Высшие кадры Красной Армии 1917-1921 - Сергей Войтиков

Привлечение кадров в Наркомвоен имело свою специфику. Профессионалы высшей военной квалификации были «штучным товаром», основной вопрос в 1918 году — в каком качестве они должны будут служить Советской власти и на каких постах. Сами военные специалисты (почти без исключения) предпочитали административно-хозяйственные должности строевым. Те же, кто вступал в действующую армию, собирались воевать с германскими частями, а никак не своими сослуживцами. Руководству Советской России следовало торопиться с привлечением профессионалов: те из них, кто пойдёт на службу большевикам ещё до начала Гражданской войны — добровольно, уже не смогут идти на попятный.

Курс на массовое привлечение в Красную Армию военных специалистов, как известно, был принят при сопротивлении со стороны большинства авторитетных партийных работников[945].

В начале мая 1918 года М.Д. Бонч-Бруевич в докладе Высшему военному совету обосновал необходимость безотлагательного зачисления на службу такого количества военных специалистов, каковое бы обеспечивало, с одной стороны, первоочередные работы по формированию новой армии, а с другой (в перспективе) — привлечение в её ряды лучшей части старого офицерства[946]. Военные специалисты, со своей стороны, просили гарантий. Только 4 июня Высший военный совет, обсудив доклад М.Д. Бонч-Бруевича, признал, что «огульное, безоговорочное упоминание о контрреволюционных офицерах, безусловно, крайне вредно для формирования новой армии», и постановил не препятствовать своему военруку ходатайствовать перед СНК об издании соответствующего постановления[947].

Когда в июле 1918 года военных специалистов стали призывать на строевую службу в формирующиеся подразделения Красной Армии, остро встал вопрос: кого необходимо оставлять в центральном аппарате, а кого — отправлять в войска. Руководители управлений всячески стремились оградить своих сотрудников от мобилизации на войну. Об остроте сложившейся в результате ситуации в аппарате Наркомвоена свидетельствует обширная переписка, отложившаяся в фондах РГВА. В частности, в ней поднимались вопросы по поводу призыва сотрудников центральных военных органов в действующую армию, о необходимости создания (и создания, что называется, по собственной инициативе) органов по решению вопроса о возможности откомандирования сотрудников. Естественно, руководители структурных подразделений делали всё, чтобы не отдать ни специалистов, ни многочисленных выходцев из буржуазии, прикрываясь словами об их особой ценности и незаменимости[948]. В результате, после многочисленных конфликтов по поводу изъятия из аппарата «особо ценных» и «незаменимых» сотрудников последовало, наконец, общее решение проблемы. 27 августа Э.М. Склянский подписал приказ, определявший число мобилизуемых в процентном отношении к общей численности служащих центральных военных органов, а также порядок их мобилизации[949].

Из-за боязни многих большевиков установления военной диктатуры происходили многочисленные эксцессы, когда бывших офицеров арестовывали и держали в тюрьмах без предъявления обвинений[950]. Несмотря на то, что в значительной части случаев задержание офицеров было оправдано их участием в контрреволюционных организациях[951], ВЧК не имела достаточно квалифицированных кадров для производства следствия, а потому многих отпускали за недоказанностью преступлений. Результат — серьёзные межведомственные трения ВЧК и её местных органов, с одной стороны, и военного ведомства — с другой. К осени ситуация накалилась настолько, что 23 октября Л.Д. Троцкий был вынужден лично потребовать от Ф.Э. Дзержинского освободить «немедленно» «тех арестованных офицеров, против которых нет индивидуальных обвинений», и возвратить их на службу[952].

Существенным условием успешного решения проблемы привлечения военспецов выступало урегулирование оплаты их труда в условиях галопирующей инфляции.

С середины июня 1918 года Главначснабу А.А. Маниковскому поступали в большом количестве ходатайства центральных управлений, войсковых частей «и целых отдельных корпораций» об увеличении установленных окладов содержания «ввиду страшной дороговизны на все предметы первой необходимости». Нарком финансов РСФСР И.З. Гуковский назвал такие ходатайства «воплем оголодавшихся людей, предчувствующих абсолютную невозможность выйти из создавшегося положения собственными усилиями». А.А. Маниковский приказал срочно образовать при ГВХУ комиссию для выработки новых окладов служащим военведа. В неё вошли представители большинства главных управлений Наркомвоена, а также 12 воинских частей[953]. Основные выводы комиссии: оклады необходимо увеличить до уровня прожиточного минимума в Москве и Петрограде, и при этом установить особые (на 35% выше) оклады специалистам[954]. Так военные специалисты выделялись из общей массы служащих.

