Что известно реке (ЛП) - Ибаньез Изабель

Любопытство заставило меня задержаться.

— Что это?

Абдулла усмехнулся.

— Приглашение?

Дядя Рикардо заметно обдумывал свой ответ, его хмурый взгляд становился все красноречивее с каждой новой секундой. Если бы кто-то писал его портрет, то выражение лица у него было бы именно такое. Мой дядя в своем самом естественном состоянии.

— Ненавижу, когда ты так самодоволен, — проворчал дядя в ответ.

Я присела на камень.

— От кого приглашение?

— Оно на новогодний бал, который ежегодно организует Шепард, — весело сказал Абдулла. — Ваш дядя никогда его не посещает.

— Почему ты не хочешь сходить? — вклинилась я.

Дядя вздрогнул.

— Потому что, Инез, это значит отлучиться от работы, в то время как кучу всего еще предстоит сделать. Я никогда не объявлю о наших находках, и хотя я доверяю большинству членов нашей команды, я знаю, что наивно полагать, будто бы наше открытие останется незамеченным в течение долгого времени. Необходимо зафиксировать все найденное с надлежащей и непредвзятой объективностью, пока Филы не посетили некомпетентные господа, называющие себя археологами. Идиоты, все они.

Он почти убедил меня. Но я вспомнила его жесткое выражение лица, когда он говорил о папе, вспомнила, как он заставил меня поверить, что оба моих родителя погибли, потерявшись в пустыне.

Моему дяде следовало бы играть в театре. Он бы заработал целое состояние.

— Во время бала здесь никого не будет, — мягко заметил Абдулла, подхватывая нить разговора. — Не забывай, что я буду следить за порядком, так как меня не приглашали.

— Как я и говорил — идиоты, — сказал дядя Рикардо. — Большинство из них — знаменитые расхитители гробниц, крадущие все, что плохо лежит. И я имею в виду все: саркофаги с мумиями, обелиски, сфинксы. Буквально тысячи артефактов. Остались единицы, — сказал мой дядя. — заботящиеся о надлежащем ведении записей; понимающих, необходимость знаний и сохранения прошлого Египта.

— Но поскольку они египтяне, их часто исключают, как и меня, — сказал Абдулла с тихой яростью. — И до тех пор, пока я не потеряю возможность делать исследования, ничего из найденных нами вещей, не будет передано Службе Древностей.

Мое сердце разрывалось от жалости к нему. Предательство моего дяди могло подкосить его.

— Рикардо, — Абдулла протянул руку. — Дай мне это, пожалуйста.

Дядя молча передал второе письмо Абдулле. Тот прочитал его один раз, потом второй.

— Я не понимаю, — сказал Абдулла. — Масперо отменил твой фирман? Но почему?

Лицо дяди исказилось от гнева.

— Подозреваю, что сэр Ивлин имеет к этому непосредственное отношение, этот ублюдок.

— Тебе следует присутствовать на балу, — сказал Абдулла. — И все исправить. Ты знаешь, что поставлено на карту.

— Зази ненавидела каирские приемы, — запротестовал Рикардо.

— Ненавидела, — согласился Абдулла.

— Но она ходила со мной.

Абдулла уже качал головой.

— Мой приезд только усложнит ситуацию. Ты это знаешь.

— Но—

— Я знаю свою сестру, и она сказала бы тебе сходить.

Рикардо застонал.

— Мы можем скрыть—

— Этого будет недостаточно, чтобы одурачить опытного археолога, — Абдулла наклонился вперед, нахмурив брови. — Подумай о том, чего хотела бы Зази, Рикардо.

Мой дядя неверящим взглядом уставился на своего шурина. Но постепенно он сдался под тяжестью спокойной твердости Абдуллы.

— Хорошо, я поеду. После Навидада.

Я как-то совсем запамятовала о приближающемся Рождестве. Мы никогда не праздновали его всей семьей день в день. Мои родители каждый год уезжали в Египет, и мы обменивались подарками после их возвращения. Прошлогодний раз был последним для меня и моего отца. Жаль, что я не знала об этом. Я была замкнута и угрюма, раздраженная тем, что мне в утешение устроили праздник зимой, в то время как все остальные в Буэнос-Айресе праздновали его как положено в декабре, летом.80

Когда папа предложил сыграть партию в шахматы, я отказалась.

