Эта милая Людмила - Лев Давыдычев

Только тётя Ариадна Аркадьевна оставалась недовольной, ворчала:

— И тем не менее мы эгоисты. Бросили на произвол судьбы двух живых существ. Рассуждаем о воспитании, других осуждаем, сами же поступаем буквально бесчеловечно.

Дед Игнатий Савельевич отвечал довольно мирно:

— Может быть, уважаемая соседушка, мы к вашему коту отнеслись, хе-хе, бесчеловечно. К внуку же моему мы отнеслись абсолютно правильно. Избалованность детей — зло нашего века. Пора, пора всерьёз заняться им!.. Озеро!

Миновав поворот, наши путешественники неожиданно оказались на берегу озера.

Если бы вы только могли себе представить, уважаемые читатели, какая их здесь ждала красота! Подобно зеркалу, озеро отражало в себе прибрежные деревья и облака — получалось как бы два неба… Тишина стояла необыкновенная…

Покой…

— Очаровательный пейзаж, — виновато прошептала тётя Ариадна Аркадьевна, — столько лет прожила рядом и ни разу здесь не бывала…

— Эх, Герка, Герка… — вздохнул дед Игнатий Савельевич, — дурачок ты, дурачок. Ведь за уши тебя к такой красоте не вытащишь.

— Слушать мою команду! — весело сказала эта милая Людмила. — Выбираем место для ночлега. Распределяем обязанности.

Всем нашлось дело, и дело у каждого важное, ответственное, и неудивительно, что пока им было не до Герки и Кошмара.

А Герка сидел с Кошмаром на крыльце, сидел, сидел… Думал Герка, думал, соображал Герка, соображал, прикидывал Герка, прикидывал… И всё он стерпел бы, если бы не вспоминались ему большие чёрные глаза этой милой Людмилы, смотревшие на него с печалью и укором…

Страшеннейшая, просто очень ужасающая мысль пришла Герке в голову: надо ему идти к Дикому озеру и нести туда тяжеленный рюкзак с продуктами. Надо… надо… надо… Вот и посмотрим, кто тут настоящий-то герой…

Он вошёл в дом, Кошмар, конечно, за ним. Герка достал из холодильника колбасу, наломал хлеба, и они с котом довольно плотно и сытно поели. Герка ещё много воды с сахаром выпил, и захотелось ему не в дорогу отправляться, а на диване вдоволь поваляться. Кошмар уже разлегся на полу, подремывая себе с прихрапыванием. Хорошо ему…

Прямо скажу вам, уважаемые читатели: о возможности совершения героического поступка Герка задумался лишь потому, что понятия не имел о расстоянии до Дикого озера и ни разу в жизни не шагал с тяжеленным рюкзаком за плечами. Да, да, уважаемые читатели, Герка и не подозревал, на какое серьёзное испытание он решился. Но это обстоятельство не имеет никакого принципиального значения. Даже если Герка и не дойдёт до цели, замечательно само по себе уже то, что он попытается это сделать. Для такого баловня любая попытка одержать победу над собой достойна всяческой похвалы. Недаром народная мудрость утверждает: лиха беда — начало.

И Герка самоотверженно, почти мужественно, хотя и еле-еле-еле переставляя ноги по дороге, изредка покачиваясь из стороны в сторону, прилагая немало усилий, чтобы удержаться на ногах, которые оказались такими слабыми, шёл… На самом же деле он ещё просто не приноровился к тяжести рюкзака за спиной…

Но он шёл и шёл… Глаза застилал едкий пот, Герка слизывал его с губ — соленый-соленый походный пот, не чувствуя, что он смешался со слезами бессилия…

Сто двадцать восемь раз Герка мог бы уже рухнуть в тень на землю, но сто двадцать восемь раз, громко всхлипнув, продолжал еле-еле-еле-еле переставлять ноги, которые, казалось ему, давно должны были сломаться в коленках…

Ещё больше, ещё сильнее хотелось Герке грохнуться прямо на дорогу, прямо в пыль, да так грохнуться, чтобы нос расквасить, но зато не идти, а ле-е-е-е-е-ежа-а-а-а-ать…

И он грохнулся бы, и лежал бы, если бы не предчувствовал, что, грохнувшись, он уже не встанет для того, чтобы идти вперёд.

А вокруг Герки бегал Кошмар. Он то плёлся сзади, то обгонял Герку, то попрыгивал справа, то слева от него, издавая разнообразные радостные и громкие звуки.

Не только раздражающе-беззаботное поведение кота, но и само его присутствие здесь казалось Герке издевательством над ним, человеком. Скачет тут, ехидно задрав хвост, лодырь, бездельник, хулиган, разбойник, обжора, подлиза, а человек из последних сил выбивается… А сил-то, между прочим, становилось всё меньше и меньше, и уже не сосчитать, сколько раз Герка пожалел, что решил отправиться к озеру.

Ведь НЕ дойти!

НЕ дойти ведь!

