Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин

— Это связано с пророчеством, — пояснила она.

— Я слыхал об этом. Семикратный консул, Третий основатель Рима — он об этом всем уши прожужжал.

— Да, он рассказывал о пророчестве, однако далеко не все. Имелось еще одно предсказание, о котором он никому не говорил ни слова, пока не тронулся умом. Тогда он поведал Марию-младшему, который открыл все Юлии, а Юлия — мне.

Сулла опять сел, нахмурился и коротко бросил:

— Продолжай.

— Вторая часть предсказания касалась моего сына, Цезаря. Старая Марфа Сириянка предрекла, что он станет величайшим римлянином всех времен. И Гай Марий поверил ей и в этом. Он заставил Цезаря надеть одежды фламина, чтобы не дать ему сделаться воином или добиться успеха в политической карьере, — вымолвила Аврелия, побледнев.

— Потому что человек, который не может пойти на войну и не станет консулом, никогда не прославится, — кивнул Сулла и присвистнул: — Умница Марий! Блестяще! Сделай своего соперника фламином Юпитера — и ты победил. Не думал, что старик был так коварен.

— О, он был коварен!

— Интересная история, — заметил Сулла и снова взял письмо Помпея. — Ты можешь идти. Я тебя выслушал.

— Пожалей моего сына!

— Нет, пока он не разведется с дочерью Цинны.

— Он никогда этого не сделает.

— Тогда больше не о чем говорить. Уходи, Аврелия.

Еще одна попытка. Еще одна попытка ради Цезаря.

— Однажды я плакала по тебе. Тебе это понравилось. Сейчас я хотела бы заплакать снова. Но тебе не понравятся эти слезы. Они будут трауром по умершему великому человеку. Ибо сейчас я вижу человека, который стал таким маленьким, таким мелочным, что дошел до охоты на детей. Дочери Цинны всего двенадцать лет. Моему сыну восемнадцать. Они дети! А вдова Цинны бесстыдно гуляет по всему Риму, потому что она выскочила замуж за кого-то. И этот кто-то принадлежит тебе. Сына Цинны ты сделал нищим, ему осталось только покинуть страну. Еще один ребенок. А вдова Цинны процветает. Она-то не ребенок. — Аврелия насмешливо улыбнулась. — Анния рыжеволосая. Это ее волосы на твоей лысой старой башке?

После этого саркастического замечания она резко повернулась и вышла. Сразу же ворвался Хрисогон.

— Я хочу, чтобы кое-кого нашли, — сказал Сулла, выглядевший отвратительно. — Найди одного человека, Хрисогон. Он не внесен в списки и не убит.

До смерти желавший узнать, что же произошло между хозяином и той необычной женщиной, — конечно же, между ними что-то было в прошлом! — управляющий вздохнул про себя: никогда ему этого не узнать. И он ответил очень спокойно:

— Личное дело, да?

— Можно сказать и так! Да, личное дело. Два таланта награды тому, кто отыщет Гая Юлия Цезаря, фламина Юпитера. Его следует доставить ко мне. И при этом ни один волос не должен упасть с его головы! Проследи, чтобы все они знали об этом, Хрисогон. Никто не убьет фламина Юпитера. Я просто хочу, чтобы он был здесь. Понял?

— Конечно, господин.

Но управляющий все не уходил. Он тихо кашлянул. Сулла уже вернулся к письму Помпея, однако, услышав кашель, поднял голову:

— Да?

— Я подготовил план, который ты поручил мне составить, господин, — когда я попросил тебя назначить меня ответственным за реализацию проскрипций. Я также нашел второго управляющего. Ты можешь с ним поговорить, если сочтешь нужным дать мне дополнительное поручение.

Последовала улыбка не из приятных:

— Ты действительно уверен, что справишься с двумя работами сразу, когда я найду тебе помощника?

— Будет лучше, если я начну совмещать обе работы, господин. Прочти мой план. Ты убедишься, что я разбираюсь именно в этой области. Зачем поручать проскрипции какому-нибудь профессионалу казначейства? Он побоится обращаться к тебе лично за разъяснением и будет использовать методы, принятые в казначействе, вместо более эффективных.

— Я подумаю и дам тебе знать, — сказал Сулла, снова беря злополучное письмо Помпея.

