Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка - Лев Хургес

8

Между тем, события продолжали развиваться в неблагоприятную для нас сторону. Каждый день из разных источников получали мы сведения о концентрации фашистских сил в нашем секторе. Все более активной становилась помощь Франко со стороны немецких и, особенно, итальянских фашистов. В этом мы получили возможность убедиться лично в начале января 1937 года: однажды утром в акватории нашего порта совершил посадку, причем очень неважную с точки зрения техники пилотирования, итальянский военный гидросамолет. В самолете оказалось два живых члена экипажа – механик и стрелок-радист – и один убитый офицер-летчик, в полной итальянской военной форме. На допросе механик и стрелок, оба унтер-офицеры, заявили, что они солдаты срочной службы, члены итальянской компартии и давно искали возможности перейти на сторону Испанской республики для активной борьбы с фашизмом. Их авиационное соединение, летающие лодки «Капрони», базировалось на военных аэродромах Сицилии. Оттуда, заправившись горючим и подвесив бомбы, они производили налеты на объекты республиканской Испании и, не совершая в Испании посадки, возвращались на свои базы в Сицилии.

Таким образом строго «соблюдалось» невмешательство в войну в Испании и вместе с тем осуществлялась помощь генералу Франко. Да и стоило это дешевле, чем отправлять целые контингенты регулярных войск в Испанию. Люди проходят себе срочную военную службу на родине, а цель частых боевых вылетов была известна только старшему офицерскому составу, целиком из фашистов. Для низших же чинов это были обычные учебно-тренировочные полеты. А если кого республиканская ПВО и собьет, то родных в Италии известят о смерти при несении воинской службы.

Так вот, перелетевшие к нам в Малагу нижние чины предпочли вместо гибели во время несения воинской службы пристрелить в воздухе своего командира-фашиста для того, чтобы вместе со своими товарищами из батальона имени Гарибальди воевать против фашистов, благо в Италии в те времена еще не было закона об измене родине, и их переход на сторону республики родственникам этих авиаторов ничем не грозил. Итальянцы вместе с гидросамолетом были переданы в распоряжение республиканских ВВС, и, как говорили, воевали они неплохо.

С каждым днем наше положение становилось все тревожнее. Убедившись, что попытки молниеносного овладения столицей Испании обречены на неудачу, фашисты поняли, что борьба здесь предстоит долгая и упорная, до полного истощения людских и материальных резервов. Полетели слезные мольбы в Берлин и Рим: «Помогите нам, дяди добрые!». «Добрые дяди», конечно же, отказать «племянничкам» не могли, но потребовали более оперативной обработки транспортов с «помощью». Единственный порт фашистов на юге Испании – Кадис – уже не устраивал союзников Франко. Им срочно потребовался еще один порт на Средиземном море, а самый удобный из них – Малага. Правда, по акватории и степени механизации она уступала даже Кадису, лучше бы, конечно, Барселона, но она пока была фашистам не по зубам. В Малаге же более удобные, чем в Кадисе, коммуникации с занятыми фашистами Севильей, Гранадой и Кордовой, удобное железнодорожное сообщение, развитые автодороги, и все-таки два порта – не один порт. Да и климат: зимы нет, вместо мадридской непогоды – сияющая весна, цветут розы.

Брошенные в срочном порядке на штурм Мадрида марокканцы вначале вели себя геройски, но, дойдя до мадридских окраин и натолкнувшись там на упорное сопротивление милиции и интербригадовцев, вынуждены были залезать в наскоро вырытые окопы. А тут зима, мадридская зима! Привыкшие к теплу марокканцы в таких условиях уже не вояки. Начались среди них массовые болезни, а в связи с этим и недовольство. И фашисты приняли разумное решение: не лезть в лоб на Мадрид, а взяв в быстром темпе еще один порт в Средиземноморье – Малагу, получать более интенсивное снабжение от итало-германских друзей и вести войну, ни в чем не нуждаясь, да и марокканцы, бесполезные в условиях суровой кастильской зимы, в благословенной Андалусии воспрянут духом и полностью проявят свои боевые качества. Все говорило за то, что направление наиболее вероятного удара фашистов – наша Малага. Все чаще становились мои ночные бдения на телеграфе, все длиннее – передаваемые по радио и по проводам шифровки, поскольку не все данные можно было отправлять даже по быстродействующим телеграфным аппаратам открытым текстом.

По разным каналам получали мы сведения о концентрации войск противника на рубежах нашего сектора: то появится новая часть марокканцев, то регулярные итальянские войска. Все чаще и все интенсивнее становились налеты фашистской авиации. Видимо, в Валенсии тоже почувствовали, что неспроста фашисты стали проявлять повышенный интерес к Малаге. Нам обещали организовать морскую оборону и с этой целью собрались выделить одну пятнадцатидюймовую пушку и крейсер, но о том, что это был за «крейсер», я еще расскажу (за ним я ездил в Картахену к Н. Г. Кузнецову[133]).

Самое главное: нам, наконец, выделили для противовоздушной обороны эскадрилью истребителей И-15 (полутораплан[134], 275 км крейсерская скорость, 4 пулемета, но самолет весьма маневренный) в составе пяти самолетов, раненых-израненых, чиненых-перечиненых. Четыре пилота советских, один испанец. Командир эскадрильи граф дон Педро, а в миру – Евгений Ефимович Ерлыкин[135]. Красавец, выше среднего роста, вьющиеся каштановые волосы. Одет, как и все наши товарищи в Испании, в кожаную куртку на замке «молния» и берет. Оружие – маузер в деревянной кобуре и нож. На всех пальцах – кольца. На правой руке – с камнями, на левой – с картинками (индейцы с перьями и т. д.). В левом ухе – большая золотая серьга. Свободно владел французским и почти свободно испанским языком. Неразлучен с собакой. Собака – обыкновенная дворняжка, подобранная где-то на улицах Мадрида, неотступно следует за своим хозяином, участвуя даже в боевых вылетах, для нее в самолете Педро сделаны специальные лямки. По заверениям графа, пес, в отличие от иных передовиков политической и боевой подготовки, в воздушных боях держал себя достойно, признаков трусости не проявлял и по первому сигналу боевой тревоги мчался к самолету Педро, чтобы занять свое место, согласно боевому расписанию.

Сам граф вел себя в боях до дерзости храбро. В Испанию он попал буквально к началу «спектакля», через несколько дней после начала мятежа, прямо из Франции, где он в то время находился. О характере выполняемых им там заданий граф распространяться не любил, но версия о том, что он проходил курс наук в Сорбонне, как-то не вызывала у меня доверия. Но французским он владел вполне прилично и потому быстро стал бойко говорить и по-испански.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});