Ведь не… не дойти… не дойти… НЕ ДОЙТИ… Казалось, тяжеленный рюкзак тяжелел с каждым шагом, будто кто-то подкладывал и подкладывал в него кирпичи сначала маленькие, а потом всё увесистее и увесистее… И вот в рюкзак опустился такой тяжелющий кирпич, что Герка остановился и… по… по… пя… пя… тил… тил… ся…

И пятиться было легко!

А вот ос… ост… остан… остано… вить… вить… ся… До боли вытянув вперёд шею (чуть кожа на ней не лопнула!), выставив вперёд плечи (чуть кости не хрустнули!), упершись на правую ногу (колено чуть не сломалось!), Герка ос… та… новил… ся.

Он постоял немного, пытаясь унять дрожь в коленках, шагнул с дороги на траву и сел, вернее, упал попой на землю и лёг, вытянув ноги и раскинув руки.

Все… Долго ему теперь не подняться. И не потому, что не хочет, а потому, что совершенно не может даже пошевелиться. Он в наиполнейшем изнеможении закрыл глаза и увидел большие чёрные глаза этой милой Людмилы, смотревшей на него радостно и ободряюще… Ничего, ничего, может, ещё и вернутся силенки… Вряд ли, конечно, но вдруг… сил, конечно, не будет, но хоть бы немножечко силенок… Дело-то ведь тут и не в силе, а в том, чтобы было куда и к кому идти…

Кошмар ловил бабочку.

— Скажи спасибо, что двигаться не могу, — еле слышно, но яростно прошептал Герка, — я бы тебе… я бы тебя… тунеядец, бездельник, лодырь, дурак…

В горле у него так пересохло, что больше ни слова не вышло из него наружу… Попить бы…

Эх, не подозревал Герка, сколько ещё гадостей и радостей преподнесёт ему кот за дорогу к озеру!

Вдруг мальчишка услышал, что Кошмар, громко прищелкивая языком, лакает воду… С трудом освободившись от рюкзака, преодолевая тупую боль в плечах, Герка на четвереньках двинулся в сторону заманчивых звуков и оказался около узкой продолговатой лужицы, дно которой было травяное, а вода прозрачная, и начал лежа пить. Лужица была в тени, и Герка глотал вкусную прохладную воду до тех пор, пока на язык не стали попадать песчинки… Потом он умылся, смочил голову, опрокинулся на спину и прошептал благодарно:

— Спасибо, Кошмарик…

Теперь ему стало всё равно. С каким-то почти весёлым равнодушием Герка подумал, что и от посёлка он далеко утопал, а сколько ещё топать до озера, неизвестно… Заснул Герка, крепко и сладко заснул…

На берегу же озера, где расположились они, кипел, можно сказать, трудовой энтузиазм. Девочки насобирали много грибов и ягод, вдоволь накупались, позагорали. Дед Игнатий Савельевич обнаружил два шалаша и теперь с девочками приводил их в порядок. Пантя убежал искать смородину для заварки чая. Тётя Ариадна Аркадьевна проверяла рыболовные снасти.

Увы, соли в спичечном коробке у Голгофы оказалось на одно только варево, но немудреный обед из грибов был обеспечен, а дальше, как правильно и оптимистично рассуждали все, будет видно. Пантя заверил, что к вечеру здесь обязательно появятся рыбаки, народ они добрый, и уж соли-то не пожалеют. Так что наши путешественники трудились радостно и споро.

— Эх, Герка, Герка! — вдруг горестно вырвалось у деда Игнатия Савельевича, сколько, видно, он ни пытался сдержаться. — Ведь как бы тебе здесь расчудесно было… — Он с большим трудом подавил очень тяжелый вздох. — Чего он там без меня делает? А?

— Мы поступили абсолютно правильно, — авторитетно и весело заверила эта милая Людмила, принеся к шалашу охапку травы. — Другого выхода не бьшо.

— Но какой же это абсолютно правильный выход, если… — Тётя Ариадна Аркадьевна поморщилась. — Мы здесь почти наслаждаемся, а мальчик… Я уже молчу о несчастном Кошмарчике! Он-то вообще ни в чем не виновен!

— А я почему-то уверена, что всё закончится благополучно, — задумчиво сказала Голгофа. — Кота и рюкзак дылдины родители всё равно привезут обратно Герману. А Герман… придёт. Вот увидите. И я даже знаю, почему он обязательно придёт сюда. Но промолчу, почему.

Над костром булькало варево в котелке, вкусно пахло грибами.

— Ого-го! — раздался голос Панти, и все увидели, что он подплывает к берегу на небольшом плотике, стоя на коленях и орудуя узкой длинной доской. — Пароход я вам достал! С него нырять можно!

Он отдал деду Игнатию Савельевичу смородиновые листья. Девочки решили перед обедом ещё раз искупаться и на плотике поплыли к середине озера.

— Хоть за девочек порадуемся, — совсем нерадостно проговорила тётя Ариадна Аркадьевна. — Рыбы здесь, видимо, много, но я впервые порыбачу без особого удовольствия.