Путь в ад - Поль Кенни

Он указал рукой на красную ленточку.

— Если вы перешагнете через нее и подойдете на метр к двери, сработает электронная система сигнализации, и через три минуты сюда примчится вся пражская полиция.

— Жалко, — вздохнула Ирэн, — и глупо. Иметь такие ценности и прятать их. Мне кажется, я не смогу полюбить вашу страну. Ты слышишь, Рихард, — обратилась она к любовнику, — твоя родина — идиотская страна.

— Тихо, — сказал он, так как в часовню вошла пара туристов. Они с интересом слушали объяснения человека, который, судя по костюму и акценту, был чехом. Иво узнал в них французских коммунистов. Мужчина был болезненным с виду, типичным левым интеллектуалом, убеждения которого сформировались под влиянием книг, а не жизни. Она же смотрела на все бесцветными, безжалостными глазами. Французские коммунисты, приезжавшие в Прагу, останавливались в специальной гостинице, где их натаскивали идеологически, готовя к будущим боям за светлое будущее пролетариата.

Чех, похожий на профессора, говорил то же, что только что объяснил Ирэн Иво. Он рассказывал интеллектуалу и его спутнице, что королевские сокровища были извлечены на свет лишь при оккупации. Видел их только эсэсовец Гейдрих. Да, на этот счет есть легенда, продолжал профессор: «Гауляйтера предупреждали, чтобы он не делал этого, так как никто не мог надеть на себя корону Богемии без того, чтобы с ним не случилось несчастье. После колебания он пренебрег этим и, смеясь, надел на себя корону».

— И что дальше? — с интересом спросил интеллектуал. Ирэн тоже навострила слух.

— Ну, его и убили в Праге. Ведь так? — вступила в разговор женщина.

— Совершенно верно, — согласился профессор. — Немного позже. Простое совпадение…

— Или рука Господа, — шепнул Иво Буриан.

Рихард с удивлением посмотрел на друга.

— Ты веришь в эту легенду? Ты, марксист? И в Бога тоже?

— Многие у нас вернулись к вере в Бога, — прошептал Иво. — Больше, чем ты думаешь. А это ведь такая прекрасная легенда! А что думаете об этом вы, мадам?

Ирэн, на которую женщина бросала полные презрения взгляды, пожала плечами и ответила:

— Я верю только в то, что вижу. А так как я не видела этих сокровищ…

Затем, ответив коммунистке злобным взглядом и резко повернувшись, чтобы лучше показать свои бедра, громко сказала:

— Пошли. Здесь нет ничего интересного. Скорее наоборот.

Выйдя наружу, Рихард отчитал ее.

— Ты должна привыкнуть молчать и не привлекать к себе внимания. Не забывай о нашем положении… и что мы здесь с фальшивыми документами.

— Ну вот еще! — взорвалась молодая женщина. — Говорить нельзя! Посмотреть ничего нельзя! Твоя родина начинает мне действовать на нервы!

Они вышли из замка, и Иво подвел их к своей «шкоде» — маленькой голубой машинке, втиснутой между двумя туристскими автобусами. Он открыл двери, склонился перед Ирэн, которая, все еще не успокоившись, бросила своему любовнику:

— Долго я тут торчать не буду, предупреждаю.

— Ну, ну, — обратился к ней Иво. — Зачем сердиться? В нашей стране есть и хорошее. А когда вы увидите природу…

Затем, помогая ей сесть, предложил:

— Подождите, оставьте ваше раздражение. У нас есть время, чтобы посмотреть другие драгоценности. Хотите? Это уникальная вещь. Тысяча алмазов. Тут недалеко.

Ирэн фыркнула:

— Благодарю покорно! Опять глазеть на стекло или на дверь с семью замками!

— Да нет! — улыбнулся Иво. — В Лорете вы увидите подлинные драгоценности и одну очень редкую вещь. Договорились? Уверяю, что вы не пожалеете!

— Ладно, — кисло согласилась Ирэн, скрестив ноги так, что обнажила их до кружевных трусиков, отчего у чеха пересохло во рту. — Но я бы очень удивилась, если бы в вашей стране нашлось хотя бы что-нибудь, достойное внимания!

— Во всяком случае, вам этого упрека не сделаешь, — галантно констатировал Иво.

Включая мотор, он провел рукой по ее обнаженной ноге. Сидевший сзади Рихард, недовольный этим комплиментом, выругался. Иво повернул на резко спускавшуюся улочку и чуть позже остановил машину перед старинным францисканским монастырем — Лоретой, названным в честь итальянского города Лоретта. Построен он был в 1626 году, а сейчас в нем был музей. Над позеленевшим медным куполом и крышами, полускрытыми зеленью, вздымалась колокольня в стиле барокко.

