новый. Но ни красота пианино, ни изысканное убранство гостиной «Ля бель фам» не могли соперничать с прелестным видом самой Рейчел. На ней было платье из светло-зеленого шелка, узкое в талии и с пышной юбкой, спускающейся к ногам многочисленными ярусами. Лиф был искусно расшит кружевами и украшен розами; один ярко-красный бутон Рейчел специально приколола так, чтобы закрыть глубокий вырез, делавший фасон платья чрезвычайно смелым.

Дэвид тоже был нарядно одет. Он выглядел очень красивым в элегантной черной куртке, кружевной рубашке и черном бархатном галстуке. Но в этот вечер у него из-за пояса, как всегда, торчал пистолет. Постоянное присутствие оружия почему-то никак не вязалось с обликом человека, так великолепно играющего на пианино. Рейчел никогда не расспрашивала Дэвида о его прошлом, и его душа оставалась для нее загадкой.

В ответ на признание Рейчел Дэвид поднял на нее глаза и улыбнулся. Он негромко наигрывал на пианино, слегка покачиваясь в такт музыке.

— Вы хотите сказать, что не верите в свою способность справиться со всеобщим презрением? Вот уж не думал, что это будет вас волновать, Рейчел.

— Это меня не волнует, — ответила она. — У меня к ним нет никакого уважения. Почему же они должны уважать меня?

— Так держать, девочка! — засмеялся Дэвид. — Цинизм до самого конца. Но скажите мне, в чем тогда заключается ваша большая ошибка?

— Если все вокруг презирают меня, то сегодня они могут не прийти сюда. Но, Дэвид, если у меня не будет клиентов, я потеряю все!

Дэвид покачал головой, и его зубы сверкнули в улыбке.

— А вот теперь я вижу перед собой такую Рейчел, какую я узнал и полюбил. Ею движет единственно истинный бог человечества — алчность!

— Как вы себя ведете, Дэвид, — сказала Рейчел, не в силах сдержать смех. — Но не кажется ли вам, что я имею право волноваться?

— Право — возможно, — ответил он. — Но ни необходимости, ни причины для беспокойства у вас нет. Сегодня здесь отбоя не будет от посетителей — помяните мое слово.

— Что заставляет вас так думать?

— Именно то, моя невинная Рейчел, что, кроме алчности, есть еще два божества, едва ли менее могущественные, похоть и лицемерие. У вас будет масса клиентов, можете не сомневаться.