Румянцев-Задунайский - Михаил Петров

Официальных переговоров как таковых не было. Скорее это были частные разговоры, которые проходили при наблюдении за маневрами австрийских войск, за пышными обедами, даваемыми императором. Во время одного из таких обедов Кауниц сел рядом с королем. Тот, улыбнувшись, сказал:

— Мне приятнее видеть вас со мною, нежели против меня.

— А мне думалось, ваше величество большую приятность находите от соседства с русскими, —  с намеком заметил Кауниц.

Разговор о русских Кауниц заводил при каждом удобном случае. Он явно хотел разрушить союз Пруссии с Россией, и Фридриху приходилось вести тонкую игру, дабы внушить собеседнику, что союз этот вынужденный, что его, короля, толкнули на сей шаг опасения остаться в одиночестве перед лицом находившихся в союзе таких великих держав, как Австрия и Франция.

— Но разве Австрия давала повод для опасений ее политики? — поймал его на слове Кауниц.

— О нет, — возразил король. — Я восхищен мудростью вашей политики и был бы счастлив стать вашим верным союзником и другом. Однако нас еще разделяет тень Семилетней войны. Я искал дружбы с вами, но русские протянули мне руку раньше.

Кауниц выждал паузу.

— Союз с Россией вам ничего не даст, Россия истощена, слаба и будет разбита турками.

— Только Богу известно, чем кончится война, — вздохнул король. — Мне же пока известно, что терпят поражение турки, а не русские.

— Временные успехи еще ни о чем не говорят… Впрочем, — продолжал Кауниц, многозначительно помолчав, — я могу ошибиться в оценке положения воюющих сторон. Но если, как говорите, Россия могущественна, то это должно заставить вас насторожиться. Усилившись в Европе, она может попрать ваши интересы.

В это время к Кауницу подошел его секретарь и что-то сказал ему на ухо. Кауниц извинился, что вынужден прервать беседу, и в сопровождении секретаря удалился в соседнюю комнату. Он не возвращался с четверть часа. Король пытался по выражению лица императора определить, что заставило его министра так неожиданно покинуть обед. Но тот, видимо, знал не больше, чем остальные. Император о чем-то говорил с генералом, командовавшим маневрами, по-видимому, о достоинствах золотой чаши, которую тот держал на уровне глаз. Оба они были далеки от того, что занимало его, Фридриха II.

Наконец Кауниц вернулся. Король заметил, что красивое лицо его, еще не тронутое морщинами, было обеспокоено.

— Плохие вести, мой сударь?

— Из Константинополя прибыл курьер. Визирь с армией отошел за Дунай.

— После Кагульского поражения удержаться на левобережье ему было бы, конечно, трудно, — с поддельным сочувствием заметил король.

Кауниц приблизил к себе тарелку и принялся есть с такой жадностью, словно голодал больше недели. Глядя на него, голосом, не лишенным сарказма, Фридрих спросил:

— Курьер более ничего не привез?

Кауниц перестал есть.

— Вы правы, он привез еще что-то… Он привез письмо от каймакама с просьбой содействовать примирению Порты с Россией. Кстати, аналогичную просьбу он направил и министру вашего величества. — Кауниц поднес к глазам пальцы левой руки, посмотрел на ногти невидимо удовлетворившись их состоянием, продолжал: — Победы Румянцева могут внушить Петербургу опасные намерения. Я хотел бы надеяться, что Пруссия проявит в данном случае благоразумие. Что касается Австрии, то она не допустит, чтобы Россия перешла Дунай.

Король промолчал.

Когда обед закончился, император Иосиф вместе с Кауницем и другими сановниками направился принять константинопольского курьера, а Фридрих поехал в отведенную ему резиденцию. Он был доволен. Самонадеянный Кауниц получил серьезный урок. Он строил свою политику из уверенности, что в этой войне победят турки, а не русские, и вот теперь ему приходится за ошибку расплачиваться. Теперь ему волей-неволей придется перестраиваться в игре. Пока не поздно. Угроза же объявить войну России рассчитана на малолетних. Русских этим не напугаешь. «Посмотрим, что он будет говорить завтра, — подумал король. — Бьюсь об заклад, он непременно попросит аудиенции».

Фридрих не ошибся в своем предположении. На другой день, едва он успел принять первый завтрак, ему доложили о просьбе австрийского министра быть принятым для беседы касательно посредничества в заключении мира между Турцией и Россией. Кауниц имел рассеянный вид, говоривший о том, что он не так уж спокойно спал в минувшую ночь. Он говорил вяло, нехотя, говорил о том, что роль посредника его лично не устраивает и что с этой ролью лучше выступить прусскому министру, поскольку Пруссия имеет с Россией дружественные отношения.