Все трое вышли из «шкоды», и в этот момент заиграла ностальгическая волнующая музыка старых курантов. Ирэн слушала с восхищением.

— Ну как, нравится? — гордо спросил Иво.

Молодая женщина кивнула. Куранты замолчали. Иво указал на импозантное здание Министерства иностранных дел, находившееся за их спиной.

— Там оборвалась жизнь политического деятеля Яна Массарика. Он выбросился с четвертого этажа. Вон из того окна. Видите?

Чех вытянул руку в сторону внушительного здания со множеством окон без занавесок.

— Странное самоубийство, судя по тому, что говорили в Лондоне, — заметил Рихард, вытирая пот платком.

— Я знаю, что говорили, — перебил его друг. — Что окно было закрыто или почти закрыто. Разумеется, это может показаться странным.

— А все-таки, окно было открыто или закрыто? — продолжал настаивать Рихард.

Иво скорчил гримасу.

— Меня ведь там не было.

История, должно быть, совершенно не интересовала Ирэн, так как она начала терять терпение.

— Ну где же драгоценности? Или это была шутка?

— Пошли быстрее, а то их украдут, — пошутил Иво.

Им пришлось подождать, пока купят билеты польские скауты, пышущие здоровьем блондины. Они нагнали их на втором этаже в широкой крытой галерее, опоясывавшей двор, в котором стояла часовня Черной Богоматери, построенная в 1626 году итальянским архитектором Джованни Ози по заказу герцогини Бениньяка, католички, желавшей бороться с протестантизмом. Постояв перед картинами на религиозные сюжеты и полюбовавшись из стрельчатых окон двором, они, сопровождаемые Иво, подошли к железной решетке, поперек перегораживавшей галерею. Метрах в десяти за решеткой была железная дверь, покрашенная в желто-кремовый цвет. Они вошли в зал за этой дверью, в котором гид, легко узнаваемый по повязке, что-то рассказывал маленьким полякам об экспонатах первых витрин, где были выставлены предметы религиозного культа из золота и жемчуга: митры епископов, распятья и т. п.

— Да, они, кажется, здорово их охраняют, — заметила Ирэн, указывая на большую решетчатую дверь в противоположной стене.

— Дверь как в камерах американских тюрем! — подхватил Рихард.

— Да, им приходится устраивать все это! — улыбнулся Иво. — И знаете из-за чего? Сейчас я вам покажу. Ты здесь никогда не был, Рихард?

— Нет, но много слышал об этом в Лондоне, — ответил беглец.

Они прошли в следующий зал, который был продолжением первого. Невидимые лампы, спрятанные в витринах, заставляли сверкать ковчеги, митры, дароносицы, лежавшие на темном бархате. На правой стороне было восемь витрин, на левой — только четыре, из-за того, что здесь были решетчатые окошки, открывавшие вид на эспланаду и МИД, откуда Ян Массарик…

Каждую витрину защищали металлические ставни, также покрашенные в желто-кремовый цвет, но сейчас опущенные, чтобы можно было любоваться экспонатами.

— О! — воскликнула Ирэн, остановившись перед массивной дароносицей, в которой искрились рубины, изумруды и жемчужины. Она прикинула их стоимость.

— Здесь их черт знает сколько! Думаю, миллионов двадцать франками. Как думаешь, Рихард?

Иво со смехом взял ее за руку.

— Это мелочи. Пойдем дальше, до конца.

Она позволила ему подвести себя к витрине, завершавшей экспозицию. Едва подойдя к ней, Ирэн остолбенела, ее глаза алчно засверкали. У нее перехватило дыхание. Эта витрина, перпендикулярная всем остальным, висела на стене. Она была шире других, и защищали ее два ставня, по одному с каждой стороны. Мягкий не прямой свет падал на тяжелую дароносицу, в которой был символ христианства, от множества инкрустированных в крест бриллиантов и золота расходились лучи.

— Господи! — прошептала Ирэн, остановившись в восхищении. — Бриллианты! Они настоящие?

— Еще бы! — улыбнулся Иво. — Тот, что в середине, весит тридцать пять каратов.

— Что? — Ирэн была ошеломлена. — Вы говорите… Тридцать пять… О! Рихард! Ты слышал! Вот бы его в кольцо!

Рихард Тубек улыбнулся. Ничего не скажешь, Ирэн — настоящая артистка! Она уже переместила в мыслях огромный бриллиант на маленькое кольцо. К счастью для музея, только мысленно.

— Подойдите ближе, — посоветовал Иво. — И посмотрите вот на эти. На те, что окружают витое основание ковчега. Каждый из них весит двадцать каратов.

— Двадцать… — прошептала молодая женщина. — Двадцать. Но тут их полно! Рихард! Боже мой…