На свои круги (СИ) - Турлякова Александра Николаевна

Ания с утра чувствовала себя уставшей и не вставала, нежась под одеялом. Увидев мужа, поняла, что совсем не соскучилась по нему и была бы рада, если бы он остался где-то там ещё не на один день.

Барон спрашивал её, а Ания знала, что всё это только забота о ребёнке, о долгожданном наследнике. Наконец, она сама перевела разговор на ту тему, что была важна ей самой.

- Ваш новый оруженосец... вы не взяли его с собой...

- А что у вас с ним? Опять мир не берёт?- Усмешка тронула тонкие губы барона. Ания никогда и не скрывала своего отношения к слуге мужа.

- Когда вы уберёте его отсюда?

- Когда смогу выделить ему землю.

- Дайте ему часть из моих земель! Умоляю, уберите его отсюда!- Ания, порываясь, села на постели, впилась пальцами в одеяло.- Пожалуйста!

Барон молчал, глядя ей в лицо. Потом спросил:

- Что это так?

- Он не нравится мне. Он что-то скрывает. У меня предчувствие, нельзя ждать от него добра. Уберите его, прошу вас. Уберите подальше от себя, от меня... Дайте ему мои земли, только уберите его...

Барон усмехнулся на её отчаянную просьбу.

- Я знаю из-за чего это. Потому что он выиграл ЕГО на турнире, да? Отсюда это всё.- Согласно кивал головой, вспоминая события летнего турнира. Впрочем, он никогда о них и не забывал.

- Причём тут это?- Ания фыркнула, передёргивая плечами. Сдёрнула одеяло и спустила ноги с кровати, набросила на плечи халат, запахнула его резкими движениями, показывая этим своё раздражение.

Взгляд барона невольно скользнул по фигуре жены, задерживаясь на животе. Он, конечно же, ждал, когда проявятся, наконец-то, следы её положения, но в свободных складках одежды беременности было ещё не видно.

- Вы ведь даже не знаете, кто он и откуда? Кто его родители? Из каких он земель? Вы очарованы им, словно попали под действие ведьмака. Очнитесь! Что происходит?- Она развела руками в тщетности желания доказать хоть что-то. При словах о колдовстве лицо барона вытянулось.

- Что ты сама в этом понимаешь?- спросил сухо.

- Здесь что-то нечисто. Мне не нравится этот человек. Прошу вас, милорд, не отмахивайтесь от моих слов, хоть один раз в жизни поверьте мне.

Барон усмехнулся, дёрнув головой, и седые волосы качнулись слева и справа от лица. Всё бесполезно! Ания видела это, он никогда не сделает так, как она просит.

- Нет, я знал, что беременность лишает женщин ума, но это вообще – ни в какие ворота! Ты вообще стала дура дурой...

- Милорд, пожалуйста...- Ания стиснула кулаки от досады, от обиды за его слова, ведь она-то точно знала, что права, была уверена во лжи этого оруженосца.

Но барон резко выбросил раскрытую ладонь, останавливая речь жены.

- Хватит! Прекрати это! Ты – моя жена! Давай мне сыновей, но не давай советы! Понятно?

Ания отступила назад, закусывая нижнюю губу, сделала ещё два шага и села на кровать.

- Ты поняла меня? Ания?

Она кивнула, но не ответила, и барон ушёл, приняв её ответ таким.

«Ну, хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. Я буду молчать. Я больше ни слова не скажу. Мне всё равно. Я даже замечать его не буду, пусть, что хочет, то и делает. Мне всё равно. Кто бы он ни был, что бы он ни делал – я буду молчать. Я больше ни слова никому. Наплевать! Пусть он хоть демон в человечьем обличье, да хоть кто! Мне-то что? Не хочешь меня слушать, пусть будет по-твоему. И если когда-нибудь правда откроется, пусть она ударит тебя побольнее. Тогда ты поймёшь, что женщина тоже может оказаться права, а совсем не быть дура дурой... Сам ты дурак, старый дурак! Ничего не видишь дальше собственного носа! Будто тебя и правда околдовал кто-нибудь! Ну да и пусть! Пусть всё будет так, как будет! Ты сам так захотел, пусть так и будет. А я вообще перестану замечать его. Мне всё равно!»

