Черный лед - Майкл Коннелли

— Как в доте, — пробормотал Босх, оглядывая тесное помещение.

— Что?

— Это я так, — откликнулся Босх, никогда не сидевший в доте и потому не имевший никакого представления о том, как там внутри. — Похоже на тюремную камеру.

— Пожалуй, — согласился Агильо. Босх понял, что он ненароком оскорбил мексиканца, предложившего ему, гостю, лучшее место в своем скромном доме. — Но зато отсюда все великолепно видно, — поспешил он загладить свою ошибку. — Панорама отличная!

В бетонной ложе был довольно громкий и неприятный резонанс, а к запахам арены примешивался тяжелый дух давно пролитого пива. Крошечная комната дрожала и вибрировала от шагов тысяч любителей корриды, заполнявших стадион над их головами. Сверху доносились звуки духового оркестра; Босх выглянул в окно и увидел, как представляли тореро. Толпа на трибунах заволновалась, ее возбуждение передалось и Гарри, а гром рукоплесканий, усиленный и повторенный каменными стенами, едва не оглушил его.

— Здесь, наверное, можно курить? — на всякий случай спросил Босх.

— Разумеется, — откликнулся Агильо, вставая. — Qieres tomar una cerveza?[10]

— Да, неплохо бы. Мне понравился «Текэй», если здесь его продают.

— Безусловно. Запри за мной, я постучу.

Агильо кивнул и вышел. Гарри запер за ним дверь, размышляя, зачем он это делает: чтобы защититься или предотвратить нежелательные визиты посторонних? Оставшись один, Босх сразу отметил, что, несмотря на толстые бетонные стены и низкую амбразуру окна, он вовсе не чувствует себя в безопасности. Пожалуй, это все-таки не дот, а нечто менее надежное.

Он поднес бинокль к глазам и начал рассматривать ложи на противоположной стороне. Бóльшая часть их пустовала, а среди людей, занимавших остальные, Гарри не заметил никого, хотя бы отдаленно напоминавшего Зорилло. Тем не менее ему сразу бросилось в глаза, что ложи на теневой стороне выглядят обжитыми. На их стенах висели ковры, на полках стояли напитки, а мягкие кресла казались уютными. Эти места явно принадлежали постоянным посетителям.

Вскоре вернулся Агильо с пивом. Гарри впустил его в ложу, и представление началось.

Первые два раунда, совсем не зрелищные, не вызвали интереса даже у неискушенного в тонкостях корриды Босха. Агильо и вовсе назвал их паршивыми. В обоих случаях решающие удары шпагой в шею не достигали цели, то есть не убивали быка, и публика не скупилась на насмешки. Представление превратилось в долгое, кровавое, неумелое убийство, не имевшее ничего общего ни с искусством, ни с испытанием мужества. Публика оживилась только во время третьего раунда, когда на арену выскочил черный как смоль бык с белесым клеймом в виде буквы «Z». Толпа взорвалась аплодисментами, гулко отозвавшимися в ложе Босха и Агильо. Бык атаковал лошадь ближайшего к нему пикадора так стремительно и свирепо, что стеганая попона, прикрывавшая коня, взлетела до самого бедра всадника. Пикадор вонзил копье в загривок быка и налег на него всем весом, однако это только разъярило зверя. Бык круто развернулся и атаковал лошадь еще раз.

Все это происходило не далее чем в тридцати футах от Босха, но он все равно поднес к глазам бинокль, чтобы рассмотреть столкновение в подробностях. Он отчетливо видел, как лошадь попятилась, натягивая вожжи, и как пикадор рухнул на арену. Разрывая рогами войлочную попону, бык теснил испуганное животное. Лошадь споткнулась и повалилась на своего поверженного седока.

Толпа завопила, а на арену выбежали несколько бандерильеро с яркими плащами в руках. Взмахивая ими, они пытались отвлечь внимание быка от упавших коня и всадника. Кто-то помог пикадору подняться, и он, хромая, направился к воротам ринга. Только там он оттолкнул поддерживающие его руки и пошел сам. Лицо его блестело от пота и покраснело от стыда, поскольку крики, доносившиеся с ближайших к проходу рядов, звучали откровенно издевательски. Босх, не отнимавший от глаз бинокля, чувствован себя так, словно стоял рядом с пикадором. Брошенная откуда-то сверху квадратная подушечка отскочила от плеча пикадора, но тот даже не поднял головы. Сделай он это, и на него обрушился бы настоящий град подушек и банановой кожуры.

Бык завоевал симпатии толпы на трибунах, но уже через несколько минут она восторженно приняла его смерть. Шпага матадора вонзилась ему в шейную артерию, передние ноги быка подогнулись, и огромная туша повалилась в песок. Тут же один из тореро, выглядевший намного старше остальных, выбежал вперед с коротким кинжалом в руке и нанес быку последний удар в основание черепа. Мгновенная смерть после долгой пытки. Босх видел, как тореро отер клинок о шкуру животного и отошел в сторону, засовывая кинжал в пристегнутые к расшитому жилету ножны.

