Черная капелла. Детективная история о заговоре против Гитлера - Том Дункель

обвиняемых служили в армии, а самые серьезные обвинения включали в себя военный шпионаж, дело рассматривал государственный военный суд, а судебный юрист Манфред Рёдер выступал главным обвинителем. Суд начался 15 декабря и продлился четыре дня. Обвинительное заключение заняло восемьсот страниц. Восемьсот страниц лжи и сфабрикованных показаний. Обвиняемых Рёдер называл «профессиональными игроками, коммунистическими фанатиками, взбесившимися интровертами и наркоманами, разочарованными буржуа, принципиальными анархистами, людьми, чей единственный мотив — это страстное желание выделиться, коммунистическими преступниками, действовавшими в качестве курьеров, агентов и диверсантов, дезертирами и эмигрантами».

Суд был закрытым. Пять судей (из них только двое были профессиональными судьями, оставшиеся трое — обычными офицерами) выслушали свидетелей только со стороны обвинения. Интересы обвиняемых представляли двое запуганных адвокатов. Одним из видных свидетелей выступил адмирал Вильгельм Канарис, отъявленный ненавистник коммунистов и Советской России. Он заявил, что предательские действия «Красной капеллы» привели к гибели ста тысяч немецких солдат. Это было совершенно дикое заявление — далеко не факт, что информация «Красной капеллы» хоть как-то повлияла на ход войны.

Полковник Рёдер мог вообще не вызывать свидетелей — исход суда был предрешен. Девятнадцатого декабря судьи вынесли вердикт: «пианисты» виновны по всем статьям. Рёдер потребовал вынесения смертных приговоров всем — восьми мужчинам и четырем женщинам. Судьи вынесли смертный приговор десяти обвиняемым, но помиловали Милдред Харнак и еще одну женщину — их ожидало тюремное заключение. Согласно приговору Милдред Харнак обманным путем втянули в «мир социалистических идей»[562].

Когда зачитывали приговор, Арвид вздохнул с облегчением. Он умрет, но его жена будет жить. Милдред предстояло провести в камере всего шесть лет.

41

Казнь нации

Третий рейх был империей тюрем. Миллионы людей так или иначе оказывались в заключении: кто-то — в тюремных борделях, которые обслуживали нацистских офицеров, другие — в еврейских гетто, тюрьмах, каторжных лагерях, концлагерях и лагерях смерти[563]. В одном только Берлине насчитывалось около десятка обычных тюрем. В четырех из них, в том числе в Плётцензее и Тегеле, содержалось не менее полутысячи заключенных. Большинство обвиняемых попадали в лапы системы через военный, гражданский народный или «специальный» суды. Последний даже не пытался изображать беспристрастность и справедливость. Свидетели защиты на процессы не допускались. Обвиняемым не давали слова. Стенограмм заседаний не вели. Присяжных, естественно, не было. Большинство процессов длились всего несколько часов.

В августе 1942 года Роланд Фрейслер покинул пост в Министерстве юстиции и стал президентом народного суда, то есть верховным судьей. Он был воплощением сурового лица нацистского закона, соблюдаемого жестко, а то и жестоко. Худой, с окаймленной темными волосами лысиной, в ярко-красной судебной мантии, он выглядел и вел себя как безумный король. Даже Гитлер не любил находиться в его обществе[564]. «Бесноватый Роланд» с наслаждением унижал обвиняемых в суде, прежде чем вынести вердикт, который почти всегда был обвинительным и сопровождался смертным приговором. С момента прихода Гитлера к власти смертные приговоры стали выноситься все чаще и чаще. В 1933 году в Германии казнили 64 человека[565]. К 1939 году количество смертных приговоров выросло до 329, к 1941 — до 1291. Фрейслер пришел в народный суд в 1942 году, и количество смертных приговоров к концу года выросло до 4457 — и вряд ли этот показатель снизился бы в будущем[566].

Вызвать гнев государства было очень легко. Марианна Киршнер работала на военном заводе в Берлине. Она рассказала коллеге анекдот, не самый лучший: Гитлер и Геринг стоят на берлинской радиовышке, и Гитлер говорит, что хочет сделать что-то, чтобы берлинцы улыбнулись. «Почему бы тебе не спрыгнуть?» — предлагает Геринг[567].

Коллега донесла на Марианну полиции, и та предстала перед народным судом. Она признала, что действительно рассказала анекдот, но объяснила, что была вне себя, потому что на советском фронте недавно погиб ее муж. «Бесноватый Роланд» не знал жалости. В вердикте он написал: «Как вдова павшего немецкого солдата, Марианна Киршнер пыталась подорвать нашу волю… делая злонамеренные замечания о фюрере и немецком народе… Честь ее навсегда растоптана, и она должна быть казнена»[568]. Он недрогнувшей рукой послал Киршнер на гильотину.

Для казней требовались палачи. В нацистской Германии должность палача была гражданской — причем зачастую наследственной. Большую часть работы выполняли три старших палача, но порой к работе привлекали десять палачей и тридцать восемь помощников. Они относились к своим мрачным обязанностям серьезно: надевали черные сюртуки, черные галстуки-бабочки, черные цилиндры и белые перчатки. Зарплата была невелика, но за каждую казнь они получали дополнительно 65 рейхсмарок. Правительство тоже не упускало своего: родственникам казненных выставляли счет за казнь, а также за каждый день, проведенный обвиняемым в заключении.

Иоганн Рейхарт, палач в восьмом поколении, прошедший подготовку у своего дяди, был главным палачом Германии. Он начал работать в 1924 году, но через четыре года ушел с государственной службы — слишком уж мало было работы. Вернулся он в 1933 году, когда Гитлер начал казнить своих противников. Рейхарт ездил на спортивной машине «фиат-ардита» с мощными крыльями и подножками и напоминал Аль Капоне, раскатывающего по Чикаго[569]. Рейхарт мог позволить себе дорогую машину, потому что бизнес его процветал, а работал он быстро. Он довел технику казни на гильотине до совершенства — чтобы отрубить осужденному голову, ему требовалось всего четыре секунды[570].

Не все смертные приговоры были одинаковы. Самым гуманным способом был яд — так казнили политиков и высокопоставленных военных. Второе место занимала гильотина: казнь мгновенная, предположительно безболезненная, предназначенная для женщин и очень молодых осужденных. Затем шел расстрел — одиночной пулей или расстрельной командой. Самой жестокой казнью было повешение — палачи просто выбивали стул из-под ног жертвы, оставляя человека болтаться в петле и умирать от асфиксии. Иногда палачам приказывали усилить мучения жертвы — тогда в дело вступало «ожерелье», тонкая веревка[571]. Повешение требовало времени, которого у несущейся на всех парах репрессивной машины не было, поэтому с 1936 года наиболее частым орудием казни стала гильотина. Впрочем, иногда вспоминали и о старой доброй веревке. Так, Гитлер лично приказал повесить некоторых фигурантов дела «Красной капеллы». Фюрер хотел, чтобы они мучились. В тюрьме Плётцензее установили стальную балку, к которой приварили восемь больших крюков — на такие подвешивают туши на бойне. Когда веревки прикрепляли к нескольким крюкам,