Россия на историческом повороте: Мемуары - Александр Керенский

Одновременно Временный комитет направил депутата IV Думы А. Бубликова с отрядом солдат, чтобы взять на себя функции управления центральным железнодорожным телеграфом. Этот вовремя предпринятый шаг позволил Думе поставить под свой контроль всю сеть железных дорог, поскольку ни один состав не мог отправиться из столицы без согласия Бубликова. Именно Бубликов, выполняя распоряжение Временного комитета, передал по телеграфу во все уголки страны первое сообщение о революции. Железнодорожники с большим энтузиазмом приветствовали революцию. Они в то же время поддерживали высочайшую дисциплину, и только благодаря их усилиям военные составы отправлялись на фронт точно по графику.

К этому времени мы зашли настолько далеко, что обратной дороги уже не было. Разрыв между старым и новым режимами стал окончательным. Временный комитет, по сути дела, вырвал власть у царского правительства.

Всю ночь провели мы за обсуждениями и спорами в кабинете Председателя Думы, подвергая тщательному рассмотрению все поступающие новости и слухи. Создание незадолго перед тем Совета было расценено как критическое событие, ибо возникла угроза, что в случае, если мы немедленно не сформируем Временное правительство, Совет провозгласит себя верховной властью России. Дольше всех колебался Родзянко. Однако, в конце концов, около полуночи он объявил о своем решении принять пост Председателя Временного комитета, который отныне, вплоть до создания Временного правительства, берет на себя верховную власть. В тот момент, когда в полночь с 27 на 28 февраля часы пробили 12 ударов, в России появился зародыш нового общенационального правительства.

Миновала первая ночь революции, и, казалось, вечность отделила нас от дня предыдущего. Наутро, 28 февраля, о своей солидарности с Думой объявили военные академии и большинство гвардейских полков. Поступили сообщения о том, что население и солдаты в соседних городах тоже присоединились к нам. Родзянко получил от главнокомандующего и высших офицеров телеграммы, в которых выражалась тревога относительно настроений в армии на фронте. В тот день, когда Николай II выехал из Ставки в Царское Село, жители Царского Села объявили о своей верности революции.

В Петрограде, несмотря на царивший там хаос, стали возникать новые организации. Сопротивление нашей власти если и было, то крайне незначительное, и единственно, что нас тревожило, это возможные попытки сопротивления прежнего правительства в каких-нибудь других районах страны. Однако ситуация, сложившаяся в Царском Селе, позволяла надеяться, что и там оппозиция маловероятна. Вскоре мы узнали, что царь отдал приказ генералу Н. Я. Иванову, герою первой Галицийской кампании (1914 года), возглавить специальное армейское подразделение, захватить Петроград и восстановить там порядок. По прибытии на рассвете 1 марта в Царское Село все солдаты подразделения разбежались. Бежал и сам генерал, направившись обратно в Могилев.

Тем временем выражения поддержки от местного военного гарнизона стали носить такой восторженный характер, что, отвечая на них, мы мало-помалу выработали определенный ритуал. Какое-нибудь войсковое соединение, например Семеновский гвардейский полк, прибывал в Думу, в состоянии крайнего возбуждения заполнял Екатерининский зал и становился строем в центре. Выходил Родзянко и обращался к ним с речью, призывая оказывать доверие власти, сохранить дисциплину и т. д. Его речь неизменно тонула в шквале восторженных криков и аплодисментов. Затем с ответным словом выступал командир части, что вызывало еще большее ликование. Как правило, солдаты просили, чтобы перед ними выступил еще кто-нибудь — Милюков, Чхеидзе или я. Получив, наконец, возможность говорить свободно со свободными людьми, я испытывал чувство пьянящего восторга. Прибытие этих подразделений, включая сенсационное появление казачьего отряда из личной охраны царя, значительно укрепило положение новой власти в Таврическом дворце.

Однако одновременно это же поставило перед нами множество острых проблем. Например, такую. Солдаты испытывали все большее беспокойство и становились все более неуправляемыми, и не в последнюю очередь из-за подозрений, что офицеры замышляют вместе с военным командованием контрреволюционный заговор. Когда по городу поползли слухи, будто в некоторых казармах офицеры отбирают у солдат оружие, председатель Военного комитета, консервативный депутат Думы, полковник Энгельгардт тотчас издал приказ, обнародованный утром 1 марта, в котором говорилось, что «слухи, по поводу которых проведены расследования в двух полках, полностью безосновательны. Командующий Петроградским гарнизоном сим объявляет, что в отношении офицеров, которые предпримут подобные акты, будут применены самые решительные меры, вплоть до смертной казни».

Кроме всего прочего, почти полное отсутствие офицеров облегчило задачу проникновения в воинские казармы Совету. Его руководители быстро уяснили, какие преимущества даст им установление контроля над 150-тысячным Петроградским гарнизоном, и, захватив его, они в полной мере использовали эти преимущества. 27 февраля Исполнительный комитет Совета создал свою собственную, так называемую Военную секцию. Эта секция быстро наладила тесные связи со всеми районами столицы, и все два месяца, пока Г учков занимал пост военного министра, а Корнилов — пост начальника петроградского военного гарнизона, она на равных конкурировала с официальными военными властями.

Тем же вечером делегация только что созданной Военной секции Совета посетила полковника Энгельгардта. Делегаты обратились к нему с просьбой издать приказ, обращенный к тысячам солдат, которые, оставшись без командиров, не имели ни малейшего представления о том, что им надлежит делать.

Энгельгардт отказался. Он заявил, что первый приказ по петроградскому военному округу должен исходить от нового военного министра Гучкова, который вступит в должность, скорее всего, через несколько дней. Отказ полковника крайне расстроил солдатских депутатов Совета. Уходя, они объявили Энгельгардту, что ввиду его отказа в помощи они будут вынуждены сами издать такой приказ. По возвращении в штаб-квартиру Совета они и подготовили свой знаменитый Приказ № 1.

Раздел приказа, касающийся офицеров, заподозренных в контрреволюционной деятельности, был написан в значительно более мягких выражениях, чем те, которые использовал Энгельгардт. В нем не содержалась угроза смертной казни. Вопреки утверждениям, в нем ничего не говорилось об избрании офицеров в солдатские комитеты и указывалось на необходимость соблюдения в войсках строжайшей дисциплины. Кроме того, для защиты экономических, культурных и политических прав солдат приказ предусматривал создание солдатских комитетов во всех подразделениях Петроградского гарнизона. Приказ запрещал также выдачу офицерам оружия и предписывал комитетам надежно хранить его.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});