Общая психопатология - Карл Ясперс

Бред — это одна из тех великих загадок, которые разрешимы только при условии четкого разграничения имеющихся в нашем распоряжении фактов. Если называть «бредом» любые некорректируемые ложные суждения. то возникает вопрос: кто же тогда не подвержен бредовым идеям? Ведь все мы способны иметь убеждения, а человеку вообще свойственно упорствовать в собственных ошибках. Точно так же нельзя называть «бредом» те иллюзорные представления, которые в изобилии встречаются у отдельных людей и целых народов: ведь тогда мы низведем до уровня болезни одно из фундаментальных свойств человека вообще. Вместо этого нам следует найти ответ на вопрос: что именно порождает некорректируемость и заставляет нас считать некоторые типы ложных суждений не чем иным, как бредом?

Бред как психопатологическое понятие можно рассматривать в четырех различных аспектах: в аспекте психологии проявления способностей, в аспекте феноменологии, в аспекте понимающей психологии (генетическом) и в аспекте осмысленной (значащей) целостности.

(а) В аспекте проявления психологических способностеи о бреде можно говорить только тогда, когда ни рассудок, ни мгновенное, регистрируемое в каждый данный момент состояние сознания не нарушены. Мыслительный «аппарат», обеспечивающий возможность порождать суждения, находится в порядке, но в мышлении больного есть какой-то фактор, который придает ему непоколебимую убежденность в том, в чем другие люди — и даже душевнобольные — могут легко усмотреть ошибку. Поскольку мышление находится в порядке и даже изобретательно используется специально для того, чтобы служить бреду, мы не имеем оснований говорить о бреде как о расстройстве именно способности к мышлению. Анализ бреда с точки зрения проявления психологических способностей может быть первым шагом, но этот шаг не приводит ни к чему. кроме чисто негативного результата: бред — это вовсе не такое расстройство, которое относится к области внешнего проявления психических способностей; бред проистекает из какого-то более глубокого источника, лишь выявляющего себя через бредовое суждение, но не идентичного суждению как таковому.

Приведем пример того, как разрабатывается бредовое мышление: в переживаниях больного шизофренией (рабочего, ставшего впоследствии полицейским) наблюдались типичные «сделанные» явления: он помимо своей воли двигал конечностями и слышал голоса. Он думал о гипнозе на расстоянии, о телепатии. Заподозрив одного человека, он сообщил об этом полиции. Для проверки своих подозрений он нанял частного детектива и в конечном счете убедился в их необоснованности. Он написал: «Так как никто не мог оказывать на меня влияние, так как я уверен, что не страдаю галлюцинациями, я должен спросить себя: кто бы это мог быть? Те способы, которыми мне причиняются все эти муки, а также скрытые смыслы, содержащиеся во всех этих разговорах и телодвижениях, указывают, что здесь действует какое-то злобное сверхъестественное существо. Оно постоянно воздействует на меня, оно причиняет мне страдания в надежде уничтожить меня окончательно. Принадлежат ли мои переживания к тому же разряду, что и переживания других душевнобольных, или они в своем роде уникальны? Я чувствую, что в интересах человечества я обязан объявить о своей убежденности: если они действительно того же разряда, что и у других душевнобольных, значит, врачи ошибаются, считая, что голоса, которые слышат больные. суть галлюцинации. Но независимо от того, исключителен ли мой случай в своем роде или нет. я на его основании заключаю: жизнь продолжается и после смерти» (Wildermuth).

(б) Рассматривая бред феноменологически, мы видим в нем нечто радикально чуждое здоровому человеку, нечто фундаментальное и первичное, предшествующее мышлению, хотя и выявляемое только в процессе мышления. Более того. эта первичная данность не ограничивается единичным переживанием, преодолевающим порог сознания просто на правах отдельного явления в ряду других явлений: ведь в таком случае больной мог бы отнестись к нему критически и «овладеть» им. Первичное событие обязательно должно быть связано с каким-то коренным изменением личности — иначе непреодолимый характер бреда и его принципиальная некорректируемость оставались бы совершенно непонятными.

(в) Исходя из генетически (психологически) понятного контекста, мы можем понять, как бредовая убежденность освобождает человека от чего-то непереносимого, облегчает для него тяготы реальной жизни и приносит своеобычное удовлетворение, возможно, служащее как раз тем основанием, благодаря которому он с таким упорством ее придерживается. Но если мы начнем рассматривать с этой же точки зрения формирование бреда и его содержание, мы утратим возможность диагностировать бред, поскольку неизбежно поймем его как обычную человеческую ошибку, а не как явление из области психопатологии. Люди, склонные к философствованию, всегда стремятся достичь такого состояния души. при котором возможно исправление любых заблуждений, состояния непредвзятой, широкой и восприимчивой симпатии к миру; они находятся в непрерывном, никогда не завершающемся движении к открытости разума, способной выдержать все действительное и истинное, а при невозможности дать однозначный ответ на вопросы, предъявляемые самой жизнью, — перенести испытание сомнением: они стараются неизменно сохранять готовность к общению ради того, чтобы избежать парализующего воздействия лишенных гибкости, фиксированных мнений. Но мы все еще очень далеки от этого идеального состояния; мы накрепко привязаны к нашим повседневным жизненным интересам и ко всему тому, что помогает нам выдержать тяготы нашего существования. Здесь кроется источник всех наших обычных заблуждений, преувеличенную форму выражения которых мы привыкли именовать «бредом» — при том, что по существу это отнюдь не бред в строгом смысле.

