Невероятное путешествие мистера Спивета - Рейф Ларсен

Отец скептически заглянул в туннель.

– А потолок надежный?

– Скорее всего, не очень, – признал Борис.

Отец потыкал на пробу стенки туннеля и пожал плечами.

– Черт, как-то под Анакондой меня завалило на полтора дня – тут не так паршиво.

– Борис. – Я протянул ему ручку со встроенной камерой. – Мне очень жаль…

– Не бери в голову, – отмахнулся он, убирая ручку в карман. – У нас есть и другие помощники. Славный парень по имени Винсент. Теперь ручка будет принадлежать его отцу. Хорошую историю всегда можно повторить.

Я начал вытаскивать из лацкана значок с мегатерием, но Борис мне не дал.

– Оставь себе. Пожизненное членство.

– Спасибо, – поблагодарил я и включил фонарик. Борис отсалютовал нам, а потом медленно задвинул стену на место. Она закрылась наглухо. Мы с отцом остались одни.

И зашагали во тьму. Подземелье было глубоким, пахло землей. На головы нам что-то капало. Сперва я боялся, что туннель вот-вот обвалится, но по мере того, как мы шли все дальше, мир словно бы отступал, уплывал вдаль.

Первое время мы оба молчали. Слышался лишь звук наших шагов.

А потом я спросил:

– Почему ты не остановил меня в то утро, когда я уходил с ранчо?

Я ждал. Возможно, я переоценил глубокую любовь на его лице, когда он увидел меня в Капитолии. Возможно, мне просто померещилось. Возможно, он вовсе не любит меня и никогда не любил. И все же: он бросил ранчо и проделал весь путь до Вашингтона. Ради меня.

Наконец он заговорил:

– Знаешь, вся эта си-ту-а-ция – твоей матери дело. Я с самого начала думал, дерьмо это все, да сам знаешь, она вроде как в таких вещах получше моего смыслит, вот я ей и не перечил. Я сам чертовски удивился, как увидел, что ты в этакую рань крадешься по дороге, да еще с Лейтоновой тележкой, но решил – это какой-то план, а я просто не в курсе. Страсть как хотелось, по крайности, доброго пути тебе пожелать – еще бы, когда мой мальчик уходит в большой мир… да не хотелось спутать карты твоей матери, смекаешь? Она-то за тебя переживает, страсть. Может, на вид и не показывает… эх, да все мы не особо как выразительны, но она тебе предана по уши. Только вот теперь-то я вижу, дерьмовый был план, мать твоя меня надула, тебе оно на пользу не пошло. А теперь мы с тобой плетемся тут под землей на триста миль под Вашингтоном, точно какие мятежники, которым вздумалось подорвать Линкольна. Впрочем, с тобой все в порядке… С тобой все в порядке, и это мои при-о-ри-те-ты на вот прямо сейчас. С моим мальчиком все хорошо.{219}

Тут он облизал пальцы, снял шляпу и нахлобучил ее на меня. И шутливо ткнул меня в плечо – чуть сильнее, чем стоило бы. Шляпа оказалась тяжелее, чем я ожидал, пропитанный отцовским потом ободок холодил мне лоб.

Остаток пути мы прошли молча, луч фонарика плясал в темноте перед нами, звук наших шагов звучал громко и гулко, но все это было совершенно не важно. Ничего было уже не важно. Мы были вне существующих карт.

И когда туннель начал потихоньку подниматься, я вдруг понял, что хочу, чтобы этот подземный мир никогда не кончался. Хочу вечно идти бок о бок с отцом.

Руки мои коснулись двери. Я замешкался. Отец щелкнул языком и кивнул. Я толкнул дверь и шагнул на свет.