Между тем на арену вывели трех запряженных мулов. Рога убитого быка обмотали длинной веревкой, и мулы с натугой поволокли прочь колышущуюся тушу, оставлявшую за собой в песке ровную, словно выглаженную, дорожку. На черной шкуре животного алела брошенная с трибун красная роза.

Гарри посмотрел на человека с кинжалом. Его участие в представлении, видимо, ограничивалось тем, что он наносил «удар милосердия». Босх не знал, действительно ли это милосердие или еще одно проявление жестокости. Черные волосы пожилого тореро тронула седина, а лицо выражало усталую невозмутимость. Черты его казались высеченными из коричневого камня, в расщелинах которого виднелись безжизненные и бездушные глаза. Таким, наверное, было и лицо Арписа, человека с тремя вытатуированными слезами, когда он душил Портера и нажимал на спусковой крючок ружья, приставленного к голове Мура.

— Бык храбро сражался и выглядел довольно хорошо, — заметил Агильо. Во время трех боев он говорил очень мало, комментируя в основном опыт и движения матадоров.

— Зорилло, будь он здесь, мог бы гордиться им, — согласился Босх.

А Зорилло все еще не было. Босх периодически поглядывал в ложу, указанную ему Агильо, но она оставалась пустой. Теперь же, когда коррида шла к концу, Босх сомневался, что человек, вырастивший быков для сегодняшнего дня, появится.

— Хочешь ехать, Гарри?

— Нет. Я буду здесь до конца.

— Хорошо. Последний бой должен быть самым интересным. Сильвестри — лучший матадор Мехикали. Может быть, еще пива?

— Хорошо бы, только давай я сам схожу. Мне как-то неловко, что ты…

— Нет, это моя обязанность. Хочу отблагодарить тебя хотя бы таким способом.

— Ну, как угодно, — сказал Босх.

— Не забудь запереться.

Босх запер дверь и взглянул на свой билет. На нем были напечатаны имена всех сегодняшних бойцов. Матадора Сильвестри звали Кристобаль. Агильо говорил, что это самый искусный и отважный боец из всех, каких когда-либо видел.

С трибун раздались хлопки и приветственные вопли, когда последний бык — еще одно черное чудовище — выскочил на арену, чтобы сразиться с врагами. Тореро сновали вокруг него со своими голубыми и зелеными плащами, распускавшимися от ловких движении словно диковинные тропические цветы. Босха очаровал ритуальный блеск корриды, хотя первые бои не удались. Теперь он понял, что это красочное и яркое представление вовсе не спорт, а нечто большее. Испытание. Проверка ловкости и мастерства, мужества и отваги. Гарри решил, что если у него будет время, то он постарается посещать корриду как можно чаще.

В дверь постучали, и Босх поднялся с шаткого раскладного кресла, чтобы впустить Агильо. Но это оказался не он. На пороге стояли двое; одного из них Босх никогда не встречал, а второго узнал через несколько секунд. Это был капитан Грена, начальник следственного отдела полиции Мехикали.

— Можно нам войти, сеньор Босх? — Гарри отступил в сторону, но в ложу вошел только Грена, а его спутник остался в коридоре, словно на часах. Капитан закрыл за собой дверь и тщательно запер ее. — Чтобы нам никто не мешал, согласны? — спросил он, обводя взглядом ложу. На этот осмотр Грена потратил столько времени, будто они стояли не в крошечной комнатенке, а в баскетбольном зале, где без труда могли укрыться нежелательные свидетели. — Я люблю приезжать к последнему бою, сеньор Босх, — промолвил наконец капитан. — Особенно когда на арену выходит Сильвестри. Это настоящий мастер. Надеюсь, вам он тоже понравится.

Босх кивнул и бросил небрежный взгляд на ринг. Бык двигался и был полон сил, а тореро едва успевали отскакивать от него.

— А где Карлос? Куда он пошел?

— За сервесой. Но вы, наверное, и так это знали, капитан. Почему бы вам не сказать прямо, что тут затевается?

— «Затевается»? Что это значит?

— Что вам нужно, капитан? Почему вы пришли сюда?

— Ах, si… Сеньор Босх хочет полюбоваться нашим маленьким праздником и не желает отвлекаться на скучные дела. Ближе к делу, вы это имели в виду?

— Можно сказать и так.

Трибуны взорвались восторженными криками, и собеседники глянули в амбразуру. На арену, в белом с золотом костюме, вышел Сильвестри, готовый начать охоту на быка. Он шел обманчиво медлительным шагом, с напряженно-прямой спиной и изящно склоненной головой. Суровый взгляд Сильвестри неотрывно следил за быком, который носился по арене широкими кругами и тряс вонзенными в загривок желтыми и голубыми бандерильями.