Кольцо царя - Надежда Салтанова

пробормотал лекарь. В руках у него был топор, что Нина хранила во дворе. – Зря ты, мил человек, меня остановил – так хотелось этого по маковке стукнуть.

– Ты едва не помешал нам.

Лисияр усмехнулся:

– Прости, почтенный, знай я, что Нина все еще под твоей охраной, топориком бы не размахивал.

Салих отпустил его, обернулся к Джазиму:

– Забери джерид[60]. И это надо отсюда унести. – Он брезгливо поморщился. – Если найдут еще одного убитого в аптеке, боюсь, даже Ноф не спасет репутацию Нины Кориари.

Как и куда они вынесли Кристиано, Нина не узнала, снова провалившись в спасительное беспамятство.

* * *

Нина лежала в горячке. Лисияр ее выхаживал, заваривал травы, отпаивал, как ребенка. Заходила Гликерия, занося сперва живот в дверь, потом уже всю остальную свою красу. Плакала над бледной, покрытой испариной подругой, приносила хлеба и лукумадесов. Рассказала Лисияру, что Нину подлый сикофант в Халке запер, что она оттуда выбралась да к ней пришла. Про кольцо умолчала, сказала лишь, что есть у империи тайны, о которых и мыслить нельзя, не то что говорить. Фока тоже слушал, сжимая кулаки, бормотал под нос ругательства. Он крутился в аптеке непрестанно, помогал Лисияру, намывая аптеку, процеживая масла и отвары, таская воду. Галактион прибегал проведать, подозрительно оглядывал Лисияра, шептался с Фокой, сидел у Нининого ложа, смаргивая непрошеную слезу.

Когда зашел Никон, Фока встал на пороге, кулаки в бока упер, не желая пускать сикофанта. Но Лисияр его отодвинул, шагнул сам за порог. Никону пришлось отступить.

Лисияр вежливо обратился к пришедшему:

– Ты за какой надобностью, служивый, к несчастной женщине пришел? Опять в подземелья ее забрать?

Никон вскинулся было, но сдержался, покачал головой:

– Да пойми ты, что спасал я ее! От нее же самой спасал, да от тех, кто… – Он оборвал себя, не смея говорить о тайне кольца. – Отсиделась бы она в Халке, там ее ни один убийца не нашел бы. Я ее оттуда потом и выпустил бы, когда все разрешилось. Так ведь не послушалась меня – сама выбралась.

Он сжал зубы, поднял глаза на лекаря:

– Не хочешь меня пускать – спорить не стану. Скажи только, сильно ли она больна? Чем я помочь могу? – в голосе его звучала боль.

Лисияр вгляделся в поникшее лицо сикофанта, помолчал. Потом произнес:

– В ней много силы, справимся с божьей помощью. Я передам ей твои слова. А ежели захочет тебя видеть – попрошу Фоку тебя разыскать. – Он развернулся и ушел в аптеку, закрыв за собой дверь.

Из дворца прислали лекаря-евнуха, но Лисияр его даже на порог не пустил. С заглянувшим Гидисмани, однако, беседовал долго и с удовольствием. Тот, прознав, что Нина плоха, принес свою настойку на солодке и зизифусе. Пытался выведать у Лисияра, останется ли тот теперь хозяином аптеки. Посетовал, что женщине аптекаршей быть непристойно. Знахарь и его выпроводил по-доброму.

Со временем Нина оправилась. Поблагодарила Лисияра, взялась было за работу. Но как будто погасили огонек в ней. Ни к чему душа не лежала. Делала все как во сне. Конопляное масло так же мало спасало, как и другие травы, что Лисияр заварил. Знахарь уходить не хотел. Тревожился. Не нравилось ему, как аптекарша сникла. Но с хозяйкой дома спорить не стал, обещался заходить да проведывать.

Однажды утром в дверь аптеки постучали. На пороге стояли два воина из дворцовой стражи.

– Нину-аптекаршу велено проводить во дворец.

Нина наскоро переоделась. Сложила в корзинку снадобья. Села в присланные носилки с плотными шелковыми занавесками и отправилась во дворец.

Глава 27

Отвар от головной боли

Корень цимицифуги отварить в полсекстарии воды, пока вода не потемнеет. С очага убрать и сразу бросить туда же малую меру листьев шалфея да столько же листьев пиретума. Накрыть да оставить остывать. После пропустить через тряпицу и добавить меда, чтобы горечь приглушить. Снадобье это хорошо помогает тем женщинам, у кого регулы прекращаются. Боль в голове такой отвар уймет, тяжесть снимет да жар притушит.

Из аптекарских записей Нины Кориари

В мраморных палатах гинекея была суматоха. Василиссе Елене нездоровилось. Капитолина загоняла служанок. То императрице понадобилось свежей воды из горных ручьев, то опахала из новых павлиньих перьев, то настоянное на лечебной смоле вино.

Лекарь выскочил из высоких покоев, тряся полными щеками. Бормоча под нос, просеменил мимо аптекарши. Евнух-сопроводитель неподвижно стоял рядом с Ниной, опустив бесстрастный взгляд в выложенный цветной мозаикой пол.

Капитолине, видать, доложили, что Нина здесь. Она выглянула из спальни императрицы, махнула рукой, чтобы аптекаршу подвели. Бесшумно закрыла за ней дверь, зашептала в самое ухо, что императрица не в настроении. Что поссорилась с великим паракимоменом, расстроилась, а теперь головной болью мучается. Вот и велела Нину привести. Зоста-патрикия подтолкнула Нину к роскошно убранному ложу василиссы, стоящему на порфировом возвышении. Сама отступила к самой двери.

Василисса увидела Нину, жестом велела подойти ближе. Нина сжала судорожно свою корзинку, подошла, потупившись. Поспешно опустилась на колени перед резной кроватью. Великая честь – попасть простой аптекарше в спальню самой императрицы, где высокие столбы по углам кровати украшены искусной резьбой и золотом, а драгоценные расшитые шелка закрывают ложе с трех сторон. Где на полу постелен мягкий, густо сплетенный ковер, на который простыми запыленными сокками и ступить-то боязно. Где солнце сквозь узкие арочные окна освещает стены с мраморными колоннами и высокий сводчатый потолок, изукрашенный мозаичными звездами и луной.

Императрица слабым голосом велела Нине взять шелковую подушку с кистями и сесть поближе. Предложенное снадобье, чтобы унять головную боль, василисса выпила. Велела развлечь рассказами о своих приключениях и о кольце.

Нина растерянно посмотрела на василиссу. Руки ее опустились. Как она расскажет, что вместо того, чтобы кольцо во дворец нести, пыталась его латинянам отдать да жениха своего спасти? За такое опять окажется в Халке.

Тут же пришла мысль, что заточение уже не так ее страшит. Как будто все равно ей, где с жизнью распрощаться. А все же рассказ начать не смела, комкала в руках мафорий да кусала губы.

Но императрица как будто поняла ее:

– Ничего не бойся, рассказывай! Что бы ты ни сделала, не будет тебе никакого наказания. Не позволю. Но врать своей василиссе не смей. – Она жестом выслала из спальни Капитолину.

Та, понурив голову, вышла, закрыв за собой узорчатую дверь.

И Нина поведала все: и о Винезио, и о сухоруком, и о Кристиано. Про учителя в горах и про своего несчастного отца. Рассказала о