Генерал-адмирал. Тетралогия - Роман Злотников

Нет, то, что уже делали в Магнитной студенты, мы бросать не собирались, но этого было мало. Крайне мало. Поэтому я принял решение запустить сразу две программы. Одна из них называлась «Стажировка» и представляла собой проект двухгодичного обучения персонала, разделявшийся на две части. Первая из них заключалась в отборе нескольких сотен четырнадцати-пятнадцатилетних парней из числа заводских рабочих и ремесленных подмастерьев. Им выплачивали обычную для их возраста зарплату, составлявшую не более десяти рублей в месяц, что было меньше, чем обычная рабочая ставка, но согласно положению закона 1882 года «О малолетних, работающих на заводах, фабриках и мануфактурах» они и работали меньше взрослых. Да и использовали их, как правило, на наименее квалифицированных и потому самых низкооплачиваемых должностях… По программе «Стажировка» их сажали практически на казарменное положение, организуя по восемь — десять часов занятий в день. Учили ребят арифметике, геометрии, чтению, письму, черчению, основам материаловедения, механики, химии и немецкому языку. На практике они занимались слесарным делом и изучали приемы пользования измерительным инструментом. Через год такого интенсивного обучения они должны были отправиться на стажировку на заводы Круппа, у которого я уже сделал гигантский заказ на станки и оборудование и планировал заказать еще. Поэтому он с меня просто пылинки сдувал и в такой безделице, как поучить уму-разуму несколько сотен молодых русских, отказать не мог. Я до сих пор балдею, как тут обстоят дела с сохранением коммерческой тайны… Впрочем, если оставить за скобками такой подход к коммерческой тайне, поскольку он был общепринятым, Круппу это дело было выгодно, так как он одновременно с заказом получал и довольно неплохо подготовленный персонал, который после не слишком длительного обучения можно задействовать для выполнения этого же заказа, а заплатить заметно меньше, чем немцам. И хотя я понимал, что вкладываю деньги в развитие промышленности потенциального противника, деваться было некуда — в области металлообработки немцы в целом и Крупп в частности в настоящий момент были вне конкуренции. А один из главных принципов успешного бизнеса гласит: «Учись у лучших!»

Несмотря на мои опасения, программа пошла просто на ура. Не говоря уж о том, что учиться физически все же несколько легче, чем работать на заводе, всем стремящимся попасть в программу было ясно, что это шанс вырваться со дна жизни, получив хорошую профессию и почти гарантированное трудоустройство. Поэтому конкуренция за место в программе сразу стала бешеной, доходило даже до поножовщины. Ну а это позволило организовать жесткий отсев. Так что в Германию поехали только полностью освоившие программу первого этапа парни. Это было жестоко. Программа началась в феврале 1889-го, и скажу, забегая вперед, продлилась три года. Из шести сотен человек первого потока отсеяли сто сорок семь. Из восьми сотен второго — двести двадцать. Трое из отсеявшихся повесились, а один из кандидатов на отсев, не став его дожидаться, бросился с моста в Неву. Его, слава богу, спасли, но в программе он не остался. Мне была важна еще и психологическая устойчивость будущего персонала. Только вот тренировать ее не было ни сил, ни возможностей — оставалось отбирать, потому программа и проводилась столь жестко. Эти парни должны были стать костяком моих будущих предприятий, призванных осуществить технологический рывок, и мне было не до сантиментов. Кто способен — вытянет, а нет — что ж, у него есть его прежняя жизнь, которой он как-то жил до того, как попал в программу…

Ну а второй проект включал в себя организацию по всей стране нескольких десятков ремесленно-промышленных училищ, куда предстояло набирать мальчиков с двенадцати лет. Этим ничего не платили, зато для них были организованы плотные горячие обеды, так что конкурс и в эти училища впоследствии был бешеный. Программа обучения здесь была более разнообразна, насыщена и растянута на четыре года. Я планировал, что через четыре года у меня уже будет достаточно рабочих мест, чтобы принять первых выпускников, но ошибся. Мест оказалось гораздо больше. К тому же около трети выпускников училищ нашли работу на местных предприятиях и не поехали ко мне. Так что пришлось лихорадочно затыкать дыры, организуя нечто вроде той же программы «Стажировка» в варианте вечерней школы уже прямо при заводах. Но до этого было еще четыре года…

В Магнитную я попал только к концу апреля. Здесь все было в порядке. Работы шли ходко, немцы заканчивали первую домну, закладывали вторую, а под третью копали котлован. Кроме того, вовсю велось строительство усовершенствованных немцами печей для производства стали по процессу, разработанному французским инженером Мартеном. На стройке уже работало восемь американских паровых экскаваторов, управляемых пока еще американцами, но на каждом уже был штатный помощник машиниста из русских. Да и на остальные специальности этой машины с весьма солидным экипажем велась активная подготовка русского персонала.