(г) Бред выявляет себя как целое прежде всего в том, что он создает новый мир для своего носителя. Бред выражает себя через определенный стиль, он как бы указывает человеку способ его самораскрытия. Вред черпает свое содержание из того мира, который он формирует для больного, которым он пропитывает его; в своих наиболее разработанных формах бредовое содержание вырастает до масштабов духовного творения.

Независимо от принятой нами точки зрения, внешний аспект бреда состоит в следующем: мы имеем дело со случаем дефектного — по отношению к объективной истине — проявления психологической способности (в данном случае предполагается, что в нашем распоряжении есть критерий для оценки того, что есть объективная истина). Как дефектное проявление способностей, бред может рассматриваться в аспекте своего содержания: бредовые идеи могут либо иметь отношение к личности больного, либо обладать внеличностным. Объективным значением. В первом случае они касаются только самого больного: это бред преследования, неполноценности, греха, обнищания и т. д. Во втором случае бредовые идеи представляют более универсальный интерес: это могут быть мнимые открытия, бред изобретательства, защита теоретических тезисов (таких, как тезис об идентичности Шекспира и Бэкона и т. л.), так называемые идеи фикс — достаточно объективные по своему содержанию, но полностью захватывающие личность. Больные ведут себя так, словно весь смысл их жизни заключается в бредовой идее. Внешне они в этом отношении не отличаются от выдающихся творческих личностей, которые также не щадят себя для достижения своих целей: разница состоит в крайней узости идеи и атмосфере рабской подчиненности. Связь между обоими типами бредового содержания устанавливается благодаря тому. что объективное содержание стремится стать в высшей степени личным делом; например, для сутяги защита справедливости отождествляется с защитой его собственных, сугубо личных прав.

Классифицируя многообразие бредового содержания, мы обнаруживаем в нем всю совокупность интересов, внушаемых человеку жизнью все богатство нашего духа. Кажется, что все в нашем человеческом мире может быть повторно отлито в формы бреда; но, в отличие от бреда как явления собственно психопатологического, эти формы могут разнообразно переходить в «нормальность». Порождения бреда существуют параллельно творениям разума в качестве их своеобразной пародии. Поэтому психопатологам следует соблюдать осторожность, чтобы не поддаться соблазну механической идентификации любых некорректируемых ошибок и заблуждений с собственно бредом. Но при столкновении с настоящими бредовыми мирами мы нуждаемся в философском переосмыслении того, что мы считаем истиной; каждый отдельный случай служит поводом для уточнения нашей оценки действительности.

Словом «бред» повсеместно обозначаются совершенно различные явления. Но лишь придерживаясь чисто поверхностной, ложной точки зрения, можно называть одним и тем же словом такие абсолютно ничего общего друг с другом не имеющие явления, как «бредовые идеи» первобытных народов, «бред» слабоумных (больных прогрессивным параличом и т. д.) и параноиков. Первобытные народы живут относительно слабо дифференцированной психической жизнью. Мы характеризуем ее в связи с их верованиями, и мы убеждаемся, что они еще не умеют распознавать восприятия и фантастические представления как феномены, восходящие к различным источникам. Отличающиеся друг от друга логические процессы с их точки зрения, судя по всему, качественно тождественны: например, они делают свои заключения по аналогии, на основании чисто внешних критериев. Что касается больных прогрессивным параличом, то дезинтеграция их психической жизни осуществляется способом, характерным для органических, мозговых расстройств; она никоим образом не сопоставима с недифференцированным психическим состоянием первобытного человека. При паралитических изменениях любое представление обретает реальность, любая мысль — часто безотносительно к желанию или цели, не воздействуя на переживания и не оставляя никаких последствий, — кажется истинной, любое содержание мыслится как соответствующее действительности. Отсюда проистекает неограниченный бред величия, который постоянно претерпевает изменения и может лаже обратиться в собственную противоположность. В случае с параноиками мы снова имеем дело с чем-то совершенно иным. Личность выказывает высокую степень психической дифференцированности, высокоразвитую критическую способность и способность мыслить, но все это никак не влияет на ее веру в истинность содержания собственных бредовых идей. Человек испытал определенные переживания, и для него они по меньшей мере столь же весомы, сколь и универсальный опыт. Он интегрирует пережитое в этот универсальный опыт и с полной серьезностью и глубокой убежденностью строит свою бредовую систему. Он непоколебимо придерживается этой системы, пренебрежительно отмахиваясь от любых противоречащих ей представлений. Он не лишен способности различать отдельные источники знания, но настаивает на своем собственном источнике — неважно, сверхъестественном или естественном.