Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы здесь уже два дня. Ночью хуже всего. Темнота и огонь. Немцы разбомбили что-то, где хранилось горючее, и оттуда на пляж выплевываются ядовитые облака. Прошлой ночью бедняга Гроувс не мог перестать кашлять. Он спрятал лицо мне в плечо, и я обнял его за плечи, пытаясь защитить и мечтая оказаться подальше от этого места сильней, чем когда-либо мечтал о чем-то.
4 июня
Было около полуночи. Мы увидели маленькую лодочку, которая шла мимо пляжа, поэтому группой рванулись в море. Это был норфолкский рыбак с сыновьями. У них уже была толпа солдат на борту.
Лодка отплывала, но мы цеплялись за борт, умоляя их забрать и нас, пока нас тащило все глубже и глубже. Я все уходил под воду, и рыбак перегнулся через борт, крича: «Хватай меня за руку, сынок».
Мешок на спине тянул меня вниз, пока рыбак пытался вытащить меня из воды, а затем рядом оказался Гроувз, подталкивая меня. Пока я переваливался внутрь, я видел одну из его рук на борту – он цеплялся за дерево пальцами с побелевшими костяшками. Когда я вскочил на ноги, рука уже исчезла. Я пытался выглянуть наружу, но других парней затаскивали на борт, а лодка двигалась все быстрее.
Я закричал на рыбака, что в море люди, но он оттолкнул меня, говоря, что у них едва осталось топливо. Когда мы отходили, я едва мог их разглядеть – людей в черной воде, уходящих под поверхность с широко распахнутыми глазами и ртами, будто они не могли поверить в это. Их лица. Их жестяные каски. Затем только руки, все еще пытающиеся дотянуться.
Я позвал его по имени. Я продолжал звать – кричать, пока британский морской офицер не сказал, что с удовольствием пристрелит меня, если я продолжу мешать эвакуации.
Казалось абсурдным, учитывая все усилия, что прилагали немцы, пытаясь разбомбить нас, накрыть артиллерией, чтобы наши люди умерли так просто. Открыв рты воде и уйдя на дно без лишнего звука.
Я не знаю, видел ли он меня, слышал ли.
На лодке по пути через Ла-Манш меня ужасно тошнило.
Мы пришвартовались в Рамсгейте, где женщины из Женского института приветствовали нас, будто мы прибыли с победой. Они раздали нам горячий «Боврил»[44] и чистые носки. Мне дали открытку, чтобы послать семье и дать знать, что со мной все в порядке. Со мной все в порядке. Я на поезде, полном грязных солдат, спящих вповалку. Это запечатанный поезд. Они закрыли все двери, чтобы мы не могли убежать, раз уж вернулись.
Вот некоторые вещи, которые я видел из окна: раненые французские солдаты, лежащие на носилках и поющие «Марсельезу»; крутящееся колесо мельницы посреди поля; рекламный постер фильма «Собери свои печали».
Я не могу перестать думать о нем. Дрейфующем в море, в сотнях ярдов от французского пляжа. Сталкивающимся с ногами других утонувших солдат. Он бы очень удивился, обнаружив себя там.
Недописанное письмо
Чилкомб
25 июня 1940
Дорогая Криста,
Конечно, я упаковала твои книги, прежде чем поселить эвакуированных на чердаке! Не было нужды слать телеграмму. Я не думаю, что они так или иначе стали бы к ним прикасаться. Они очень милые, но всего боятся, особенно коров. Бетти говорит, что те, кто поселился у ее сестры, полны вшей, так что нам стоит считать себя счастливчиками.
Я сказала им, что мое любимое чучело слона стояло там для их защиты, но они от этого расплакались, потому что боялись, что его «внутренности вылезут наружу», так что мне пришлось перетащить Эдгара и его протекшие внутренности в мамину комнату, где я теперь сплю. По пути оба его глаза выпали, отчего он выглядит очень несчастно, бедолага.
Ты знала, что у мамы шелковые подушки? Бетти говорит, они творят чудеса с кожей. Я на них разгульно валяюсь, так что к концу недели обзаведусь совершенно новым лицом.
Этим утром Дигби уехал обратно в бараки. Как жалко, что вы не смогли получить увольнительную одновременно. Думаю, он скучает по своему другу Гроувсу. Он показал их совместное фото в Кенте. Он считает, что следом его пошлют в Северную Африку, и его подготовят на офицерский пост.
Он был ужасно расстроен падением Франции. Все мы были. Моди говорит, что в Веймуте полно беженцев с Нормандских островов, которые привезли с собой саженцы помидоров, только чтобы не оставлять их в пищу немцам. Все считают, что скоро к нам вторгнутся. Можешь в это поверить? Мистер Брюэр говорит, что нас загнали в угол, и, поскольку мы оставили большую часть оружия во Франции, с нацистами придется биться сковородками.
Всю неделю военные грузовики ездили через деревню к пляжу с мешками с песком и колючей проволокой. Местные силы самообороны взялись за муштру в нашем лесу. Попрактиковавшись в убийстве друг друга ножками стульев и деревянными винтовками, они заходят на чашку чая и сидят вокруг кухонного стола, радостно заявляя что-нибудь вроде «Мы за правое дело» или «У Гитлера в списке мы следующие».
Ужасно думать, что мы готовимся к битве, но, полагаю, так и есть. Мы обернули настольные лампы коричневой бумагой и сняли все картины со стен, чтобы падающий предок не придавил нас, если вдруг в дом попадет бомба. Мистер Брюэр снял стеклянный купол, и теперь в потолке дыра, прикрытая брезентом.
Радио все время включено, и по дому эхом носятся голоса важных людей. Мне не нравится, когда на меня кричит герр Гитлер, но вот слышать нашего нового премьер-министра обнадеживающе. Говорят, наши войска взбодрились, когда у руля стал мистер Черчилль. Мы даже установили в кабинете телефон «на крайний случай», хотя, должна сказать, случай уже кажется крайним, и никто не уверен, кому нам звонить, если дела станут хуже.
Вчера из «Савоя» звонила мама в поисках дяди Уиллоуби, но он уехал пожить с лордом Каким-то в Ирландии. Он послал мне открытку и сообщил, что там в пабах еще остался приличный виски, поэтому он исполнит свой долг перед Англией, осушив их запасы. Этого я маме не сказала.
Мы будто перестали должным образом принимать пищу. Мы будто больше не останавливаемся, потому что, если остановимся, нас догонят страхи. Тебе никогда не бывает страшно, Криста? Иногда я думаю, что единственная…
Флосси задумчиво жует перьевую ручку. Кристабель писать всегда тяжело. Она хочет казаться храброй и смышленой, но переживает, что похожа на один из тех оживленно-радостных правительственных плакатов, что висят возле деревенской церкви.
КАРТОФЕЛЬ Питает Без Ожирения И
- Крым, 1920 - Яков Слащов-Крымский - Историческая проза
- 10 храбрецов - Лада Вадимовна Митрошенкова - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне
- Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи - Историческая проза
- Камелии цветут зимой - Смарагдовый Дракон - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса: Сцены из московской жизни 1716 года - Александр Говоров - Историческая проза
- Из ниоткуда в никуда - Виктор Ермолин - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Проклятие дома Ланарков - Антон Кротков - Историческая проза
- За закрытыми дверями - Майя Гельфанд - Русская классическая проза
- Маленький и сильный - Анастасия Яковлева - Историческая проза / О войне / Русская классическая проза
- Три часа ночи - Джанрико Карофильо - Русская классическая проза