Из трех запланированных кирпичных заводов один уже работал, а два достраивались. Я проторчал на стройплощадке четыре дня и тихо ретировался к Тимирязеву. Все шло хорошо — зачем мешаться.

У Тимирязева тоже все было в порядке. Они с моей тройкой рассчитали несколько вариантов конфигурации семейных ферм, наиболее подходящих для данной местности, на разное количество рабочих рук — от двух-трех пар до двенадцати — пятнадцати. Так, чтобы и зерноводство, и животноводство дополняли друг друга. То есть чтобы было куда девать кормовые культуры, высаживаемые в определенные годы на поля для смены севооборота, ну и чтобы имелась возможность подкормить поля и в первую очередь огороды естественными удобрениями — навозом, компостом… А также убедили несколько семей переселенцев заложить таковые. Естественно, в кредит. И Климент Аркадьевич заявлял, что уже через год-два у них будет поблизости от опытовой станции несколько весьма привлекательных «наглядных пособий» для переселенцев. А казначей доложил, что разработал кредитную программу для них, которая позволит, во-первых, достаточно быстро вывести товарное производство на безубыточный, а затем и на прибыльный уровень, и во-вторых, заставит новоиспеченных владельцев ферм жестко исполнять рекомендации ученых. А то ежели переселенцы в этой местности вздумают работать по старинке…

Общее число крестьянских семей, определенных на поселение, достигло двухсот, но почти половина из них занимались хозяйством не больше года, так что смотреть там было не на что. Поэтому по хозяйствам я не поехал. К тому же у меня была еще одна причина, по которой я не стал особенно задерживаться. И называлась она — Всемирная выставка в Париже.

До Парижа я добрался в конце июля, когда выставка была в самом разгаре. И не один, а с племянником. Брат, услышав просьбу отпустить меня на выставку, тут же повелел прихватить с собой и Николая, а то, мол, тот увлекся офицерской службой, существенную часть которой составляют пирушки с сослуживцами. Эвон, генерал Данилович докладывает — за один вечер сто двадцать пять бутылок шампанского уговорили. А я на него благотворно воздействую. Сразу после общения со мной цесаревич-де то запрется и всякие научные кривые рисует, то к отцу Иоанну в Кронштадт ездит… Ну что ж, возможно, оно и к лучшему, хотя присутствие Николая и затрудняло мне проведение нескольких встреч, которые я запланировал на выставке. Ничего — вывернемся.

К тому же я вез в Париж еще около трех сотен русских инженеров и ученых. И почти четыре сотни студентов, в основном из числа опекаемых Обществом вспомоществования в получении образования сиротам и детям из бедных семей, но и несколько десятков, рекомендованных попечительскими советами крупных университетов, институтов и технического училища.

Россия как государство в этой выставке официально не участвовала на основании того, что выставка «приурочена к столетию со дня казни французского короля». Так что наш павильон оформляло Русское техническое общество, которое потратило на то много собственных средств, и отправленная им в Париж делегация оказалась весьма скудной. Да тут еще такой трагический случай со смертью комиссара русского отдела, члена Русского технического общества Евгения Николаевича Андреева. Вот я и прихватил на свой кошт некоторое количество народу. В основном, конечно, из числа тех, кто был задействован в моих проектах, — Попова, Блинова, Менделеева, Пироцкого с Теслой и других, — но также и тех, кого меня попросил привезти председатель Русского технического общества Петр Аркадьевич Кочубей. Он сетовал, что не догадался выйти на меня заранее, тогда, мол, с моей помощью они могли бы подготовить такую экспозицию, что все ахнули бы. Но я его разочаровал, сказав, что не пошел бы против воли брата, который, как и большинство других европейских монархов, отказался участвовать в этом мероприятии, и что вообще я пока предпочитаю смотреть и учиться. Тем более что, по моему глубокому убеждению, на таких выставках нам стоит показывать только уже освоенную в производстве продукцию, а не отдельные опытные образцы, иначе основную работу сделаем мы, а сливки из-за нашей промышленной отсталости снимут другие. Судя по выражению лица, Петр Аркадьевич со мной был не согласен, но промолчал…