Юг в огне - (Бирюк) Петров

- Сдавайся, сволочь! - хрипло выругался он.

Белогвардеец на мгновение приподнял голову и оглянулся. Теперь Прохор убедился, что впереди скакал офицер. Он решил взять его живьем, представить Буденному.

- Сдавайся, гад! - снова загремел Прохор. - Убью!

Белогвардеец не отвечал. Прохор с силой несколько раз ожег плетью своего коня. Жеребец сразу же стал приближаться к серой лошади белогвардейца. И когда он почти касался мордой хвоста серого коня, Прохор снова вытащил из ножен шашку.

- Сдавайся, гад! - привстал он на стременах, потрясая шашкой. Заррублю!

Офицер снова оглянулся. В глазах его отразились изумление и ужас.

- Прохор! - сдавленно крикнул он. - Ты, проклятый?

Прохор узнал брат.

- Сдавайся, Константин!

Но тот, обернувшись, не целясь, выстрелил в Прохора из маузера.

- Ах ты, сволочь! - вскрикнул Прохор и, приподнявшись на стременах, с силой рубанул. Константин ткнулся лицом в гриву коня, заливая светлую шерсть его кровью...

Прохор качнулся в седле. Рука обессиленно повисла, шашка выпала из нее на снег.

Подскакал Сазон.

- Проша!.. Товарищ командир, что с тобой? - встревоженно спросил он.

- Ничего... А что?

- Да ты побелел, как мел.

- Голова закружилась... Подними-ка мой палаш.

Сазон спрыгнул с лошади и, подняв шашку, подал Прохору. Тот взял ее, хотел вложить в ножны, но она снова выпала из его рук.

- Да что с тобой, Прохор? - с испугом спросил Сазон. - Ты, должно быть, ранен?..

- Н-нет, - вяло сказал Прохор и замолк.

Голова его поникла на грудь, он потерял сознание.

V

Хотя рана была и легкая, но все же Прохору на несколько дней пришлось лечь в околоток.

Как-то, лежа на койке, Прохор читал "Правду", в которой была опубликована речь Ленина на VI Всероссийском чрезвычайном съезде Советов о международном положении.

В палату вошла Надя в белоснежном халате и в косынке с красным крестиком.

Отложив газету, Прохор взглянул на сестру и залюбовался ею. Белизна ее халата и косынки особенно как-то подчеркивали целомудренную красоту ее почти детского личика.

- А-а... сестричка! - приветствовал он ее. - Ты мне вдвойне сестрица - и по медицине и по родству. Ну, как тебе, девочка, тут работается?..

- Я довольна, Проша, - сказала она.

- Не раскаиваешься, Надюша, что ушла из дому?

- Нет, братец. Я вот вырвалась из своей станицы и поняла, что до сей поры я еще не жила на свете... Какая еще я темная... Боже ты мой!.. Погляжу кругом: люди умные, ученые... А я, как дурочка... едва грамоте знаю... Вот доктор все хвалит меня, говорит, что я хорошо ухаживаю за ранеными. Непременно, говорит, подучу тебя и будешь сестрой милосердия... Мне и радостно это слышать, а в то же время и страшно...

- Чего ж страшного-то, глупая? - улыбнулся Прохор.

- Да не справлюсь я сестрой работать.

- Глупости говоришь. Не так страшен черт, как его малюют. Я вот тоже простой казак, видишь, командую эскадроном. И справляюсь, милая.

- Ну, где уж мне до тебя, - вздохнула Надя. - Ты умный. Двухклассное училище окончил...*... А я что... три класса только.

_______________

* Двухклассное училище имело 5 классов.

- Дурочка ты моя милая, - притянув к себе, поцеловал ее Прохор. - У тебя все еще впереди... Вот покончим с белыми, будешь учиться... Ты хочешь учиться?..

- Уросла... Засмеют меня, ежели я такая здоровенная сяду за парту.

- Уросла, - засмеялся Прохор. - Старики учатся - и над ними не смеются.

- Вот Митя иной раз приедет ко мне, - застенчиво проговорила девушка, - и тож об учении говорит. У него большая охота к учению. Говорит, что, мол, мы оба будем учиться... А я смеюсь...

- Митя правильно говорит. Вам обоим надо учиться... Да и мне не мешает...

- Мне вот курсы б сестер милосердия окончить, - мечтательно проговорила Надя. - Я б тогда на девятом небе была...

- А если б ты институт окончила да профессором стала, на каком ты небе тогда б была?..

- Ой, что ты говоришь, братец! - замахала руками девушка. - Куда мне... Разве ж это возможно?..

- При советской власти все возможно...

В палату торопливо вошел фельдшер.

- Товарищ Ермаков, - обратился он к Прохору, - к вам приехал какой-то командир из политотдела армии... Я ему сказал, что вы ранены и не можете разговаривать, а он настойчивый. Как же быть?

- Товарищ фельдшер, может быть, с чем-нибудь важным ко мне, - сказал Прохор. - Пропустите, пожалуйста, этого командира...

