Золотая Орхидея (СИ) - Трефилова Майя

Наверное, прежде мир не видел таких горячих объятий, такого слепящего счастья. Аура мягкого света окружала влюблённых. Среди фениксов прокатился умилительный вздох. Никто не осуждал чувственный порыв, не одергивал, не ворчал. Все приняли их любовь.

— Руми! — знакомый голос нарушил идиллию.

Она очнулась от забытья в объятиях Симериона и взглядом отыскала окликнувшего. Через миг Руми чуть не забыла, как дышать. Её позвал отец. Она едва узнала его среди прочих фениксов, которые, в её застланных слезами глазах сливались в разноцветное пятно. Отец похудел, сгорбился и состарился. Только сияющий от счастья лик выдавал его. Остальные радовались более сдержанно, не позволяли себе улыбаться во весь рот.

— Папа! — теперь она бросилась к нему.

Время разлук осталось позади. Теперь они вместе, и ничто это не изменит.

— Я боялся, что потерял тебя! — сквозь слёзы произнёс отец. — А ты прекрасно справилась одна! Теперь Аймери сможет переродиться. Моя душа спокойна.

— Так уж и одна, — усмехнулась Руми. — Аймери сам хотел освободиться. Я лишь разглядела его живой свет и немного ему помогла.

— Истинный феникс, — произнёс кто-то, и Руми по голосу узнала знатного гордеца, некогда оскорбившего её.

Его лицо искажала боль, а ладони были обмотаны мокрой тканью. Не успела Руми спросить, что случилось, как дружный хор повторил:

— Истинный феникс!

Каждый поклонился в пояс. Даже отец и Симерион. Руми смутилась, даже сделала шаг назад от неожиданных почестей.

— Полно вам! Я этого не заслужила!

Бывший обидчик только головой покачал.

— Кого ты пытаешься обмануть? — спокойно произнёс он, а отец в ответ рявкнул:

— Армиди, не смей так разговаривать с моей дочерью!

Руми быстро подошла к Армиди и положила обе руки на мокрую тряпку. Бусины света устремились к поврежденной коже, и с удивлением Руми поняла, что лечит ожог. «Неужели тень Сарпентьяра добралась до него?» — мелькнула мысль.

Ненужная теперь ткань упала на плиты. Боль больше не терзала Армиди, и его лицо посветлело. Он с удивлением разглядывал исцелённые кисти и долго ощупывал их, будто не верил своим чувствам. Странный шепот прокатился среди фениксов, но Руми расслышала лишь «Руна».

— Ты зря меня вылечила. Это моё наказание, — сказал он с нескрываемой печалью.

— За что? — спросила Руми, но снова вмешался отец:

— Он хотел сжечь тебя вместе с Аймери! Выхватил у Его Высочества Гранатовый Камень! Потому живое Сердце Руны опалило его священным пламенем, разбив защитную печать!

Руми сердито посмотрела на него. Такие речи ей не нравились, неважно, кого они касались. Он разгадал её взгляд и не продолжил.

— Всё верно, — кивнул Армиди. — Я был малодушен, прости меня. За прошлое тоже прости. Ты намного лучше меня, ведь в тебе нет злобы и страха. Только ты могла разогнать тьму и дать освободиться живому свету души.

— Да ничего я не сделала! Это всё Золотая Орхидея!

Она заметила, что на этих словах отец посмурнел, но не желала останавливаться. Вдруг кто опять вздумает кланяться.

— Без Дер-Су я бы не справилась! Вот он показал силу света Неру!

— Ты принижаешь себя. Князь Дайерин — действительно герой, — сказал Симерион, и все закивали. — Столько чудес в один день Алькашамбр не видел! Кстати, князь, царевна и госпожа Драголин тоже хотят тебя увидеть. Ещё не все воздали тебе почести!

— Ой, не надо больше почестей!

— Твоя мать тоже ждёт тебя, — тихо добавил Сингардилион.

Руми оперлась на расколотую чашу. Все водяные цветы погибли. Может, подарки детей эльфийского императора уцелели? Мысли усталого разума неслись далеко, совсем не туда, куда нужно. Выдержит ли её сердце столько радостных встреч после тяжелейшего дня в жизни? Что сегодня она сможет рассказать матери о своём пути? Та всегда учила дочь быть смелой и решительной. «Она первая поверила в меня, — подумала Руми. — А за ней и другие. Потому я выдержала все испытания и вышла победительницей».

— Отведи меня к маме, — попросила она отца. — Только сначала я хочу поблагодарить сад. Он мне очень помог.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Хорошо, — грустно ответил он, но взглядом искал что-то среди сухой листвы.

