Гибель советского кино. Тайна закулисной войны. 1973-1991 - Федор Раззаков

Еще один известный советский кинорежиссер – Сергей Герасимов – также решил обратить свой взор на отечественную историю, только значительно более отдаленную от современности. Мэтра привлекла эпоха Петра I, и он запустил в производство дилогию по роману А. Толстого «Петр I»: «Юность Петра» и «В начале славных дел» (1981). Отметим, что фигура Петра Великого в те годы была особенно популярна у населения, поскольку многие люди считали, что советский аналог царя-реформатора позарез нужен стране, которая буквально изнывала от бездеятельности еле передвигающего ноги Брежнева. Поэтому в советском кинематографе к личности Петра I все чаще обращались многие постановщики. Правда, каждый из них решал его образ по-своему.

Например, в телевизионном водевиле Игоря Усова «Табачный капитан» (1972) это был скорее добродушный дядька, радеющий за справедливость. Зато уже в фильме Александра Митты «Сказ о том, как царь Петр арапа женил» (1977), который создавался в период разрядки, Петр I представал в образе выдающегося реформатора, вершащего реформы под руководством иноземца – арапа Ганнибала (как мы помним, этот киношный тандем вызвал гнев со стороны державников – например, писателя Михаила Шолохова, – усмотревших в этом прямой намек на то, что без помощи иностранных советников Советскому Союзу никак не обойтись).

Фильм Сергея Герасимова был о другом. В нем мэтр пытался решить две задачи: с одной стороны, пробудить в людях патриотизм, с другой – предупредить, что реформы могут нести в себе как созидание, так и разрушение. Впрочем, послушаем слова самого режиссера:

«Сама эпоха Петра I феноменальна. Коренные экономические и социальные преобразования, обусловленные естественным ходом исторических процессов и выдвинувшие Россию на новую историческую ступень, персонифицированы для нас в гениальной личности Петра, в его столкновениях со строптивой и реакционной средой… Огромны были свершения в сфере государственности и подъем к активной жизни новых слоев общества. Поэтому при всей пестроте исторического процесса того времени фигура Петра трактуется нами прежде всего как фигура великого преобразователя. Не забывайте, что во мнении народном Иван IV все же – Грозный, а Петр – Великий…

Берясь за подобный материал, нельзя впрямую проецировать опыт истории на интересы сегодняшнего дня. У каждого времени свой пафос, свои герои, свои средства выражения, свои трагедии. Я не собираюсь делать из Петра хрестоматийного Санта-Клауса, который принес России новую эпоху в элегантной упаковке. Я не забываю все то кровавое и страшное, что ему пришлось совершить, меняя социально-экономическую структуру русского общества XVII века. Я не обхожу, скажем, молчанием стрелецкую казнь, но не вижу в ней ни красоты, ни величия. Видимо, это была страшная необходимость, без которой он не сумел обойтись. Но размазывать по экрану кровь, сделанную из свекольного сока, я в этой картине не собираюсь. Любители кровавых сцен будут огорчены…»

Судя по этим словам, мэтр, будучи человеком немолодым и умудренным опытом, прекрасно понимал, чем может грозить России явление очередного Петра I и сопутствующее этому приходу «вздыбление». В принципе он не ошибется, правда, сам эту «дыбу» уже не застанет – уйдет из жизни. Я полагаю, что к счастью, поскольку благополучно избежит позора на свою седую голову, чего, увы, не смогут избежать другие его коллеги, кому судьба отмерит застать перестройку. Впрочем, не будем забегать вперед.

На закате эпохи Брежнева

Выступление Эльдара Рязанова на пленуме СК СССР по поводу антипатриотических фильмов было явно не случайным и вытекало из той обстановки, которая складывалась в противостоянии либералов-западников и державников. А ситуация там, как мы помним, складывалась не в пользу последних. Спустя три месяца после пленума СК – 28 марта 1981 года – шеф КГБ Юрий Андропов пишет в Политбюро закрытую записку по так называемому «делу русистов» (то есть русских почвенников). Приведу из нее лишь некоторые отрывки:

«Опасность прежде всего в том, что «русизмом», т.е. демагогией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, за «спасение русской нации», прикрывают свою подрывную деятельность откровенные враги советского строя…

Согласно документальным данным, противник рассматривает этих лиц как силу, способную оживить антиобщественную деятельность в Советском Союзе на новой основе… Подчеркивается при этом, что указанная деятельность имеет место в иной, более враждебной среде, нежели потерпевшие разгром и дискредитировавшие себя так называемые «правозащитники»… Изучение обстановки среди «русистов» показывает, что круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность движения, обретает организационную форму…»

Безусловно, доля истины в этих выводах была. Среди «русистов» и в самом деле имелись радикалы вроде ярых националистов, которые своей идеологией в той или иной мере подрывали идею многонационального Союза. Однако их доля в общей массе «русистов» была незначительной, поэтому всерьез говорить об их большом влиянии на общество было несерьезно. В целом же русские патриоты представляли собой положительную силу, которая все эти годы сдерживала элиту от безоглядного замирения с Западом. В Политбюро это, видимо, понимали, поэтому записка Андропова не возымела того действия, на которое рассчитывали ее разработчики, – крупномасштабного разгрома «русистов» не произошло.