Он равнодушно смотрел, как управляющий выходит из комнаты, пятясь и кланяясь, потом кисло улыбнулся. Отвратительное существо! Жаба! Но именно такой человек и нужен, чтобы следить за выполнением проскрипций. Гнусная тварь. Но надежная. Если администратором станет Хрисогон, Сулла мог быть уверен, что никаких привилегий не будет. Без сомнения, Хрисогон найдет, как извлечь для себя выгоду, но никто лучше Хрисогона не знал, что ему будет очень-очень плохо, если его выгода каким-либо образом отразится лично на Сулле. Конечную стадию проскрипций следовало провести с соблюдением должных приличий: продажа имущества, опись финансов, драгоценностей, мебели, предметов искусства, акций и долей. Сулла, конечно, не мог справиться со всем этим сам, следовательно, делать это должен кто-то другой. Хрисогон прав. Лучше он, чем чиновник казначейства! Поставь на эту работу кого-нибудь оттуда — и ничего не будет сделано. Все надлежит проделать быстро. Но так, чтобы ни у кого не было повода сплетничать, будто Сулла нажился за счет государства. Хотя Хрисогон был теперь вольноотпущенником, он оставался человеком Суллы. И Хрисогон знал, что, если он ошибется, хозяин тут же убьет его.

Довольный тем, что он решил главную проблему с проскрипциями, Сулла наконец обратился к письму Помпея.

Обстановка в провинции Африка и в Нумидии мирная и спокойная. Мне понадобилось всего сорок дней, чтобы выполнить твое задание. Я уехал из Лилибея в конце октября с шестью легионами и двумя тысячами кавалерии, оставив на Сицилии Гая Меммия. Я посчитал ненужным оставлять на Сицилии гарнизон. Я сразу начал набирать корабли, когда приехал на Сицилию, и к концу октября имел уже восемьсот кораблей. Я люблю четкую организацию труда, это экономит массу времени. Как раз перед моим отплытием я послал гонца к мавретанскому царю Богуду, который сейчас держит войска в Иоле. Богуд сейчас правит из Иола, а в Тингисе он посадил младшего царя, Аскала. Все эти изменения произошли из-за раздора в Нумидии, где принц Иарб узурпировал трон царя Гиемпсала. Мой гонец велел царю Богуду немедленно войти в Нумидию с запада, не задерживаясь ни под каким предлогом. Моя стратегия заключалась в том, чтобы заставить царя Богуда гнать Иарба на восток, пока он не наткнется на меня, и тогда я смог бы его атаковать.

Я высадился двумя отрядами, один — в Старом Карфагене, другой — в Утике. Вторым отрядом командовал я сам. Как только я высадился на берег, мне сдались семь тысяч людей Гнея Агенобарба, что я посчитал хорошим знаком. Агенобарб решил сразу дать бой. Он боялся, что, если сражения сейчас не будет, ко мне перейдет еще больше его людей. Он расположил армию на дальней стороне лощины, думая заманить меня в ловушку, когда я буду проходить через нее. Но я поднялся на высокую скалу и увидел его армию. Поэтому я не попал в западню. Начался дождь (в провинции Африка зима — это сезон дождей), и я воспользовался тем, что дождь бил в лицо солдатам Агенобарба. Я одержал большую победу, и мои солдаты на поле сражения провозгласили меня императором. Но Агенобарбу и еще трем тысячам его людей удалось бежать. Солдаты все еще продолжали приветствовать меня на поле боя, но я остановил их, сказав, что они могут это сделать потом. Легионеры хорошо поняли меня и перестали провозглашать меня императором. Мы все бросились к лагерю Агенобарба и убили его и всех его людей. После этого я позволил своим солдатам провозгласить меня императором на поле сражения.

Затем я направился в Нумидию. Провинция Африка сдалась, но все мятежники оставались еще на свободе. Я казнил их в Утике. Узурпатор Иарб укрылся в Булла-Регии — городе в верховьях реки Баграды — как только услышал, что я иду с востока, а Богуд — с запада. Конечно, я пришел в Булла-Регию раньше Богуда. Булла-Регия открыла ворота, как только я подошел, и выдала мне Иарба. Я сразу казнил Иарба и еще одного аристократа по имени Масинисса. Я снова посадил на трон в Цирте царя Гиемпсала. Сам я нашел время поохотиться на диких животных. Эта страна кишит дичью всякого рода, от слонов до очень больших зверей, похожих на коров. Пишу это письмо из лагеря на Нумидийской равнине.

Я намерен скоро возвратиться в Утику, подчинив за сорок дней всю Северную Африку, как я уже сказал. Там не обязательно оставлять войска. Ты можешь, не сомневаясь, посылать туда своего правителя. Я собираюсь посадить на свои корабли мои шесть легионов и две тысячи кавалерии. Затем я вернусь в Рим по Аппиевой дороге, где хотел бы отметить триумф. Мои люди провозгласили меня императором, военачальником-победителем на поле боя, поэтому я имею право на триумф. Я усмирил Сицилию и Африку за сто дней и казнил всех твоих врагов. У меня также много трофеев, которые я могу продемонстрировать.