Эхолетие - Андрей Сеченых

– Самойлов, подробно – это более развернутое повествование. Что связало вас, студента юридического, и его, преподавателя французского? Почему именно вас он приобщил к поискам родственника?

– Я способный.

– В смысле? – не понял следователь.

– Мы познакомились на капустнике. Поговорили с ним немного, и я понял, кого он ищет. Вот и всё. Так что он меня ни к чему не приобщал. Само собой всё получилось.

– Очень интересно, – дознаватель смотрел на парня с явным недоверием, – то есть вы до этого не собирали о нём сведений? Не общались с его знакомыми? Вы фарцовкой случайно не балуетесь?

– Нет, я не фарцовщик. Просто многое замечаю.

– Ну это легко проверить, – следователь на секунду задумался, – расскажите обо мне, например, если хотите, чтобы я вам поверил. Удивите меня.

Лёшка, не поднимая глаз, ответил просто:

– Сурков, Игорь Витальевич, – и замолчал. Следователь усмехнулся с победным видом:

– Хвалю, что запомнили мои данные из удостоверения. Да, признаюсь, это редко кто делает. Но это так… очень средние способности. Точнее, ниже средних . Жаль, но не удивили.

Лёшка понял, что следак попался въедливый, так просто не отвяжется, а время терять было жаль. Он взял со стола свой студенческий, машинально открыл его и произнес:

– Не женаты. Живете с родителями. Старший лейтенант. На днях расколотили китайский термос. Планируете перейти из прокуратуры в следственный отдел КГБ. Пытаетесь бросить курить, но не получается. В ящике стола лежит пепельница и жареная курица. До кабинета двадцать три ступени. Собственно всё… да, еще свою печень проверьте.

Судя по опешившему лицу служителя Фемиды, Самойлов везде попал в точку. Сурков сидел съежившись и часто помаргивал глазами. Он протянул руку, забрал Лёшкин студенческий, открыл его, но следов своей биографии там не обнаружил.

– Вы с кем-то знакомы здесь в прокуратуре?

Следователь пытался выстроить логические объяснения услышанному.

– Опять вы за свое… с вас пепельница, а я спокойно объясню. Идет? Вон – там, – Лёшка ткнул на фотографию, стоявшую на столе, – вы в форме старлея. Я так понимаю, это был день милиции. Вряд ли вам присвоили очередное звание за четыре месяца. На подоконнике пятно от термоса. У меня дома такое же. Сегодня в ночное дежурство его нет, значит, разбит. Если бы я сидел напротив дипломата, то не рискнул бы называть производителя. А в нашем случае, конечно, китайский, другие в городе не продаются. Галстук, который вы надели, был актуален лет семь назад. Сейчас «селёдки» не носят. Была бы жена, она бы подсказала. Бюст Дзержинского выставляют либо действующие сотрудники КГБ, либо те, кто собирается ими стать. В кабинете не накурено, но табачный дух присутствует. Значит, курите исподтишка. Плюс ко всему, вы слишком демонстративно не желаете замечать сигарет. Ну, а курица… этот запах ни с каким другим не перепутаешь.

– М-да… – недоверчиво протянул Сурков, доставая металлическую пепельницу из нижнего ящика стола и подвигая её к Самойлову. – Всё так и есть. Только ступенек восемнадцать, да и с печенью вроде всё в порядке.

Лёшка с удовольствием закурил и коротко пояснил:

– Ступеней восемнадцать в двух маршах. Плюс две перед дежурным и плюс три на входе. А за печень я рад, но у вас пожелтевшие склеры глаз. Значит, я просто ошибся.

Других аргументов просто не было. Следователь снял с себя галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и провел рукой по покрасневшей шее.

– Хорошо, Алексей. Скажите, а у вас есть соображения по поводу сегодняшнего инцидента? Вы алкоголь напрочь исключаете? Как проходили ваши поиски его родственника?

Самойлов сейчас понял, как он был неправ. Если бы держал себя в руках, то и не наговорил бы лишнего. «Следы волочения». Кто его за язык тянул? Теперь надо было как-то выкручиваться.

– Игорь Витальевич, с выводами я, наверное, поспешил. Знаете, просто испугался, когда Поля увидел. Я сначала подумал, что он мертв. – Лёшка нервно передернул плечами. – Сейчас сижу и думаю, что могли, конечно, напасть или хулиганы или с целью ограбления. Водку могли выронить. Но вы задали вопрос по поводу наших поисков, и я подумал, что Поль мог понервничать и выпить лишнего. Ну и лбом приложился. Мы искали его деда в архивах, потом ездили в Синие Дали к ветеранам, но мало что смогли узнать. Думаю, Дюваль очнется и расскажет, как было дело, чего нам гадать.

