Блудное художество - Далия Трускиновская

Княгиня неожиданно рассмеялась.

– Такая услуга, что теперь уже никакого ни смысла, ни значения не имеет. В ту пору, как государыня еще великой княжной была, а графиня Матюшкина - княжной Гагариной, повадилась сия княжна любовные билетики таскать от великой княгини к некому кавалеру.

Архаров даже подался весь поближе к Анне Васильевне. В свете мало что знали о зарождении нежных чувств между государыней и Григорием Орловым, передавали слухи - якобы княгиня Куракина уступила Екатерине Алексеевне статного и неутомимого красавца, однако точно никто ничего не знал - настолько участники той давней интриги ловко хранили тайну.

– Стало быть, госпожа графиня также руку к шелковой революции приложила? - спросил Архаров.

– Ах, Николай Петрович, нельзя вас в свет пускать! Как раз что-нибудь несообразное брякнете! - весело отвечала княгиня. - Тогда ее величеству и двадцати годочков, поди, не было, какая революция? А может, уже и стукнуло. И жила она под весьма строгим присмотром. А из придворных кавалеров несколько отличала графа Захара Чернышова. Он при дворе великого князя состоял.

– Это не тот ли Чернышов, что Берлин брал?

– Да, тот самый, президент нашей Военной коллегии. Но тогда и ему лет двадцать было, самые игривые годы. И вздумали они записочками перебрасываться. А княжна Гагарина в своих юбках те записочки переносила. Но никому про то не разболтала, потом уже выяснилось - Брюсше, что ли, государыня открыто рассказывала…

– Что ж ныне?

Елизавета Васильевна задумалась. Архаров уже довольно знал ее лицо: княгиня не вспоминала подробности, но решала: говорить - не говорить…

– Неспроста ведь спрашиваешь, сударь…

– Неспроста.

– Ну так вот что скажу - правда ли, нет ли, а слыхала краем уха, самым краешком… - княгиня показала пальчиком на ухо, обремененное довольно большой бриллиантовой сережкой. - Чересчур это семейство к Франции расположено и всячески старалось ей свою преданность показать.

– И французов они у себя привечают?

– Николай Петрович, про то Михайлу Никитича спрашивай. Слухи переность я не охотница.

При этом княгиня быстро закрыла веер и спрятала его пластины в ладонях. Сделала она это машинально, забыв, что Архаров не разумеет «языка веерного маханья», - а движение означало, что расспросы ее уже огорчают.

– Скоро ли его сиятельство будет?

– А его сиятельство дома.

Архаров даже несколько растерялся.

– Работает в кабинете, письма диктует, я и не стала его отвлекать. Не ему ж ты, сударь, конфекты от Апре привез? - лукаво осведомилась княгиня.

Архаров решил не уходить, пока не повидает князя. И стал расспрашивать о вещах обыкновенных, а также рассказал всякий историйки о празднике, для которого на Ходынском лугу возводили целую географию. О том, как среди бела дня ловкие мужики догадались доски воровать - на постройке столько народу трудится, что одной телегой более или менее - никто не заметит. Также был занятный случай, когда начали строить потешную крепостцу, изображавшую крепость Керчь, с бастионами и равелинами. Архитекторы Баженов с Казаковым не сразу сообразили, что окружать крепость рвом ни к чему, и телега с бревнами, съехав по контрэскарпу, лихо снесла целый бастион вместе с плотниками.

Вскоре Михайла Никитич вышел - по-домашнему, в легком шлафроке. Он попросил кофея со сливками, и Елизавета Васильевна предложила подать кофей в кабинет - того гляди, гости начнут съезжаться, а хозяин не то что без кафтана, а даже без камзола.

– Жарко, душа моя, - сказал в оправдание Волконский. - Вон и Николай Петрович, поди, взмок в своих доспехах.

Архаров и точно маялся в тяжелом кафтане, на котором было нашито в два ряда широкого галуна.

Зато в кабинете он этот роскошный кафтан скинул и камзол расстегнул. То-то было блаженство…

Выслушав его домыслы, Волконский хмыкнул.

– Ну, коли Захаров подозревает - должно, так оно и есть. Много старик повидал… А как французы нам пакостили - и я не хуже него расскажу. Когда нынешняя война с турками начиналась, полагаешь, мы ее затеяли? Нет - тогдашний французский посол в Константинополе, граф де Вержен, султана на сию дурость подбил. И потом французский король туда своих советников посылал. Ловко он рассчитал - чтобы мы, будучи ослаблены и истощены сей войной, еще долго не могли и помыслить, чтоб воспользоваться своим выгодным в Европе положением - и, будучи в окружении слабейших государств, не имели силы их угнетать и через то вмешиваться в европейские дела. То-то бы сейчас позлился!

