В теле пацана 6 (СИ) - Игорь Васильевич Павлов

у «кошака» кончились, обратно носом уткнулся.

— Так, неуязвим говоришь?

Опускаюсь, как на лошадь, с ногами врозь. Касаюсь брони на спине, уплотняется сильнее, прям чувствую это кожей.

Концентрируюсь и тяну первое звено! Переходит ко мне как миленькое, ещё с такой охотой. Даже живее, чем предыдущие в бою. Значит, чуют слабость тела и делают верные выводы. Втрое, третье, четвёртое…

Вытягиваю звенья, как пересыпаю зерно. Вскоре тяжесть в теле уже невозможно терпеть, и я переношу броню на копьё!

Почуяв неладное, Малькольм зарычал и попытался встать, явив свою секиру. Но тут же получив по башке, упал обратно, выпустив её.

Вскоре показалась изувеченная от огня плоть, сперва на конечностях, затем уже кусками по всему телу. Завоняло жаренным так завоняло! Вероятно, потеряв обезболивающий эффект, Высший тихо, сдержанно застонал.

А я ужаснулся, насколько всё плохо. Кожа расплавилась, обнажив мясо, которое местами сварилось к чертям. Похоже, ему с этой бронёй в огне только хуже сделалось, спёкся, как в микроволновке.

Переманиваю всю броню до последнего звена. Четыреста пятьдесят две штуки у него оказалось! Это примерно сто пятьдесят кило, плюс ещё в секире центнер как минимум. Кольчуга и прочие аксессуары на теле тоже оказались нано — бронёй. Хера се насобирал «кошачок».

От её отсутствия он не особо уменьшился, но значительно полегчал, судя по тому, что уже могу сдвигать тушу.

Безобразную, ещё в меду и пуху.

Сдираю с него кулон незримости, убирая себе. Потом на него полюбуюсь. Ещё какие — то побрякушки у него на руках, но копошиться в воспалённом мясе до омерзения не хочется.

— Ты поплатишься, — шипит. — Убей меня.

— Да убью, убью, — отвечаю вымученно, поднимаясь.

Копьё Гелака уже не подъёмное лежит. Его если только призывом в перчатку ловить. Но страшно! Секиру кое — как оттащил, со скрежетом, чтобы этому неповадно было. Её бы по звеньям разобрать, да что — то в ней есть ещё. Не просто так поле замедления моё не реагировало, когда лезвие буквально телепортировалось к моей заднице. С этим тоже разберёмся позже.

На повестке дня, а точнее ночи — Высший. А побрякушки с цацками потом. Уже размахнулся рубить изуродованную шею!

— Маленькую фелиску уведи подальше от войны, — взмолился вдруг. — Знаю, что она не безразлична тебе.

— Это всё, что можешь сказать перед смертью? — Спрашиваю, немного оторопев.

— Да, — прорычал. — Я прожил столько, что ничего дорогого не осталось. Ты оказался прав. Руби.

Опускаю клинок. Теперь рука не поднимается.

— Что ты за урод такой? — Вою. — Спокойно помереть не можешь?

— Смирился, руби, — бурчит, скалясь и покорно замерев.

Мучается, с восстановлением туго. Даже за рожей шея не зарастает.

Что ж, дать ему шанс? Призрачный, но он будет. Раньше думал, что упырей со временем уже не спасти, но этот какой — то особенный.

Оценив тушу, являю сразу пятидесяти кубовый шприц, следом иглу. Готовлю процедуру, руки дрожат. Вену прокалываю себе с третьего захода, отогнав свою живую броню, которая мне чуть иглу не обломала. На военных харчах недели, препарата в крови должно быть достаточно. Вот и втягиваю в шприц до полного.

Сел на «кошака» сверху. Несмотря на ожоги, даже не пикнул. Что ни говори, а ягодичные у мужика хороши, да ещё и целы. Куда я без зазрения совести инъекцию и вкалываю, выдавив нещадно быстро. Он даже не дёргается, как сопел, так и сопит.

Поднялся, отошёл. Минуты две на него смотрю, никакой реакции. А затем Малькольм, корчась, говорит болезненным выдохом:

— Что ты сделал⁇

— Прости, ты стал жертвой эксперимента, — отвечаю, тяжело вздыхая.

— Я вытерплю любые испытания на пути к забвению, — выдаёт сквозь зубы. — Тебе не получить того удовольствия, какое ты ждёшь, подлый воин чуждых земель. Рано или поздно мой лорд или его последователи окажемся там и отомстим…

Завыл, прерываясь. На бок повернулся резко, сжимаясь. Забили конвульсии, жижа изо рта пошла.

Клинок сжимаю. Может, кончить его всё же, чтоб не мучился? Откуда такая жалость к нечисти, убившей столько моих солдат⁇

Нет… рука не поднимается. Вроде успокоился «кошак», приспособившись к новой боли. Свернулся в клубок, дышит часто. Через мучительно долгие минуты затихает совсем.

Вот же мученика я состряпал на свою голову. Больно самому.

Собрался уже валить, понимая, что ему кранты. Маловероятно, что останется вампиром, я ему четверную дозу вколол. Весь мутоген расщепится к едрене фене, к гадалке не ходи.

А если он всё же обратится в дневного? Эта мысль и остановила.

Ведь уже в образе простого фелиса, израненным и голодным он всё равно умрёт. До первых поселений по сплошному монолиту километров четыреста идти отсюда под периодические завывание ветра с жёлтым песком.

Являю три полторашки воды, ставлю, раскрутив одну для примера. А то тупой не разберётся, когда в сознание придёт. Если придёт.

Если переродится обратно.

— Убей, — стонет тихо.

Подхожу к нему в упор к месту на черепе, где должно быть ухо.

— Если ты пройдёшь этот путь, она будет ждать тебя, — выдаю и добавляю с тяжёлым сердцем: — обещаю.

— Пройду! — Отвечает и ответ перерастает в протяжный крик боли, который я уже не могу выдержать. Сам сейчас завою. Поэтому телепортируюсь в первый замок!

Уже на месте призываю копьё Гелака. Позабыв, что оно весит кило под двести. Осенило, когда отбросил его и расколол к чертям брусчатку во дворе. Да с таким звоном, что все сбежались. Следом золотую секиру вытянул, но уже сидя на корточках.

Пока сидел над этим добром и думал, во двор целая толпа бойцов набежала. Фелисы, «рыцари», суккубки, даже Еша подлетела и присела рядышком с молчаливым вопросом на страшно красивой чёрной рожице. Все окружили меня с глазами вопросительными. Что это Крис угрюмый такой? Всем ведь интересно. Хотя многие уже и догадались по секире, как закончился мой очередной внезапный рейд.

Лиен вырвалась вперёд, расталкивая всех, как ошалелая.

— Крис⁈ Он… мёртв⁈ — Выпалила, выказывая неконтролируемое беспокойство и никого не стесняясь.

Смотрю на неё в ответ строго.