– Согласен, если очнется, конечно. Врач не очень уверен был. Ну ничего, дождемся, – следователь приступил к заполнению протокола. Два десятка казенных фраз точно описали произошедшее событие. За десять минут все было готово. – Подпишите, где галочки, в трех местах и в конце фразу «с моих слов записано верно, мною прочитано».

Лёшка пробежал глазами текст и подставил число и подпись. Вернул протокол Суркову. Тот встал и протянул ему руку:

– А в медицине откуда познания?

– Из книг.

Как только Самойлов оказался дома, он быстро залез в джинсы и в заднем кармане нашел клочок бумаги с телефоном. Надо было позвонить матери Поля. Времени было уже половина одиннадцатого, но во Франции минус два часа. «Нормально», – подумал он и соединился с телефонисткой:

– Девушка, доброго вечера, хочу заказать разговор с Францией, город Тур… ага, диктую, – Лёшка повторил два раза номер домашнего телефона Катрин. – Ага… а это мой домашний… когда? В течение часа? Хорошо, жду.

Самойлов вскипятил чайник, насыпал в чашку кофе и сделал глоток. Нервы потихоньку пришли в норму. Пришло время делать выводы. Лёшка закурил, закинул ноги на соседнюю табуретку, продолжая помешивать еще горячий кофе. «Конечно, Поль, по определению, не мог быть пьяным. Значит, нападение. Если бы ограбление, то зачем водку подкладывать? Ой… блин, там же мои пальцы остались. Приплыли». Лешка вспомнил, чем он обрабатывал рану Дюваля. «Ладно, проехали. Они подложили ему в руку водку и, очевидно, налили её в рот, чтобы отвести подозрение. Какое там нападение? А с пьяного, известно, какой спрос. Лбом об столб, прошел еще два метра, упал в кусты, ночью никто бы не заметил, а утром при минусовой температуре был бы трупом. Со всех трибун вещают – пьянству бой! Вот и результат, товарищи. Не подкопаешься».

Самойлов догадывался, что послужило причиной для нападения и кто именно стоял за этим преступлением. Дело принимало скверный оборот. Если станет известно, что Поль остался жив, то появляется вероятность того, что это может повториться еще раз, но уже в больнице. Поэтому он и решил вызвать Катрин. Одному весь день возле друга не продежурить, а с матерью они могут сидеть день через день, пока Поль не встанет на ноги.

Непривычно длинные звонки телефона прервали его размышления. Лёшка затушил сигарету и взял трубку, машинально глянув на часы. «Ничего себе оперативность. Десять минут всего прошло…».

– Да, заказывал . Спасибо, соединяйте.

Щелкнуло реле, и совсем рядом раздался мелодичный женский голос:

– Bonjour, je vous ecoute (Здравствуйте, я вас слушаю).

– Здравствуйте, мадам Дюваль. Меня зовут Самойлов Алексей, я друг Поля.

– Здравствуйте, Алексей, мне Полюшка писал про вас, – Катрин легко перешла на русский, но в голосе добавилось тревоги и немного хрипотцы, – С ним что-то случилось?

– Не волнуйтесь, мадам Дюваль, он поскользнулся во дворе и попал в больницу. Руки – ноги целы, но сотрясение мозга имеется. Я позвонил… может, вы сможете прилететь? У Поля, кроме меня, друзей нет. Я, конечно, присмотрю за ним, но знаете… сессия, семинары, коллоквиумы. Я смогу, но не каждый день.

– Когда это случилось, Лёша? Он в сознании? – на другом конце провода несколько раз щёлкнули зажигалкой.

– Два часа назад. Практически при мне упал. – Самойлов, как мог, пытался успокоить и приободрить Катрин. – Знаете, у него лоб чугунный. Врач именно так и сказал. Насчет сознания сказать не могу, не знаю. Его быстро забинтовали и увезли. Адрес больницы известен. Завтра проведаю. Если не сможете прилететь, тогда звоните.

– Я прилечу, Алёша. Завтра же с утра позвоню в посольство и попытаюсь открыть визу.

– Мадам Дюваль, я тут подумал… я тогда, наверное, сейчас сбегаю на почту и отправлю вам срочную международную телеграмму. Вам так проще будет получить визу. Текст напишу серьезный, но вы не пугайтесь – это для посольских.

– Спасибо вам, Лёша, как-то я не подумала об этом. Я приеду и оплачу все ваши расходы за переговоры, телеграммы и за беспокойство, не сомневайтесь. Я знаю, у вас… – она немного замялась, пытаясь корректнее построить фразу, – не очень хорошо с текстильной промышленностью. Если что-то надо, могу купить и привезти с собой. Просто скажите.

– Искренне благодарю вас, мадам Дюваль, однако с легкой промышленностью у нас как раз всё в порядке, но… – Самойлов перешел на доверительный шепот, – вот красные «Феррари» совсем перестали выпускать. Если есть лишняя машина, захватите с собой.

Несмотря на плохие новости Катрин неожиданно рассмеялась, совсем как девчонка.