Т. В. хотел бы поблагодарить Джейсона Питта и Лоренса Цвибеля за помощь в исследовании о хоботке Anopheles gambiae. Доктора Пола Экмана за то, что он своей системой кодирования лицевых движений помог ему лучше понять взрослых. Кена Сандау из Монтанского геологического бюро за предоставление карт Бьютта, составленных по аэроснимкам. Миннеаполиский институт искусств и мемориальный фонд Кристины Р. и Суон Дж. Тернблад за позволение скопировать часть изображенной Одним Быком «Последней позиции Кастера» на задней стенке Джорджины (пусть даже рисунок так и остался незаконченным). Центр водных ресурсов Миссури за диаграммы и вообще за любовь к воде. Рейвин Тернер за терпение по отношению к его орфографическим ошибкам в переписке, а также за позволение использовать ее рисунок, изображающий звуки брамсовского «Венгерского танца № 10». Мистера Виктора Шрегера за великолепные фотографии птиц, рук и птиц, сидящих на руках, в том числе за «Канадскую славку». Макса Бределя за изображение вестибулярного аппарата, оригинал которого хранится в Архивах Макса Бределя, отдел медицины в изобразительном искусстве, университет Джона Хопкинса, Школа медицины, Балтимор, Мэриленд, США. Национальный парк Скоттс-Блафф за сделанную Уильямом Генри Джексоном фотографию экспедиции Гайдена 1870 года. Правонаследников Отри за позволение Т. В. использовать Ковбойский кодекс Джина Отри. Марти Холмер за ее карты, мудрость и схемы парадной расстановки столовых приборов из книги Эмили Пост «Этикет», 17‑е издание, под ред. Пегги Пост. Эмили Харрисон за диаграммы лущения кукурузы и пространственно-временных туннелей Среднего Запада. Паккар Инк. за диаграммы товарных вагонов и общие сведения обо всем движущемся. Бьерна Уинклера за волшебные фотографии стай скворцов при феномене «черного солнца Дании». Лабораторию биологии моря при библиотеке Вудсхоллского института Океанографии и Альфонса Милн-Эдвардса за прекрасные анатомические рисунки Limulus polyphemus. Пабликейшн-Интернейшнл Лтд. за схемы устройства холодильника. Рика Сеймура с Inquiry.net и «Навесы, хижины и сараи», Дэниэла Берда за указания и схемы того, как правильно рубить лес. И, само собой, доктора Терренса Йорна за сведение воедино избранных трудов Т. В.

Спасибо всем мыслящим существам, но, конкретнее, спасибо необыкновенно щедрым и любезным монтанцам: Эду Харвею, Абигайль Бранер, Рику Чарльзворту, Эрику и Сьюзен Бендвикам, а также заботливым душам из Общественных архивов Бьютта-Силвер-Боу.

Спасибо всем студентам и преподавателям колумбийской магистратуры искусств за их бесконечную мудрость и неутомимый труд. Особенная благодарность Бену Маркусу, Сэму Липсайту, Полу Ла-Фаржу и Кэтрин Уэбер за их неоценимую поддержку. Мне страшно повезло работать вместе со всеми вами.

Также мне посчастливилось с замечательнейшими читателями: Эмили Харрисон, Аленой Грэдон, Ривкой Гэлчен, Эмили Остен, Эллиотт Холт и Мариеттой Бозовик. Они – настоящее войско, не становитесь у них на пути!

Я в глубочайшем долгу перед моим агентом, Дениз Шэннон – должно быть, лучшим литературным агентом в мире. В штиль или в бурю, но ее рука на штурвале не дрогнет. И невероятной Энн Годофф, столь многому меня научившей. Также спасибо Николь Уинстэнли, Стюарту Уильямсу, Хансу Йюргену Балмсу, Клэр Ваккаро, Веронике Уиндхолц, Линдсей Уолен, Даррену Хэггеру, Трейси Лок и Марти Холмеру. Я благодарен вам всем за терпение и доброту. И, наверное, самая большая моя благодарность – Бену Гибсону, который неутомимо трудился над этим проектом, сделал его таким красивым и увязал со всей моей мелочной ерундой.

Спасибо Барри Лопесу за создание образа Корлиса Бенефидео в рассказе «Картограф», впервые опубликованном в «Джорджиа Ревью». Образ был использован с разрешения автора.

Спасибо Луису Хетланду, моему учителю в седьмом классе – он научил меня (почти) всему, что я знаю.

И: Джаспер, мама, папа и Кейти – спасибо! Я люблю вас. Вы сделали меня тем, кто я есть.

Ну вы поняли кто.

Сноски

1

Добро пожаловать в столицу! (фр.)

2

очень устали (фр.)

3

Как много багажа! Боже мой! Это невероятно, не правда ли? (фр.)

4

Да-а-а-а! Ребенок! (фр.)

Вставки

1

Я постоянно боролся с поразительным уровнем энтропии в моей крохотной спальне, битком набитой отложениями жизни картографа. В их число входили: геодезические приборы, старинные телескопы, секстанты, мотки бечевки, банки с воском, компасы и притулившийся на письменном столе скелет воробья (в момент моего рождения о кухонное окно насмерть разбился воробей. Орнитолог из Биллингса восстановил рассыпавшийся скелет, а я получил второе имя).

Скелет воробья. Из блокнота З214

2

И, думаю, была совершенно права.

Каждый инструмент в моей комнате висел на строго отведенном месте, а на стене за каждым прибором я начертил его контуры и подписал название – как бы эхо самого инструмента. Таким образом, я всегда знал, чего недостает и куда это надо поместить.

Однако даже при такой системе что-то падало, что-то ломалось, а на полу скапливались груды мусора, сбивая меня с толку. Мне было всего двенадцать, но путем наблюдения за тысячами закатов и рассветов, рисования и перерисовывания тысячи карт, я уже успел впитать жизненно важную концепцию, что все рано или поздно приходит в упадок и убиваться по этому поводу глупо.