— Австрии лучше подождать, — сказал Кауниц. — Мы примем на себя посредничество только тогда, когда Россия обратится к нам с такой же просьбой, как и Турция.

— От державы-победительницы такой просьбы может и не последовать, — заметил Фридрих.

— Насколько мне известно, Россия еще не победила и вряд ли победит.

Фридрих пропустил это мимо ушей.

— При предложении о мире несомненно возникнет вопрос о территориальных притязаниях. Россия, возможно, попытается сохранить за собой завоеванные провинции, в частности Молдавию и Валахию.

— Австрия не допустит соседства русских по Молдавии и Валахии! — не совладал с собой Кауниц.

Дав ему остыть, Фридрих сказал, что Пруссия, как и Австрия, против того, чтобы Россия получила часть турецких провинций. У России и без того хватает земли. Но если бы Россия захотела закончить войну не иначе, как с большими для себя выгодами, то было бы справедливо, чтобы и Австрия с Пруссией получили бы столько же выгод для сохранения общего равновесия, существующего между тремя державами. Короче говоря, если он, король, и согласится на какие-то территориальные приобретения Россией, то только в том случае, если Австрия и Пруссия, как главные державы-умиротворительницы, получат свою долю. При этих словах его взгляд встретился со взглядом австрийского министра.

— Мне кажется, — сказал Кауниц, — по этому вопросу нам следует поддерживать близкие отношения.

Фридрих просиял. Слава Богу! Наконец-то лед тронулся. Согласие Австрии на раздел Польши, можно сказать, обеспечено. Правда, выкладывать карты еще рано, но ведь все еще будет!..

Остался доволен и Кауниц. Он понял, что, хотя Пруссия и остается верной союзническому договору с Россией, русские интересы ей абсолютно безразличны, что ради собственных выгод она может изменить им в любой момент.

Прусский король и австрийский министр расстались как друзья. Дальнейшее пребывание в Нейштадте, теперь уже не имело смысла. Король приказал своим готовиться в дорогу. В тот же день он нанес прощальный визит императору Иосифу и выехал домой.

В Берлине его встретил брат принц Генрих.

— Я всю дорогу думал о тебе, — сказал ему король. — Тебе придется поехать в Россию.

— В Россию? Но меня, кажется, туда не приглашали.

— Это устроить не так трудно. Мы сообщим, что едешь в Швецию. И они тебя пригласят, поскольку будешь там рядом.

— А если не пригласят?

— Продвижение наших кордонов в Польше вызвало у русских сомнения относительно нашей политики. А где сомнения, там непременно появляется желание их рассеять.

— Положим, приглашение поступит, — помолчав, согласился принц. — А что мне там следует делать?

Король рассказал о своем плане расширения границ Пруссии за счет польских провинций. Генрих выслушал его с сомнением.

— Вы достигли согласия с Австрией?

— Наши беседы не касались Польши, — отвечал король. — Говорить об этом рано. К тому же нам выгодно создать мнение, что план раздела Польши исходит не от нас, а от России.

— И об этом должен позаботиться я?

— Насколько возможно. — Король посмотрел на него строго и продолжал: — На месте действуй по усмотрению. Не забывай об осторожности. Помни правило: когда недостает неопровержимых доказательств, лучше выражаться лаконично и не слишком разъяснять дело.

Сборы были недолги, и вот в один из благодатных осенних дней его высочество покатил в карете на Штеттин, где уже стояла на якоре королевская яхта. Он прибыл в Стокгольм спустя неделю после отплытия, а еще через неделю его посетил русский посол, который передал ему приглашение императрицы Екатерины II посетить Петербург.

2

Подготовка конфедератов к военным действиям шла вовсю. Дюмурье знал свое дело. Получив от французского правительства 300 тысяч ливров, он закупил десятки тысяч ружей. В Венгрии, Австрии и Пруссии шла вербовка волонтеров. Из Франции в его распоряжение прибыло более ста солдат и офицеров, с помощью которых он рассчитывал обучить военному делу формируемое войско.

Не сидели сложа руки и предводители конфедератов. Они готовили своих крестьян в ополчение. Плохо только то, что среди них не было единства. Про дисциплину и говорить нечего: что ни пан, то сам себе начальник. Здравый смысл подсказывал им признать вождем кого-нибудь одного. Но кого? В условиях страшного соперничества решить этот вопрос было не так-то просто. В вожди лезли чуть ли не все паны. Выскажешься за одного, станешь врагом других.