По черному следу - Сергей Павлов

Нортон припал плечом к парапету — над головой мелькнуло тело огромной кошки и с шумом обрушилось в воду.

Нортон сел, посмотрел на зверя. Ошеломленно проплыв по дуге, кугуар выбрался из бассейна, и было слышно, как с него льет вода. Нортон вытер ладонью забрызганное лицо и сказал:

— Хороший ты парень, Джэг, но дурак.

Зверь встряхнулся. Мокрый мех блестел под луной.

— Иди сюда.

Кугуар не удостоил его взглядом.

— Кому сказал, топай сюда!

Зверь медленно подошел. Нортон потрогал пуму за круглые мягкие уши, почесал под мордой влажную шерсть, как чешут домашней кошке. Кугуар принял ласку с достоинством. Морда красивая, белая на конце. Глаза как желтые угли.

— Ладно, не обижайся. Сам виноват.

Подумал: «Никак примириться не может, что я быстрее его. Все-таки пробует… Ну пробуй, ушастик… Мы теперь никогда не сумеем застать друг друга врасплох, и с этим тебе уже ничего не поделать. И мне…»

— Такие вот дела, ушастик… Но шуметь по ночам я тебе запрещаю. По ночам надо тихо играть. Понял?

Зверь, широко открыв пасть, издал звук, похожий на протяжный стон и капризный зевок одновременно. Блеснули клыки.

— Не притворяйся, великолепно все понимаешь. Ты почти так же умен, как старина Голиаф. Ведь правда?

Кугуар презрительно фыркнул, потянулся, выпустил и спрятал когти.

— Н-ну… — неодобрительно произнес Нортон. — Только не важничай. Быть сильнее вовсе не значит быть умнее. Скорее даже наоборот. И в этом смысле Голиафу мы с тобой не соперники. Голиаф не бродит ночами в зарослях, как ты или я, не шумит, не лает на луну, хотя собакам это очень нравится. Спит себе и видит приятные сны. Он умница, он понимает: в этом доме лунатиков хоть отбавляй, а Сильвия у нас одна, и тревожить ее по ночам никому не дозволено. Ясно?

Услышав имя хозяйки, Джэг повернул морду в сторону дома. Сел на задние лапы.

— Умница, — похвалил Нортон. — Вот теперь мы с тобой поиграем.

Он снял с кугуара ошейник, вскочил. Зверь нетерпеливо крутился.

— Нет, играть пойдем на ковер. Ну, вперед!..

Джэг прыгнул в кусты.

«Ковром» служила ровная, как стол, поляна, со всех сторон окруженная вязами. Когда-то здесь был замечательный корт, но потом по просьбе Сильвии Нортон оборудовал площадку для тенниса в той части садового парка, где росли фруктовые деревья, — Сильвии нравились китайские яблони в цвету. Он сделал все так, как она пожелала, хотя китайские яблони лично у него вызывали больше недоумение, чем восторг. Деревья-хамелеоны. Утром стоят белые, вечером — пламенно-алые, и невозможно понять, какие же они на самом деле… Старый корт он засеял травой, и теперь это был почти идеальный борцовский ковер.

Роль рефери сегодня была отдана луне.

Джэг нетерпеливо подпрыгивал, катался в траве, как ошалелый котенок. Под луной его светлое брюхо казалось голубоватым… Нортон подал сигнал — хлопнул себя по бедру. Джэг замер. Посмотрел на соперника желтыми углями глаз, выгнул спину и, опустив голову, пошел боком, пугая. Прыгнул…

Прыжок кугуара Нортон видел, как в фильме с замедленным эпизодом: зверь плавно вставал на дыбы, задние лапы вытягивались, а затем с непостижимой для такого массивного тела легкостью отрывались от земли, и наступал момент грациозно-мягкого, как в невесомости, полета… Вот так всегда. Ничего не стоило уклониться от нападения. Игра не на равных… Единственный выход — усилием воли сдержать, приглушить эту сверхненормальную скорость реакции нервов и мышц.

Эк!.. Нортон принял на грудь девяностокилограммовую кошку, упал. Закипела борьба.

Соперники были одной весовой категории, и схватка шла с переменным успехом. Стремительный каскад прыжков, падений, кувырков, уверток. Возились радостно, самозабвенно, до хрипоты в дыхании. Пока небесный рефери не скрылся за вершинами деревьев.

Потом носились друг за другом по всему парку. Почти бесшумно. Петляли между деревьями, прыгали через шезлонги, надутые воздухом туши мягких скамеек и полосы цветников. Оборвали гамак. В садовом парке им было тесно. Перемахнули живую изгородь и умчались в сопредельную территории виллы дубовую рощу. Здесь просторно, можно побегать вдоволь. Но скоро им помешали: по бетонному полотну соседней автострады прошуршал элекар.

Свет фар лизнул стволы деревьев низом, погас: элекар юркнул за поворот. Нортон вспомнил, что завтра в Копсфорте начало Большого родео. Постоял, прислушиваясь. Окликнул Джэга и повернул обратно. Веселью конец. В той стороне рощи, где проходил канал, приезжие разбили временный спортивный лагерь, и лучше было отсюда уйти. Решительно незачем кому-то видеть его полуголым. Да еще в сопровождении кугуара… Недавно Джэг нашалил: загнал на дерево инспектора местного водоснабжения. Инспектор — солидный, уважающий себя человек — очень рассердился, как только ему подсказали, что пумы отлично лазают по деревьям, и в отместку неделю продержал виллу на голодном «водяном пайке». Будто знал, что супруга хозяина виллы добилась от мужа твердого обещания избегать особо острых конфликтов с городскими властями. К счастью (для себя самого), блюститель водного режима экономии переменил отношение к Джэгу и теперь посещая виллу, непременно требовал показать ему «льва». Называл его «молодым игривым балбесом», норовил потаскать за ошейник, но при этом так громко и весело говорил, потел, быстро двигался и так оглушительно хохотал, что даже мудрый, уравновешенный Голиаф начинал угрожающе скалить зубы.

Нортон ласково потрепал кугуара по шее. Вперед!.. Разогнавшись бок о бок, человек и зверь синхронно перемахнули живую изгородь.

Луна успела уйти, но в парке было светлее, чем в роще. Джэг катался в траве, бил хвостом. Явно надеялся, что человек продолжит игру. Ненасытная жажда движений…

— Нет, — сказал Нортон. — Петухи, брат, пропели. И перестань крутить помелом, шабаш окончен. К вольеру!

Было жаль оскорблять дикую грацию зверя ошейником и решеткой вольера, однако пора. Запирая вольер, Нортон чувствовал неудовольствие Джэга. Подумал: «Не слишком ли много у нас с ним похожего?.. Надо будет пошарить на кухне и принести этому малому его любимый бульон с куриными потрохами». Вернулся к бассейну, без всплеска ушел под воду, поплыл у самого дна.

Обычно после такого щедрого перерасхода мышечной энергии наступало что-то вроде внутренней разрядки, благотворное влияние которой ощущалось и в последующий день. Сегодня мышцам изрядно досталось, но не было ни малейшего, пусть даже призрачного, умиротворения. Давила горькая, злая и в то же время какая-то мутная, вялая тяжесть. Может быть, так ощущается безысходность?.. Он наткнулся на утонувший халат, подхватил его, всплыл у трамплина. Тщательно выжал халат, натянул на голое тело, побрел к дому. Подходя, запахнул полы и стал машинально застегивать пояс. Наконец поймал себя на нелепости всех этих действий, остановился.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});