Догма кровоточащих душ - Михаил Савеличев

Что верно, то верно. Почему-то он, Бензабуро, вызывал у господина Марихито столь искреннее чувство раздражение, что после каждого разговора с подчиненным шеф полицейского участка пребывал в исключительно благостном настроении, довольно мягко обходясь даже с самыми злостными нарушителями внутреннего распорядка службы.

Икки уже давно предлагал всем сослуживцам на каждую встречу Марихито с Бензабуро сбрасываться последнему на дармовую выпивку. Как громоотводу начальственного гнева.

Господин Марихито изволил изучать рапорт Бензабуро. Бумага была испещрена раздраженными красными пометками.

- Господин Марихито, - начал было Бензабуро, но шеф что-то нечленораздельно прорычал, и Бензабуро пришлось замереть в чрезвычайно неудобном полупоклоне. Красный карандаш продолжал победное шествие сквозь вертикальные поросли иероглифов.

Каждое отчеркивание заставляло Бензабуро болезненно морщиться.

- Я могу объяснить, господин Марихито, - но очередная попытка была также прервана раздраженным рычанием. Близилась не гроза, а шторм - с молниями, ветром, вполне вероятно, что даже с комканьем тщательно написанного рапорта и швырянием его в мусорную корзину. В лучшем случае.

Но вот экзекуция рапорта подошла к концу. Теперь он напоминал жертву маньяка, изрешеченную множеством ножевых ранений.

Господин Марихито брезгливо взял бумагу двумя пальцами и покачал ею перед носом склонившегося в еще более глубоком поклоне Бензабуро.

- Это что такое? - осведомился шеф.

- Мой рапорт, господин Марихито, - смиренно признался Бензабуро.

- Это - не рапорт, - веско сказал шеф. - Это - сочинение безграмотного школьника на тему "Как я провел каникулы у дедушки".

- Да, господин Марихито. Как вам будет угодно, господин Марихито.

Пот обильно заструился по бульдожьим щекам шефа. Как бы его удар не хватил, с раскаянием подумал Бензабуро. Главное - не перечить и не возражать. Хранить спокойствие и смирение.

- К вашему сведению, Бензабуро, - прохрипел шеф, - подобные рапорты следовало бы публиковать в юмористической газете, прославляющей наш труд. Те пасквили, которые они там сочиняют, не идут ни в какое сравнение с вашими опусами!

- Да, господин Марихито.

А что такое опус? Надо будет спросить у Икки. Опять какое-нибудь неприличное словечко, как и этот... как его... "пасквиль".

Шеф чуть ли не любовно разгладил мятый листок, расправил уголки и ловко сложил из него журавлика. Черно-красная птичка получилась пугающей.

- Когда вы последний раз видели Ерикку? - прорычал господин Марихито.

Бензабуро сказал.

- Значит, вы последний, кто с ним встречался?

- Да, господин Марихито, думаю, что я был последним, - сказал Бензабуро, все еще не понимая, куда клонит шеф.

Шеф потер двумя пальцами глаза, помассировал щеки, пошевелил челюстью, затем грохнул по столу кулаком и заорал:

- Тогда почему в вашей писульке нигде не сказано об этом?!!

- Я не думал, что это важно, господин Марихито, - тихо сказал Бензабуро. - Это произошло в нерабочее время... мы случайно столкнулись в баре... в баре... хм... "Крученые..." хм...

- В каком баре? - просипел шеф и достал из кармана ингалятор.

- "Крученые... гм... э-э-э... титьки", - пробормотал Бензабуро. Мощная ингаляторная струя ворвалась в астматические дыхательные пути Марихито. - Ужасно неприличное название, шеф, но... Настоящий притон... Жуткое место!

- И что вы изволили делать в этом, как вы выразились, жутком месте? - голос шефа теперь явственно окрашивался свежими ментоловыми нотками.

- Ну... поступил сигнал, господин Марихито. Просигналили, что, мол, собираются там големы, вампиры, подпольные торговцы анимой... Вот, собственно...

Вот, собственно, и все, хотел сказать Бензабуро, потому что дальнейшее тонуло в странном, путаном кошмаре.

15

Притон, как и описывал его осведомитель, оказался настоящим притоном. Притоном из притонов. От него за имперский шаг несло подпольной торговлей жидкими, горючими и газообразными наркотиками, отчего самые подозрительные личности слетались на это пиршество порока со всего Хэйсэя.

Сам Бензабуро заявился туда ближе к ночи, справедливо решив, что всяческие представления с превращениями, кровопитием и кровососанием тамошние упыри, привидения и прочие каппа наверняка начинают после полуночи, когда Черная Луна окончательно вступает в свои права.

К притону было не подобраться из-за стоящих вокруг машин, поэтому пришлось припарковаться почти за квартал от веселого заведения, откуда явственно гремела музыка, и добираться до него, ориентируясь на вспышки света. Дома вокруг злачного места являлись большей частью заброшенными и служили убежищем многочисленным псам и кошкам, чьи глаза страшно поблескивали из темноты провалов выбитых окон.

- Вот я вам, - погрозил Бензабуро глазам, но зеленые и красные точки пристально разглядывали потенциальную жертву. Не раз и не два Бензабуро споткнулся обо что-то, напоминающее завернутые в лохмотья кости, но рассматривать внимательнее, что это, он не решился.

Сам притон походил на верхушку закопанной глубоко в землю пирамиды, от которой на поверхности осталось три последних яруса, превращенных в ночное заведение. У широких дверей башней возвышался могучий голем-вышибала. Некоторых он впускал беспрепятственно, другим преграждал путь широкой, как лопата, пятерней. Те, кому путь оказывался закрыт, без споров поворачивали обратно и скрывались в темноте.

Над некоторыми машинами вились сверкающие золотистые облачка, но Бензабуро решил заняться подпольными торговцами анимой чуть попозже. Он проверил пистолет, попытался придать собственному лицу как можно более внеслужебный вид, поднялся по ступенькам к двери, куда уже нырнула какая-то парочка, и даже не удивился, увидев преграждающую ему путь ладонь.

Голем был потасканный и побитый. Последняя стадия истечения анимы у него благополучно закончилась несколько сезонов назад, и теперь он представлял устрашающее зрелище - треснувшая шкура, рыхлые куски глины, многочисленные швы на лице, еще как-то сдерживающие распад оболочки. Один глаз голема вывалился из орбиты, и теперь висел на тонкой ниточке, раскачиваясь из стороны в стороны, тщась что-либо разглядеть. Второй глаз тоже готов был покинуть глазницу, если бы не широкая полоска прозрачного скотча, неряшливо обернутая вокруг головы.

- Что? - вежливо поинтересовался Бензабуро.

- Назад, тварь, - прохрипело жуткое создание.

- Анимы обпился, глина? - предположил все так же вежливо Бензабуро. Пистолет теперь опирался на рыхлый лоб вышибалы.

- Назад, тварь, - продолжал хрипеть голем.

Стрелять очень не хотелось. Это сразу же привлекло бы ненужное внимание. Но и стоять здесь, на ступеньках, а пуще того - возвращаться, не солоно хлебавши, было еще более невозможным. Бензабуро уже готовился совершить акт милосердия и отправить заслуженного ветерана Фабрики назад в первичный полиаллой, но тут на его плечо опустилась чья-то рука, и голос из темноты произнес:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});