Тем временем в январе 1982 года в политической жизни страны произошли два важных события: в мир иной ушли сразу два видных государственных деятеля из державного лагеря: Михаил Суслов и Семен Цвигун. Как писала пресса, оба ушли из жизни в результате болезни. На самом деле это было не совсем так. Если Суслов и в самом деле скончался в силу естественных причин – от инсульта (главному идеологу как-никак шел 80-й год), то Цвигун покончил жизнь самоубийством, застрелившись у себя на даче из пистолета своего телохранителя (генералу на тот момент шел 65-й год). Во всяком случае, именно эта версия станет тогда курсировать в народе, а позднее найдет свое подтверждение в мемуарах многих коллег Цвигуна.

Между тем была еще одна версия смерти видного чекиста, единственного первого заместителя Андропова, – убийство. Она базировалась на той политической ситуации, которая складывалась тогда в стране. Брежнев и его «днепропетровская команда» (то есть выходцы с Украины) якобы собирались добровольно уступить кресло генсека лидеру Украины Владимиру Щербицкому, а Андропова хотели убрать из КГБ и назначить ответственным за идеологию. Новым шефом КГБ должен был стать соратник Щербицкого Виталий Федорчук – многолетний шеф украинских чекистов.

Однако у самого Андропова были иные планы. Поскольку он не мог воспротивиться своему перемещению с Лубянки на Старую площадь, он мечтал оставить на «хозяйстве» в КГБ либо кого-то из своих людей, либо человека, которого готов был подобрать Семен Цвигун (сам первый заместитель занять этот пост вряд ли бы смог из-за ухудшающегося здоровья). Короче, для Андропова любой выходец из центрального аппарата КГБ был гораздо предпочтительней, чем ставленник Щербицкого. Однако трагическая гибель Цвигуна спутала все планы Андропова. Говорят, когда шеф КГБ приехал на дачу Цвигуна, где тот якобы застрелился, он произнес всего лишь одну фразу: «Цвигуна я им никогда не прощу». Кого имел в виду главный чекист, он не уточнил, но было и без того понятно: людям, которые либо убили Цвигуна, либо довели его до самоубийства.

Тем временем Андропов занял кресло главного идеолога. Сразу после этого «вражьи голоса» взялись всячески популяризировать его, чудесным образом забыв все обиды, которые они изливали на голову Андропова в ту пору, когда он был шефом КГБ (а на этом посту тот пробыл без малого 15 лет). После этого большинству наблюдателей стало понятно, что на Западе многие спят и видят, чтобы именно Андропов занял кресло Брежнева.

Между тем со смертью двух видных державников атаки на их сторонников возобновились. В марте КГБ арестовал историка Анатолия Иванова (он упоминался в секретной записке Андропова по «делу русистов»), и скорый суд осудил его на год колонии. По этому же делу был привезен в тюрьму Лефортово и допрошен другой державник – Сергей Семанов (правда, его сажать за решетку не стали, ограничившись предупреждением).

Тогда же был нанесен удар и по державникам в кинематографической среде. Той же весной был отправлен в отставку главный редактор журнала «Искусство кино» Евгений Сурков – «золотое перо партии», как именовали его сами кинематографисты. Пером он и в самом деле владел отменно, посвятив его борьбе с либерально-западническими тенденциями в кинематографической среде.

Одним из последних серьезных сражений Суркова, как мы помним, была атака на грузинский кинематограф, который все дальше уходил от идеологии в сторону бытописательства и фольклористики. Это сражение Сурков проиграл, однако сил на то, чтобы отправить его в отставку, у его противников тогда не нашлось. Спустя два года, в 1980 году, Сурков нанес еще один удар по либералам: опубликовал в своем журнале критическую статью про одного из виднейших европейских режиссеров – поляка Анджея Вайду. И хотя статья под названием «Анджей Вайда: что дальше?» вышла в свет без подписи, однако в ее авторстве никто не сомневался.