Я взяла свои принадлежности и встала, готовясь наконец вернуться к работе. Уит продолжал беседовать с симпатичными туристками, и я старательно избегала смотреть на него.

— Инез, — позвал дядя, когда я проходила мимо. Я остановилась и подняла бровь. Он не отрывал взгляда от своей кружки, его пальцы крепко сжимали ручку. — Завтра, с первыми лучами солнца мы сломаем печать.

Каким-то образом мне удалось сохранить нейтральное выражение лица, словно его близость не вызывала дрожь во всем моем теле. Дядя с любопытством посмотрел на меня, и я переступила с ноги на ногу под его пристальным взглядом. Меж его бровей появилась резкая линия. Мне показалось, что отсутствие у меня реакции смутило его, учитывая, как долго и упорно я уговаривала его позволить мне присоединиться к команде.

Я заставила себя улыбнуться, пытаясь скрыть правду.

К тому времени, как гробницу откроют, меня уже давно не будет.

***

Уит нашел меня несколько часов спустя, сгорбившейся над альбомом, старательно вырисовывающей детали шкатулки, инкрустированной жемчугом и бирюзой. Он стоял позади меня, наблюдая за работой.

— Ты сделала ее слишком большой, — прокомментировал он.

Я повернулась и посмотрела на него.

— Нет, не сделала.

— Почему ты хмуришься?

— Я не хмурюсь, — сказала я, ненавидя подвох в своем голосе. — Почему ты не со своими новыми друзьями?

— Они, увы, уехали, — сказал он. — Но они передали письмо для тебя. Оно от некого джентльмена, который, похоже, был весьма раздосадован, когда я отказался раскрывать твое местонахождение.

Мои брови поднялись.

— Я не знаю никаких джентльменов.

Уит строго посмотрел на меня.

— Он просил передать, что все еще надеется на совместный ужин, когда ты вернешься в Каир.

Я задумалась, а потом мои глаза расширились.

— Должно быть, это мистер Бартон; он остановился в Шепарде.

— Хммм. Как вы с ним познакомились?

Я внимательно посмотрела на него.

— Он пригласил меня на ужин.

— На ужин, — повторил он. — Как мило с его стороны.

— Тебя это беспокоит?

Он пожал плечами.

— Нет, Оливера. С чего бы?

Его слова звучали бесстрастно, но я заметила, как уголки его губ напряглись. У меня отпала челюсть.

— Ты ревнуешь.

Он издал смешок.

— Чертовски маловероятно.

— Должна признать, что меня удивляет твое поведение, — сказала я. — Или ты думал, что я не замечу, что ты не можешь оторвать от меня глаз?

— Твой дядя попросил меня присматривать за тобой, — огрызнулся Уит. — Если я и смотрю, то только для того, чтобы убедиться, что ты не попала в беду.

— Я знаю, как себя вести, — сказала я с легкой обидой.

— Ха, — усмехнулся он себе под нос.

Мы сверлили друг друга взглядом в течение нескольких минут, недовольство волнами исходило от него. Я вздернула бровь, предлагая ему объясниться. Но он упрямо молчал в течение невыносимо долгой паузы. Затем, уже гораздо более спокойным голосом, он спросил:

— Тебе нужно письмо или нет?

Я протянула руку.

Только два человека знали, что меня можно найти в Египте, и я догадывалась, как они отнеслись к тому, что я уехала, не попрощавшись. Я оставила письмо, но могла только догадываться, как приняла это моя тетя. Чувство вины было мучительным, и, хотя я не жалела, что обманула ее, я жалела, что оставила кузину. Но если бы я поделилась с Эльвирой своими планами, она бы захотела присоединиться. А если бы она присоединилась, то тетя пошла бы на все, чтобы вернуть ее. Я не могла так рисковать.

— Ну так отдай его мне.

Уит покопался в кармане и извлек два конверта. Он бегло осмотрел их оба, а затем протянул мне мой, а второй сунул обратно в карман, слегка нахмурившись. Передо мной был аккуратный и четкий почерк моей тети. Я так и не прочла ее первое письмо и, честно говоря, не помнила, куда его дела. Я не видела его уже несколько недель с тех пор, как мы покинули Каир. Вздрогнув, я положила конверт на страницы своего альбома для рисования.