– Как я могу быстро и тайно проверить, что известно нашему Второму департаменту о французских агентах в России? - спросил Архаров.

– Быстро не выйдет. Да и не знают они всех агентов - тех лишь, что на виду. Помнишь дело полковника Анжели? Ведь спохватились лишь тогда, когда он самовольно поехал в Вену и в Париж, где его принял герцог д’Эгийон.

Архаров не сразу сообразил - что за герцог такой.

– Министр иностранных дел французского короля, - укоризненно сказал Волконский. - Совсем ты, сударь, в своих полицейских дрязгах и каверзах погряз, газет не читаешь.

– Право, не до французских министров, ваше сиятельство. И не до газет. Вранья я и у себя в полицейской конторе слышу порядочно. Такого, что газетам и не приснится.

Про Анжели Архаров, разумеется, слыхал, потому что его тогда, год назад, волновало все, что хоть как-то можно было увязать с маркизом Пугачевым и его возможным наступлением на Москву. Этот французский офицер, предложивший свои услуги России, успел до того послужить Пруссии, Баварии и Дании. Россию он представлял себе страной нелепой и бестолковой - полагал, будто запросто взбунтует русские полки, стоящие в Лифляндии, захватит Ригу, которая хоть и была укреплена еще при шведах, но оставалась весьма сильной крепостью, и из Риги под развернутыми знаменами пойдет добывать Санкт-Петербург. А чтобы повысыть значимость своей особы, утвержал, будто состоит в сношениях с воскресшим государем Петром Федоровичем. Таких самозванцев Россия знала предостаточно - однако этого уж больно усердно вытаскивал из беды принц де Роган - самолично ездил к российскому послу князю Барятинскому просить за соотечественника. И ведь упросил - тогда же, летом, полковника Анжели выслали из России, тем он и отделался.

Князь внимательно посмотрел на Архарова.

– Гляди, опозоришься через свое нелюбопытство…

Он мог так говорить: и был вдвое старше, и титул носил, и в службе был удачлив и успешен. Архаров на своей лестнице отдал Волконскому одну из самых высоких ступенек - потому и не обиделся.

– А не имеют ли какого отношения к французским делам граф и графиня Матюшкины? - спросил он.

– Черт ли их разберет. Ходили такие слухи, но были ли доказательства - неведомо. Еще при покойном государе он, как говорили, сделался переносчиком вестей, снабжал придворными сплетнями французского посланника. А граф у нас щеголь и игрок, деньги нужны постоянно. Уж не знаю, был ли он, когда во Францию ездил, завербован там, получил ли какие-то деньги за свои доносы… С игроками не поймешь, откуда у них деньги берутся и куда исчезают. Какие-то немалые суммы он там проиграл, это всем известно.

– Как же его, зная про его наклонности, во Францию отпустили?

– Про то не меня спрашивать надобно. Видимо, супруга помогла. И, сдается, после его возвращения милости государынины к графине иссякать стали. Повторяю, Николай Петрович, доподлинно не знаю, я ведь не так много в столице жил.

– А теперь как же?

– А теперь граф с графиней уже люди пожилые, никто их и ни за что преследовать не станет, хотя отношение государыни к ним вам известно. А что он играет по-прежнему - так то вы своими глазами видели.

Не такого ответа, разумеется, ждал Архаров. Но и в этих словах было за что зацепиться. Коли Матюшкин сделался осведомителем французского двора, то при сговоре князь Волконский уж точно не присутствовал, да и никто, пожалуй, не присутствовал, кроме графа и некого высокопоставленного француза - имя же его Господь один знает…

– Может ли быть, что государыня доподлинно знает про то, что граф французов сведениями снабжал? - спросил он.

– Сие вероятно. Однако государыня умна и никогда не устроит скандала там, где можно обойтись без него, - отвечал Волконский. - Я допускаю, что ей сделались известны некие давние грехи, и она полагает, что новых не было.

Архаров вздохнул. Очевидно, ему-то и суждено открыть миру новый грех четы Матюшкиных.

Одновременно ему сделалось ясно, что Волконский не сообщит ничего более, что могло бы помочь в розыске. Видимо, следовало поискать кого другого… Алехана?…

Ведь толковал же Алехан о французских следах в истории с авантурьерой! Разбираясь, кто эта женщина и какого черта вздумала претендовать на российский трон, он мог случайно получить сведения, важные нынче для Архарова, - о французах в России и русских аристократах, которых, оказывается, не так уж сложно купить за разумные деньги…