Поскольку, однако, наркоматы Финансов и Госконтроля возражали против увеличения окладов, началась длительная переписка[955]. В частности, в обращении ВЗС к Высшему военному совету указывалось: «Голодное существование служащих военного ведомства вынуждает их уходить массами на фабрики, конторы, общественные организации и т.п., где труд оплачивается значительно лучше… При таких условиях военное ведомство… лишено возможности поднять интенсивность труда… до той высоты, которая соответствовала бы обстоятельствам дела в переживаемый момент»[956].

4 сентября Н.М. Потапов удостоверил, что «все служащие ходят голодными и многие совершенно сломленными от голода, за невозможностью на получаемое содержание даже прокормиться, как следует, не говоря уже о том, что его не хватает на удовлетворение прочих потребностей»[957]. Вопрос решили только 9 сентября 1918 года, увеличив денежные оклады служащих в 1,5 раза[958]. Но обесценение денег уже «съело» прибавку. В связи с этим 14 ноября части сотрудников Наркомвоена — служащим ВГШ и ЦУС — предоставили красноармейский паёк. При этом Л.Д. Троцкий разрешил выдавать такой же паёк и остальным служащим. Но — за плату[959].

Частично потребности служащих центрального военного аппарата в продуктах питания удалось удовлетворить за счёт организации закупок продовольствия. Так, в начале сентября 1918 года уполномоченному Совета ГАУ Н.П. Костову было поручено закупить 530 пудов масла и сыра «для служащих ГАУ, среди которых от недоедания начались массовые цинготные заболевания, нарушившие правильную работу ГАУ по снабжению фронта предметами артиллерийского снабжения»[960].

Советской власти также пришлось озаботиться решением вопроса о пенсионном обеспечении работников центрального военного аппарата, при том, что новый закон о пенсиях ещё не приняли[961].

Всё это, разумеется, не стимулировало желания военспецов служить в советском военном ведомстве. А ведь существовали и другие — не менее, а то и гораздо более весомые факторы: усталость от воинской службы, идейные соображения, наконец, страх перед возможной карой за службу «красным». Возникшие проблемы предстояло решать руководству Наркомата по военным делам.

Глава 2

«Та же свинья, только в новом мешке»: укомплектование аппарата Высшего военного совета и Наркомвоена профессиональными кадрами в марте — октябре 1918 года

Начатое ещё при прежнем руководстве Наркомвоена сворачивание подразделений бывшего Военного министерства фактически завершилось. Более того, анализ численности старых служащих аппарата показывает, что в марте — июле 1918 года была реформирована, по сути, лишь верхушка центрального военного аппарата — служащие его старых структур после реорганизации стали служащими новых.

Так, например, обстояло дело с преобразованием Канцелярии Военного министерства (Кавоми) в Управление делами Наркомвоена. В направленном во Всебюрвоенком и переадресованном затем Л.Д. Троцкому «Докладе с обозрением политического положения в б[ыв]. Канцелярии Военного министерства, в Закон[одательно]-финан[совом] упр[авлении] при Воен[но]-хоз[яйственном] сов[ете] и в Упр[авлении] делами этого Совета»[962], датируемым серединой апреля 1918 года. Докладчик в документе не назван (копия доклада направлена Всебюрвоенкомом Л.Д. Троцкому).

Член РКП(б), председатель Комитета солдат и низших служащих подробно охарактеризовал процесс этой реорганизации. По его наблюдениям, «реорганизация» Кавоми и аппарата Особого совещания по обороне государства в ВХС фактически свелась к переименованию с сохранением прежнего кадрового состава и порядков. В результате, — по словам докладчика, — получилась «та же свинья, только в новом мешке»[963]. Хамский стиль доклада свидетельствует не только об усилиях высшего офицерства по сохранению кадров бывшего Военного министерства, но и о потере низшими служащими элементарных понятий о субординации — тем более что фразеология свидетельствует о высоком образовательном уровне автора документа. Это, очевидно, насторожило даже членов коллегии Наркомвоена М.С. Кедрова и Э.М. Склянского: они не поддержали планы комиссии «низших служащих» провести почти 50-процентное сокращение военных чиновников Управления делами ВХС. Вместо этого руководители Наркомвоена предоставили руководству управления самостоятельно решить вопрос о порядке сокращения[964]. В результате при утверждении новых штатов «на открывшиеся вакансии вернулись уволенные (вследствие сокращения штатов) бюрократы и были приняты даже чиновники других учреждений, уволенных по тому же случаю. Чтобы не было безработных среди «своих» людей, были изобретены разные должности и даже отделы в учреждениях»[965].