Введение в общую культурно-историческую психологию - Александр Александрович Шевцов

второй Аналитики, диалектика излагается в Топике и анализ софистики в сочинении “О софистических доказательствах”. Стройно и методически развивается логическое учение Аристотеля» (Владиславлев, с. 5–6).

В «Органон» входят «Категории», «Об истолковании» (Трактат о суждении), «Аналитики», «Топика» и «Опровержение софистических доказательств». Именно они-то и «стимулировали развитие психологической мысли последующих эпох», поскольку большая часть сочинений Аристотеля не была известна Европе с VI по XII век. Если быть точным, то к XII веку были известны лишь «О категориях» и «Об истолковании» в переводах Боэция (римского логика VI века) да его же «О разделении», «Топика» и «О силлогизмах». Эти работы и заложили основы средневековой схоластики. Боэций был всего лишь комментатором Аристотеля, и комментатором далеко не самым лучшим, омертвившим и без того тяготеющего к формализации Аристотеля. Психологическая мысль Европы вырастала именно в борьбе с этим «Аристотелем».

Не учитывать это в сочинении о становлении

культурно-исторической психологии, как кажется, явилось бы упущением. Хотя бы потому, что, называя основоположниками естественнонаучной парадигмы сначала Платона, а за ним Декарта, мы упускаем ничем не заполненным исторический период более чем в две тысячи лет. Пожалуй, не было бы преувеличением сказать, что подобное соединение двух имен или школ не только не исторично, но и противоречит заявленному КИ-психологией методу. Мы должны или обоснованно показать, как одна школа готовит общественно-психологическую почву для другой, а потом переходит в нее, или дать полноценное исследование того, как более поздний исследователь шел в своих работах к пониманию предшественника, а потом или отстаивал или отрицал его идеи, тем самым утверждая собственную школу.

Второе, скорее, подошло бы из числа средневековых логиков Луллию, Рамусу или Фрэнсису Бэкону, который в своем «Новом органоне» действительно прямо и откровенно отрицает формальную логику Аристотеля и схоластов и отстаивает новую – индуктивную логику. Однако, несмотря даже на то, что «Новый органон» вышел в свет на несколько лет раньше Декартова «Рассуждения о методе», утверждение естественнонаучного мировоззрения прочно связывается с именем Декарта. Хотя Декарт и выказывал предпочтение Платону перед Аристотелем, все это слишком неглубоко. В отношении Декарта гораздо очевиднее выглядит то, что он боролся с окружающей его научной средой, то есть с аристотелевской схоластикой.

Картезианство рождается из неприятия схоластики, накопившегося к XVII веку. В этом смысле Декарт, отрицая схоластику, отрицает и Аристотеля.

Если же учесть, что Аристотель всю свою жизнь был занят одним – ниспровергал своего учителя Платона, – то получается, что естественнонаучная революция XVII века как бы ниспровергала Аристотеля и восстанавливала Платона.

Это «как бы» может означать и полностью обратное. Следовательно, было бы принципиально интересно провести исследование существования психологических идей в промежуток между Платоном и Декартом. Естественно, такая работа требует отдельного и значительного исследования, поэтому в данной главе я ограничусь лишь кратким очерком исходных материалов и постановкой задачи.

Начиная с «Категорий», задачей Аристотеля является сведение многообразия явлений мира к определенному набору знаков, в данном случае – категорий – которые были бы управляемы или, точнее, позволили бы сделать управляемым познание мира.

Поскольку вся наука логики есть наука о мышлении, то для ее разворачивания должен быть определен и материал мышления, к которому она применяется. Таким материалом для Аристотеля стали категории.

Поэтому для целей нашего исследования необходимо сказать несколько слов о категориях. Сам Аристотель определения понятию «категория» не дал, но категории выделил и немало о них говорил. На основании этого можно составить определение: «”Категории” – основные роды или разряды бытия и соответственно основные роды понятий о бытии, его свойствах и отношениях» (Асмус, Трактат «О душе», с.252).

Наиболее полный набор аристотелевских категорий приведен в трактате «Категории». Их десять: 1) сущность; 2) количество; 3) качество; 4) отношение; 5) место; 6) время; 7) положение; 8) обладание; 9) действование; 10) страдание.

Сочинение это, как считается, скорее всего, было составлено на основе Аристотелевских лекций кем-то из его учеников, хотя при этом полностью согласуется с внутренней логикой всех остальных его сочинений (Асмус, Микеладзе, Примечания).

То, что за учителя эту работу проделали ученики, особенно интересно для нас именно при исследовании парадигм, с одной стороны, потому, что ученики могли создать в согласии только то, что действительно соответствует лицу школы. То есть является парадигмальным. С другой стороны, это позволяет перекинуть мостик в Новое время, поскольку дает возможность сравнивать сходные разделы учебников логики, созданных в разных научных парадигмах. В первую очередь, конечно, в рамках парадигмы картезианской, поскольку, следуя логике повествования М.Коула, вслед за Аристотелем нам предстоит перейти к Декарту. Основной учебник логики, созданный картезианцами и на несколько веков определивший развитие логики на континенте, была так называемая «Логика Пор-Рояля», собственное название которой: «Логика или искусство думать». О ней пишут так:

«В “Логике Пор-Рояля” А. Арно и П. Николя (Париж, 1662) аристотелевский перечень категорий несколько сокращен (до семи) и существенно модифицирован в следующий список: “разум”, “материя”, “величина”, “расположение”, “фигура”, “движение”, “покой”, что в какой-то мере отражает отличие Декартовской методологии от Аристотелевской» (Нарский и Стяжкин, с.600).

Все это требует небольшого пояснения. Арно и Николь относились к «категориям» с изрядным подозрением. Вот как об этом пишет в конце прошлого века профессор И.Лапшин, которого явно можно считать аристотелевцем:

«Протест против рокового характера категорий, как чего-то извне навязанного нашей мысли, есть пережиток рационализма XVII века, как это можно видеть из следующего любопытного места в Пор-Рояльской логике: “На категории (Аристотелевские) смотрят, как на нечто установленное над разумом и над истиной, между тем как это чисто произвольная вещь, опирающаяся исключительно на воображение человека, который никем не уполномочен предписывать закон другим, которые имеют такое же право иначе классифицировать объекты мысли, каждый соответственно своей манере философствовать”» (Лапшин, с.183). Затем Лапшин в сноске добавляет: «Это не помешало, однако, составителям Пор-Рояльской логики предложить свою таблицу категорий, формулированную в следующем двустишии:

Mens, mensura, quies, motus, positura, figura

Sunt cum materia cunctarum exordia rerum» (Там же).

Лапшин в манере, свойственной научному сообществу прошлого века, не переводит подобные вставки с общеизвестных любому мало-мальски образованному человеку английского, французского, немецкого, испанского, итальянского, латыни, древнегреческого, древнееврейского и санскрита.

Поэтому я приведу перевод этого двустишия, сочиненного профессором Утрехтского университета Хендриком Дюруа, тем более, что он слегка отличается от списка категорий, приведенного Нарским и Стяжкиным:

Ум, мера, покой, движение, расположение, фигура

Вместе с материей суть начала всех вещей (Гайдамака, с.292).

Арно и Николь, приводя «свою таблицу» категорий, преследуют совсем иную цель, по сравнению с «систематизаторами», творившими подобные таблицы. Их задача –