— Папа, не расстраивайся. Я ничуть не жалею о своём выборе. И годы, оставшиеся мне, будут лучшими в моей жизни, — она посмотрела на Симериона со всей любовью и радостью.

В компании царевича и отца Руми вышла к большой чаше в центре сада. Статуя богини Левантэ на вершине фонтана лишилась половины лица. «Камень-то боли не знает. Но неужели не страдала богиня, глядя, как мучают и убивают друг друга её дети? — думала Руми. — Конечно, страдала. Но наши миры слишком далеки друг от друга, потому судьба ходит сложными путями».

Прекрасные лотосы детей императора Нэти почернели. Им тоже досталось, только неясно, за что. Война эльфов с демонами — лишь отголосок Казни Мира и прошла мимо Аймери. Руми подняла самый крупный цветок и попыталась увидеть живые корни. Бесполезно. Симерион положил руку на её плечо.

— Не всё можно исправить. Смерть рисует непреодолимую черту, — сказал он, и Руми всхлипнула.

— За смертью должна идти новая жизнь. Мне не страшно за Аймери. У них же, — она указала пальцем на погибшие лотосы, — нет души, которая может переродиться в новом теле. Не осталось даже семян, чтобы взрастить новые цветы.

— Они не последние в своём роде, — ответил Симерион. — Такую утрату можно восполнить, а потеряв тебя, я не знаю, как бы жил…

Он запнулся на последнем слове, будто хотел продолжить: «И как буду жить». На его лице и лице отца читались страх и печаль, о которых они не решились прямо говорить в столь знаменательной день. Руми улыбнулась и взяла царевича за руку.

— Сейчас я здесь и пока никуда не собираюсь.

Госпожа Мирами ожидала у входа в сад. Едва она увидела дочь, как с радостным криком бросилась к ней, но так же резко приутихла и обняла бережно, как младенца. Руми же в порыве ничто не сдерживало. Она чувствовала, как тёплые, почти горячие слёзы катятся по щекам мамы. Её голова поседела, но всё же меньше, чем у супруга. Руми гладила её по волосам и тоже всхлипывала. Боль долгой разлуки угасала.

— Ты стала такой взрослой… такой сильной. Когда я узнала, что ты в башне с перводемоном, то чуть не умерла от ужаса. Драконий князь сказал, что только ты можешь победить Аймери. Что в тебе живёт настоящий свет. И я сама вижу, что это правда! — она громко разрыдалась. — Я так тобой горжусь!

— Ладно, мама, не плачь, — смутившись, ответила Руми. — Я никогда не была одна, мне всегда помогали. Завтра я обо всём расскажу, а сейчас хочу отдохнуть. Я давно не спала!

Здесь же, в тени колонн, стояли Дер-Су, Диларам и Драголин. «Быстро же они», — подумала Руми. Драконы не вмешивались в идиллию Руми, и она не звала их, потому что не знала, о чём начать с ними говорить. Слишком много произошло невероятного и чудесного, что требовалось обдумать. Порезы от стекла они уже успели излечить, выглядели уставшими, но счастливыми. Даже Дер-Су, сбросивший свою ледяную броню. Князь и царевна держались за руки, и Руми на миг показалось, что они боятся потерять друг друга, если прервут касание. Легкая улыбка украшала их прекрасные лица, одинаково белоснежные. Символ Дер-Су ещё слабо мерцал, а достоинства прибавлял больше всякой короны. У Руми же знак феникса затмился, только теплое пятно на лбу напоминало о том, что спиральное солнце сияло для двух душ.

Дочери Сингардилиона выделили ту же комнату, в которой она гостевала, впервые прибыв в столицу. Туда семейство в сопровождении Симериона и направилось. Закат уже потух, зажигались первые, ещё тусклые звёзды. Ночецвет не взошла сегодня на небосклон, и Руми облегчённо выдохнула.

Дрожь потихоньку пробирала её тело, но царевич ласково приобнял за плечи. Его тепло наполнило её существо, и она забыла о холоде. Руми повернулась к родителям, но те только умилялись и подозрительно переглядывались между собой. «Неужели планируют мой брак с Симерионом? — подумала она, пытаясь разгадать их улыбки. — Ну, пусть, было бы хорошо». Тихая грусть стала ещё одним спутником Руми. Как бы она не прогоняла мысли о гибели Орхидеи, седина на головах родителей, усталые, состарившиеся лица не давали покоя. Сколько скорби перенесла её семья, надеясь спасти дочь от судьбы феникса, но страдания оказались напрасны. «Нет, — сказала себе Руми. — Не напрасны. Они взрастили того, кто спас душу перводемона. Они знают, что я поступила правильно, и не станут меня хоронить раньше времени».