Любовь властелина - Альбер Коэн

Мадам Дэм внезапно подумала о поезде, отправляющемся в девятнадцать сорок пять, и тут же перескочила к завершению, на всех парах возблагодарила Всевышнего за хлеб насущный, который в данном случае был дополнен черной икрой, фуа-гра и жареным цыпленком от Росси, русским салатом, разными сырами, пирожными и фруктами. Всевышний иногда умеет устроить красивую жизнь, да.

— У Гантетов изрядное состояние, — заметила мадам Венрадур.

— Ну, я бы сказала, значительное состояние, — уточнила мадам Дэм. — Две гостиные анфиладой. Еще кусочек цыпленка? Может быть, кожицы? Я считаю, что поджаристая кожица — самый смак в птице. Ну что, тогда сыра? Тоже нет? Ладно, перейдем к десерту. Ипполит, прожуй свое безе и помоги мне, пыжалста, а то у меня опять в ногу вступило. Поспеши, уже шесть часов, у тебя едва час с четвертью, чтобы все закончить, нельзя же заставлять такси нас ждать. Давай, убери со стола и сложи все как следует на кухне, чтобы домработница не нашла все вверх тормашками завтра утром, — что она тогда может о нас подумать? Остатки положи в холодильник, нет, только не сыр, его нельзя так класть, или, знаешь, заверни кусочки в фольгу, закрой на кухне ставни, все остальные ставни уже закрыты, выключи газовый счетчик и быстро собери мои вещи, кроме чемодана с платьями, конечно, их я сама положу, ты в этом ничего не понимаешь, ах, как я от этого устала. Что до всего остального, все нужные вещи я положила на кровать и на два столика, ты мне их как следует сложишь в два чемодана, как ты умеешь, чтобы все компактно уложить, и осторожно с хрупкими вещами, и не забудь аккуратно сложить мой плед и пристегнуть ремнями оба зонтика. Ах, послушай, я с этими своими нервными расстройствами забыла надеть чехлы на диван и кресла, надень их. Когда ты сложишь чемоданы, неси их вниз, шоферы всегда просят невероятные чаевые за то, чтоб стащить чемоданы, поставь их за дверью, это нас поторопит. Слушай, нет, за дверью ставить рискованно. В вестибюле, сразу перед дверью. Вперед, быстренько, пошевеливайся, пыжалста.

— А мне нузно ессе мыть посуду?

— В последнюю очередь, если успеешь, помой, но постарайся там не набрызгать.

— А ты знаешь, я сделал этикетки на семоданах непромокаемыми, на случай доздя. Я сделал это с помосью свесьного воска.

— Очень хорошо, иди уже, хватит лодырничать, займись уже делом. Быстро разбери стол, а то нам нужно немного покоя, у нас разговор строго между дамами. А пирожные оставь. Возьмите пирожное, дорогая. Вот это, японское или, может быть, безе? Я так возьму ромовую бабу, это моя слабость.

Пока месье Дэм собирал со стола, две подружки поглощали пирожные в чудовищных количествах, обуждая при этом двухголосую проповедь в прошлое воскресенье. Это прекрасная идея, чтобы привлечь молодежь, сказала мадам Дэм. На третьем шоколадном эклере мадам Вентрадур согласилась. Конечно, проповедь на два голоса — идея чересчур смелая, но она вовсе не против разумных нововведений.

Когда маленький старичок унес последнюю порцию тарелок и приборов, две дамы предались обсуждению разнообразных интересных тем. Сначала речь шла об очаровательной даме, у которой такая очаровательная вилла в огромном и очаровательном парке; затем о неблагодарности бедных, которые так редко бывают признательны за то, что ты для них делаешь, а им надо все больше и больше, они не умеют принимать милости хотя бы с капелькой смирения; затем о дерзости молодых служанок, эти мамзели требуют еще дополнительные свободные полдня в придачу к воскресенью, хотя у них нет же таких потребностей, как у нас, а если еще подумать о трудах, которые мы тратим на то, чтобы научить их хотя бы каким-нибудь манерам, а они что-то стали редки, теперь и не найти прислугу, эти мамзели предпочитают идти работать на фабрику, у них больше нет призвания к труду на благо ближнего своего, потому что тот человек из высшего опчества, который нуждается в прислуге, тоже в конечном итоге ближний.

Мадам Дэм после этого пропела хвалу мадемуазель Маласси, в Лозанне, «для кого-то будет очень хорошая партия, у ее родителей квартира — четырнадцать или шестнадцать окон в фасаде, и всяческие нравственные качества, разумеется». Потом она воздала должное величию Канакисов, Рассетов и господина заместителя Генерального секретаря. Дражайшая Эммелина тогда спросила, как прошел обед с этим господином из Лиги Наций, но мадам Дэм притворилась тугой на ухо, остереглась впадать в подробности и ограничилась заявлением, что это выдающийся человек и ей доставило огромное удовольствие беседовать с ним, не уточняя, что беседа происходила по телефону.

