Филарет – Патриарх Московский (книга вторая) - Михаил Васильевич Шелест

тебя. Зело боится он тебя, Федюня. Бесом кличет.

— Басманов? Меня? Боится?

— Боится, Федюня. Ты же ему показал, в какие места иглы совать, чтобы не портить человека, а правды добиться?

Царь заглянул в глаза попаданцу и, что-то увидев, улыбнулся.

— Во-о-от. И с тех пор он постоянно мне про тебя говорит, что убить тебя надо. Значит — боится.

— И всё-таки я не понимаю, как ты вдруг мне передашь власть?

— Да всё просто. Я сейчас обижусь на бояр и скажу, что от помазания не отказываюсь и продолжу управление церковью. Именно в этом смысл помазания на царство, Федюня. Это у византийцев, помазание на царство рассматривалось, как ограничение прав императора нормой христианского закона. Император, приняв помазание от Церкви, церковное благословение, уже не мог иметь, предположим, несколько жен, не мог творить неправый суд, не мог предаваться незаконным увеселениям, ристалищам и так далее. А у нас в России, помазание — это предоставление царю духовных прав над церковью. Ты правильно всегда говорил, но не договаривал.

— Знаний не хватало, — просипел попаданец и, откашлявшись, пояснил:

— Тут помню, тут не помню…

— Ну да… Но, всё равно у тебя больше знаний. Вон, как у себя в слободе, наладил жизнь. И года не прошло. Так и с государством…

— Сравнил, тоже мне! Слободу и государство. Тут я хозяин.

— Вот-вот, — покивал государь. — И я о том… Но нет у меня сил и желания воевать с Шуйскими-Бельскими, Федюня. Я ведь, действительно, хотел Русь отдать черкесам. Раньше хотел. Как Анастасия умерла, так и надумал. Они ведь сразу стали мне жён предлагать. Сначала Русь Сигизмунду Августу хотел за Ягеллонку отдать, потом англичанам за Елизавету. Даже переговоры вёл, да ты меня переубедил, что нельзя им верить, порвут они Русь на лоскутки, высосут и выпотрошат. Потом вот на черкесах остановился, да снова ты спас душу мою. Ведь я на Руси повенчан и перед Богом в ответе.

— Кидает тебя государь, как щепку на волнах.

Фёдор недовольно покрутил головой.

— Кидает, Федюня, — согласился Иван Васильевич. — Ох, как кидает… Сам себя боюсь.

Царь сокрушённо опустил голову.

— И так, что мне теперь с черкешенками прикажешь делать? Как же я с ними пятью управлюсь? Я же правителем буду. Какие мне наложницы?

— Как какие? Нормальные. Ты же будешь не венчаный на престол, а мной назначенный. Я вроде как патриархом стану. Ну, вроде как… Может быть приживётся постепенно такая форма.

— А как будет называться моя… э-э-э… должность? Ведь не царь же?

— Почему не царь? Царём будешь! — сказал государь и Фёдор вспомнил фразу из кинофильма «Иван Васильевич…».

* * *

[1] Мамлю́ки (также мамелю́ки, араб.‎ мамлу́к — «владеемый», «невольник») — военное сословие в средневековом Египте, первоначально рекрутировавшееся из юношей-рабов тюркского происхождения из Евразийской степи, но затем институт военного рабства быстро распространился на представителей народов Кавказа (черкесы, абхазы, обращённые в ислам грузины и армяне, жителей Балкан (албанцы, греки и другие), а также южных славян и русин. Мамлюки также набирались из египтян. 'Феномен мамлюков, имел большое политическое значение; он просуществовал почти 1000 лет, с IX по XIX век.

[2] Сефеви́ды — иранская шахская династия, правители Сефевидского государства, располагавшегося на территориях современного Ирана, Азербайджана, Западного Афганистана, а также Пакистана. Правили с начала XIV века районом Ардебиль на севере Ирана, а в 1501—1722 и 1729—1736 годах — всей территорией Ирана

Глава 29

— «Деждевю, мать его», — подумал попаданец.

— Господь установил Церковь и Царство. В первой Бог — Святый дал людям руководительницу в духовной жизни, а во втором Бог — Царь Небесный даровал гармоничное устройство жизни общественной. Вот я возьму на себя первую ипостась государства, а ты вторую.

— Но разве можно разделить эти две ипостаси государства после помазания на царство?

— У нас, когда меня мазали, немного ошиблись и провели два помазание не как коронацию, а как ещё одно таинство миропомазания, то есть как второе крещение. Недавно из Константинополя прислали книгу «царского венчания императоров Византии». Наши священники всё напутали. Не знали, как правильно проводить чин венчания на царство. Венчание и помазание — это сильно разные вещи. Ты же правильно говорил, что помазанник — это не правитель царства на земле, а духовная стезя к царству Божьему. Вот и пойду я по этому пути, Федюня. Ты же знаешь, что мне больше по нраву псалмы читать да на клиросе петь.

— Знаю, государь, — вздохнул Фёдор. — В монахи пойдёшь?

— Зачем? Христос не монашествовал, жил, как человек, но вознёсся к Отцу своему.

— «У-у-у… Как тут всё запущено», — подумал Фёдор, но вслух сказал:

— А я-то как? А мне-то что делать? Я ведь тоже терпеть не могу весь этот дрянной хоровод. Я тоже петь люблю.

Фёдор скривился и чуть не заплакал.

— Хотел ведь тихо-мирно… Мне же теперь ни вздохнуть, ни пёрднуть. Как же я теперь капусту выращивать буду? А огурцы? Ты видел мои огурцы? Я помидоры и картошку заказал испанцам. Кто мне их культивировать будет? А лошади? Вот же блять!

Фёдор так стукнул кулаком по седлу, что бедный конь с испугу взбрыкнул и подпрыгнул, скакнув сильно вперёд. Повод, намотанный на левую руку, дёрнул Фёдора, и тот едва не попал под конские копыта.

— Тпру, блять! — крикнул попаданец, волочась за конягой, но та ещё больше испугалась и понеслась.

Фёдор с трудом подтянулся на левой руке и зацепился правой за переднюю луку, потом пробежал немного ногами, оттолкнулся и запрыгнул в седло.

— Тпру, говорят! — крикнул он, натягивая кожаный ремень и разворачивая коня налево.

Конь нехотя развернулся и бешено вращая яблоками глаз и хрипя, подошёл к царю.

— Ловок! — оценил царь. — Так и с боярами справишься!

Фёдор тяжело дышал, переводя дух, и сильно страдал душевно. К сожалению, он не мог послать «благодетеля» куда подальше. Ибо, как бы тот сейчас не ластился, а одного движения его мизинца хватило бы, чтобы Фёдору открутили голову. Тот же Басманов и открутил.

— Сравнил ты, государь! — в два присеста выговорил попаданец. — Там не кони, а волки. Их запрячь, ещё суметь надо.

Он кое как успокоил дыхание и, как не странно, успокоилось и сердцебиение.

— Может всё-таки правителем буду, или канцлером каким-нибудь?

— Нет, Федюня. Станешь