- Как хотите, конечно. Вообще-то не полагается.

Фельдшер вышел и вскоре ввел в палату одетого в больничный халат высокого, молодого мужчину лет под тридцать. Подойдя к Прохору, он отрекомендовался:

- Инструктор политотдела армии Большаков. Я к вам по делу...

- По какому?

- По очень важному, - сказал инструктор, садясь на табурет около койки Прохора. - Во-первых, разрешите узнать, как ваше самочувствие?.. А тогда уже будем говорить о деле.

- Самочувствие неплохое, товарищ Большаков. Дня через три думаю выписаться...

- Рановато, - возразил фельдшер. - Через недельку - и то еще рано... Так это, может быть, дней через десять...

- Многовато, - промолвил Большаков. - Вот если б дней через пять, то это было бы расчудесно...

- А в чем дело? - спросил Прохор.

- Сейчас поговорим, - сказал инструктор, оглядываясь на фельдшера и Надю, давая этим понять, что они здесь в данную минуту лишние.

Фельдшер с Надей вышли.

Инструктор начал рассказывать Прохору о том, что партийная прослойка в армии невелика, а особенно незначительна она в кавалерийской части Буденного.

- Понимаете, товарищ Ермаков, - продолжал инструктор. - Почти весь командный состав беспартийный. Дерутся за советскую власть они, как львы... Горло перегрызут... но задач нашей партии недопонимают... До зарезу нужны нам партийные командные кадры, хорошо понимающие политику нашей партии. Каждый толковый, политически разбирающийся коммунист у нас на счету... Да еще на счету-то каком!.. Как золотом, дорожим таким коммунистом... Короче говоря, политотдел армии сейчас отбирает с десяток хорошо грамотных коммунистов, чтоб послать их в Петроград на краткосрочные политические курсы. Курсы эти будут работать месяц-полтора, но они много дадут нашим товарищам. К чтению лекций привлечены лучшие силы нашей партии.

Слушая инструктора политотдела армии, Прохор уже смутно догадывался, к чему тот клонит свою речь.

- Политотдел армии знает вас, товарищ Ермаков, - продолжал Большаков. - Вы хороший коммунист...

- Я еще молодой коммунист. Около года, как вступил в партию.

- Это не имеет значения. Главное, вы коммунист преданный, грамотный, немало уже перенесли в борьбе за дело коммунистической партии, за советскую власть... Вы побывали в Донском правительстве, проделали с экспедицией Подтелкова немалую работу. У себя, в станице, вы подняли всю иногороднюю и казачью бедноту против белогвардейцев... Все нам известно, товарищ Ермаков. Вы именно тот человек, который нам необходим... Если прямо сказать, так политотдел намерен послать вас в числе десяти коммунистов, которых мы отобрали на эти курсы... Как вы на это смотрите?..

- Смотрю положительно, - сказал Прохор. - Поеду с большой охотой... Но не знаю, как с поправкой моей.

- Ну, что же с поправкой. Если через пять дней выпишут, то это будет как раз к отъезду товарищей в Петроград.

- Выпишусь через три дня, - решительно заявил Прохор. - Рана у меня пустяковая, и никакая сила меня здесь не удержит.

- Нет, если еще нельзя из околотка выписываться, - возразил Большаков, - то спешить не нужно. Подлечитесь.

- Да я совсем здоров! - воскликнул Прохор. - Но у меня есть к вам вопрос.

- Пожалуйста.

- После окончания курсов меня направят обратно в мою часть?

- Обязательно, - уверил инструктор. - Когда вы после окончания курсов вернетесь к нам, мы вас снова пошлем в свою же часть на должность политкома эскадрона или даже полка...

- Я согласен, товарищ Большаков.

- Прекрасно, - вставая, сказал инструктор. - Я доложу сегодня начальству о вашем согласии. Тогда я вам обо всем сообщу. А пока до свидания!

Распрощавшись, инструктор политотдела армии ушел.

Через три дня Прохор выписался из околотка, а еще через два дня он уезжал в Петроград.

VI

Закончив гимназию и оформив свое поступление на медицинский факультет Ростовского университета, Марина поехала в Азов к родителям, намереваясь пожить дома до начала занятий.

После шумного Ростова маленький городок казался скучным, неприглядным. Девушка сразу же затосковала по Виктору, по Ростову, к которому уже успела привыкнуть.

Все ее мысли и желания теперь были направлены к тому, чтобы скорее подходило первое сентября - начало занятий в университете.

Чтобы у нее зря не проходило время, она упросила знакомого врача из городской больницы позволить ей приходить в больницу, присматриваться к работе медицинского персонала. Она предполагала, что это ей будет полезно в учебе.

Врач, во многом зависимый от такого влиятельного в городе человека, как Сергей Никодимович, разрешил Марине приходить в больницу, где девушка с большой охотой выполняла все, что ей поручала старшая медицинская сестра.