Сигнал - Максим Шаттам

она могла бы одним криком привлечь внимание зрителей с нескольких ближайших рядов. Все, должно быть, считали, что она сама напрашивалась, что она сама этого хотела, раз не сопротивлялась. Что это ей нравилось, эти толстые пальцы в ее промежности.

Только не Оливия. Оливия так не считает. Она все понимает.

Она нашла слова для этого ужасного состояния, в котором находилась Джемма: «ужас», «ступор», «шок», «изнасилование». Том Спенсер был интеллектуалом, рафинированным типом, так что он должен был понимать, что с ней творилось, когда Дерек раскрыл ее ширинку, чтобы залезть к ней в трусы. Да, он придерживался той же позиции, что его жена, Джемме не стоило бояться.

И все же ее очень беспокоило, что она до такой степени у всех на виду. Все это подчеркнутое внимание, осторожное обращение постоянно напоминали о ее статусе жертвы, и она уже жалела, что рассказала обо всем Оливии. Надо было молчать, скрыть случившееся ото всех.

В то же время она признавала, что какая-то ее часть нуждалась во всем этом. Сначала Джемма поступила как всегда, если что-то случалось: она отложила чувства в сторону и старалась больше не думать о произошедшем. Вспомнить – означало прожить заново со всей полнотой. Бороться с чувствами? Зачем? Это не соревнования по боксу. С драмами не борются, их проживают, становясь сильнее или наращивая новую крепкую кожу, но никто не получает за это медали. Казалось невозможным встретиться лицом к лицу с болезненным переживанием, пусть иногда ей и хотелось избавиться от него одним рывком.

Оливия заставила ее высказать все свои чувства. И не раз! С настойчивостью и огромным состраданием она выслушала ее, а затем, после визита в отделение полиции, она спрашивала, почему Джемма отказывается подавать жалобу. Оливия не настаивала, у нее хватило понимания почувствовать, что Джемма на это неспособна. Она хотела прежде всего защитить свою мать. Оливия не стала читать ей нотаций, она кивнула и позвонила мужу. Сначала открытость и доброжелательность Спенсеров, их готовность принять ее тревожили и стесняли Джемму, потом она успокоилась. Оливия обняла ее и пообещала свою помощь. И хотя сначала Джемме хотелось выпрыгнуть в окно и убежать со всех ног, их поведение обязывало ее не преуменьшать случившегося факта. Надо было принять правду и честно встретить все слезы, все отвращение, которое ей предстоить ощутить. Отрицать свои переживания означало оставить еще более глубокие шрамы, и лучше было принять их, пусть это и не изменит произошедшего.

Джемма едва могла вынести все это внимание и заботу, и какая-то ее часть еле сдерживалась, чтобы не забиться в шкаф подальше от людских глаз. Оливия почувствовала это и поняла, что надо срочно действовать. Поскольку Джемма категорически отказалась выпить снотворного и сразу пойти на второй этаж спать, Оливия сделала выбор в пользу противоположного варианта: если она не отвлечь ее от боли с помощью таблеток, она постарается занять ее насколько возможно.

Времени до прихода гостей оставалось мало, и все приходилось готовить в спешке. Одна задача за другой, шаг за шагом, без остановки. Каждая минута требовала собранности и сосредоточенности на конкретных задачах. Высокий худой старик принес мангал и решетку для гриля, и скоро начали подтягиваться первые гости. Джемма успевала всюду. Она встречала гостей, готовила коктейли и пиво, убирала посуду и даже время от времени давала отдохнуть Оливии, забирая Зоуи к себе на руки.

– Если захочешь отдохнуть, – сказала Оливия, перехватив ее в коридоре, – ты всегда можешь подняться наверх, хорошо?

– Не переживайте за меня, я чувствую себя полезной, все в порядке.

Но мать семейства явно волновалась за девушку. Она с нежностью провела рукой по ее волосам.

Джемме нравились все эти хлопоты, постоянное движение отвлекало ее от мыслей и слез. Она ляжет спать изможденная, и у нее не будет сил думать, а завтра наступит новый день, и она еще успеет столкнуться со своими тревогами. Мысль о том, чтобы проснуться в большом доме Спенсеров, ей нравилась. Это было лучше, чем тишина собственного дома. И Кори останется на ночь здесь, вместе с Чадом и Оуэном, она уже предупредила маму.

Джемма встретила мальчиков пару раз за вечер, но в суете не обратила внимания на их поникшие лица, пока не наткнулась на них снова в углу сада, где они сидели вдали от всех, за садовым сараем. Солнце уже почти село, и свет шел только из дома и от дюжины железных фонарей, которые распространяли сильный запах средства от комаров. Мальчики сидели под одним из фонарей, и по их лицам пробегали тени. Смауг вытянулся у их ног.

– Что-то не так?

Кори отрицательно покачал головой, но Джемма увидела, что Чад сомневается, заговорить или нет.

– Вы же знаете, я могу вам помочь, – сказала она.

– Все в порядке, – ответил Оуэн, – просто немного скучно.

Уже не в первый раз у нее закрадывалось сомнение, что банда мальчишек что-то от нее скрывает, но она сознавала, что не сможет ничего с этим поделать. Она не узнает их тайн, если мальчики не захотят сами ей все рассказать.

Вдруг Смауг поднял голову, а потом поднялся на ноги, чем-то заинтересованный.

– Ты уже съел гору сосисок, – проворчал Чад ласково, гладя собаку, чтобы она легла обратно. – Ты уже у всех успел поклянчить, Пес в Сапогах, тоже мне!

Но ни Оуэн, ни Кори не реагировали на шутку, даже не улыбнулись. Джемме не нравилось видеть их такими грустными или растерянными. Она слишком хорошо помнила собственные подростковые невзгоды. Может быть, они поссорились?

Смауг принюхивался к дыму, а потом побежал вдоль кустов, которые росли на границе сада и леса. Он остановился и завертелся на месте.

– Хотите чего-нибудь выпить? – предложила Джемма.

Ноль эффекта.

– Ну ладно. Если захотите поговорить, вы знаете, где меня найти, ок?

Они кивнули едва заметно, и Джемма собиралась уже уйти, когда Чад спросил:

– Ты в итоге встречаешься с тем козлом?

Джемма застыла на месте.

– Что?

– Ну, знаешь, тот чувак, которого ты сначала не хотела видеть… Я видел его вчера в кино. Он теперь твой парень?

Джемма похолодела. Сердце ухнуло, и кровь зашумела в ушах.

– А что именно ты видел? – спросила она бесцветным голосом.

– Ну, это был он, разве нет? Когда свет зажегся, я его заметил. Он выходил с нашего ряда, но я узнал его даже со спины.

Чад не видел… Изнасилования. Ты должна это произнести. Нет, он ничего не заметил.

– Это не мой парень, – отрезала она с резкостью, которой сама не ожидала, и быстро зашагала к дому.

Она вошла в кухню, схватила первую