И наконец, разговор коснулся излюбленной темы, а именно фактов и событий из жизни королев, про которых они знали все: как те проводят время, что надевают, во сколько встают и даже что едят на завтрак, перед которым, как правило, съедают грейпфрут. Они начали с королевы Марии-Аделаиды, их любимицы, у нее такие прелестные детки. И еще прелестно, что она так интересуется лошадьми и скачками, это очень изысканно. И к тому же, сказала мадам Дэм, мерзко и эгоистично хрустя последней корзиночкой с яблочным джемом, наша дорогая Мария-Аделаида обладает высочайшим умением всегда быть естественной, простой, улыбчивой, удивительно обаятельная личность, не правда ли?

— Кажется, что она иногда приподнимает край завесы, чтобы посмотреть на обычных людей, что она старается понять людей из низшего опчества, чтобы приобщиться к их жизни, она так интересуется бедными! Это так крясиво, не правда ли? Есть очень крясивая история про ее сына Джорджа, старшенького, ему сейчас восемь лет. Боже, как быстро летит время, мне кажется, что это было вчера, он еще лежал в своей колыбельке, украшенной цветами короны, ну вот, маленький принц Джордж, тот, с кудряшками, вы помните, который будет королем но достижении совершеннолетия, она, очевидно, примет регентство после смерти короля, ну вот, говорят, что маленький принц Джордж на вокзале, в ожидании поезда, чтобы поехать в один из их прелестных дворцов в провинции, он совершенно забыл, кто он такой, и принялся бегать по перрону, как обычный ребенок, это так крясиво, не правда ли? И потом он увидел начальника вокзала с флажком, который собирался дать сигнал к отправлению другому поезду, и он сказал ему, пыжалста, можно я махну флажком? Да-да, он сказал пыжалста, это так крясиво, все-таки он принц! Начальник вокзала был потрясен и растерян, потому что он ни за какие блага на свете никому не должен отдавать свой флажок, это запрещено регламентом, но что делать, сказал он себе, это же принц, и он дал свой флажок маленькому принцу, и говорят, тот не сумел махнуть им так, как надо! Это было так трогательно! У всех людей на вокзале слезы навернулись на глаза! А вот еще одно приключение маленького принца, тоже очень крясивое. Выходя из королевского дворца, он, как истинный сын своих родителей, на все обращает внимание, как говорится, смотрит хозяйским глазом, и он заметил, что шнурки на ботинках у одного из гвардейцев, охраняющих дворец, развязаны, и он ему об этом сказал, и, как говорят, гвардеец ему ответил, я сожалею, монсеньор, он ему сказал монсеньер, хотя ему всего восемь лет, так вот, я сожалею, монсеньор, но я не могу наклоняться, мне это запрещено, я должен стоять по стойке «смирно». И вот, говорят, маленький принц наклонился, и даже встал на одно колено, и сам завязал шнурки простому солдату! Только особам королевской крови свойственна такая простота! Ах, это невыразимо прекрясно! Потому что он же мог сказать солдату — я принц, и я приказываю вам наклониться! И говорят, Мария-Аделаида запретила, чтобы народ рукоплескал принцу и принцессе, когда они едут в машине по улицам. Но несмотря на ее простоту, она обладает необычайным достоинством! Говорят, когда один знатный дворянин сказал ей «ваш отец», она ответила просто: вы хотели сказать «его величество король»? Тот дворянин ужасно смутился! Но я должна заметить, что он все это заслужил. Вы не находите? Я бы вообще на ее месте просто повернулась бы к нему спиной и пусть себе стоит с разинутым ртом! Эммелина, я вот вдруг подумала, а вы читали историю малышки Лоретты во вчерашнем журнале?

— Нет, дорогая, а о чем она?

— Ох, тогда обязательно надо вам рассказать — это так крясиво! Ну вот, жила такая двенадцатилетняя девочка, ее отец — простой каменщик, и тем не менее ей были свойственны весьма тонкие чувства, вот послушайте! Представьте себе, когда король и Ее Величество добродетельная королева Греции прибыли в Женеву на их роскошном самолете, в первых рядах людей, пришедших их встретить, была маленькая Лоретта в простеньком платьице, с букетом роз. А вот объяснение великой чести, оказанной девочке. Малышка Лоретта, которая всегда восхищалась молодой королевой Греции, так была счастлива узнать о рождении маленького наследного принца, который не даст угаснуть династии, так была счастлива, что взяла на себя смелость написать Ее Величеству и очень крясиво высказать ей свое восхищение и радость! И тогда Ее Величество обещала маленькой Лоретте с ней увидеться, когда она приедет в Швейцарию! И вот так малышка Лоретта удостоилась чести подарить цветы королеве! Крясиво, не правда ли? У нее чистая душа, у малышки, хотя она и из низшего опчества! О, она далеко пойдет! И какое воспоминание на всю жизнь — ее поцеловала и обняла королева!