* * * * *

Постепенно дни складывались в недели, недели – в месяцы, наступила зима. Жизнь в замке текла медленно и размеренно, до весны никто никуда не спешил, не готовился к войне, не летали беспрестанно гонцы с письмами и сообщениями. Всё шло своим чередом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Зима выдалась снежная и тёплая. Весь двор замка засыпало снегом, его расчистили и сложили сугробами у стен зданий и построек, оставив узкие тропинки. . Поддержи сайт - подпишись на страничку в VK. Иногда Ания, закутавшись в длинный плащ с опушкой, выходила во двор замка подышать чистым воздухом и побыть на солнце. Прогуливалась по тропинкам, наблюдала за слугами и служанками, подолгу думала, разминая в пальцах холодный комочек снега.

Она вспоминала зиму прошлого года, всего лишь год прошёл, а сколько всего случилось! Переживала те события, ту ярость барона Элвуда, когда он изгнал своего сына, когда он заставлял Анию покончить с собой, когда обвинял её в измене. Подобного страха она не испытывала ни разу в жизни. И сама себе удивлялась, как она смогла всё это пережить? Как не впала в отчаяние? Как не поддалась барону и, в самом деле, не выбросилась из окна или не повесилась от страха, безысходности и боли? Что помогло ей тогда выжить и не сойти с ума?

Любовь? Страх за любимого человека? Вера? Осознание своей невиновности?

Тогда, в те дни, единственными её грехами были лишь поцелуи и прикосновения рук, можно ли было за это наказывать её как за измену? А сейчас?

Сейчас всё изменилось. Прошёл год, и в эти дни Ания приняла бы любые обвинения в измене и согласилась бы с ними, потому что под сердцем жил плод этой измены. И если бы сейчас барон начал кидать ей в лицо обвинения и требования, Ания бы молча приняла их и выдержала бы с улыбкой. И была бы рада, если бы барон отправил её в любой монастырь, даже самый захудалый. Там бы она родила своего ребёнка и жила бы рядом с ним счастливой и спокойной жизнью.

Здесь же она чувствовала угрозу и давление от барона. Знала, что ребёнок во многом спасает её. Но страх, что когда-нибудь правда откроется, не давал покоя. Она боялась сказать лишнее слово, боялась радоваться своему положению, боялась хоть жестом, хоть взглядом выдать себя и свою тайну, даже вызвать подозрение. Всеми силами старалась не заболеть, чтобы даже в болезном бреду не промолвить и слова об отце своего ребёнка.

Если барон узнает хоть что-то, он не остановится ни перед чем. А Ания сейчас, в своём положении, была беззащитной и слабой. Её живот, который не скрывали ни платья, ни шали, делал её уязвимой и даже жалкой. Если раньше она могла начать спорить с мужем, то сейчас просто молча сносила все его словесные выпады и придирки, и отвечала на все вопросы. Она знала, что малейший толчок, падение, ссора с бароном могут стоить ей самого дорогого, того, кого она уже не сможет вернуть.

Она стала молчаливой и замкнутой, больше времени старалась проводить сама с собой, читала и гуляла одна или в сопровождении услужливой камеристки или служанки, готовых броситься к ней по первому же слову. Подолгу молилась и просто неподвижно сидела в своей комнате в немом оцепенении, уставившись в огонь камина. Никого не видела и не хотела замечать.

Один за другим проходили новогодние праздники: Рождество, Крещение, приезжали и уезжали гости, дарились подарки, накрывались столы, звучала музыка и песни, а Ания жила в эти дни словно в своём особом мире, будто всё, что творилось рядом, творилось само по себе, без её участия. Ей хотелось одного: оберегать себя и своего ребёнка, оберегать от всех и вся, замкнуться в своём тесном пространстве тёплой шали или длинного плаща и никого в него не пускать.

Она общалась со своим ребёнком, мысленно вела разговор с его отцом, снова и снова переживала последнюю встречу, единственную ночь, подарившую ей новый мир и надежду. Жила ожиданием нового, встречей со своим ребёнком, жила и ждала его рождения больше, чем кто-либо в этом замке.

Она представляла себе, каким он будет, гадала, на кого он будет похож, ощущала, как сердце её наполняется нежной незнакомой до этого любовью, любовью матери к ребёнку от любимого человека.