Аргентинец - Эльвира Барякина

Леша Пухов приставал к разленившимся от жары китайцам:

— Как по-вашему будет «здрасьте»?

Китайцы что-то объясняли ему и радостно гоготали, Леша тоже заливался тонким смехом. Он не догадывался, что они опять подшучивали над ним: учили, чтобы он сам себя называл ругательными словами.

После ужина Клим прятался на корме за спасательной шлюпкой— чтобы побыть в одиночестве и отвязаться от китайцев, которым все время надо было что-то переводить.

Но и тут Леша Пухов отыскивал его. Садился рядом, зажимал худые руки между коленок.

— Беляки тоже свой флот создают… Вот не думал, что придется участвовать в речных сражениях. В детстве книжки читал: корабли, пушки, абордажные сабли… Все на наших глазах происходить будет…

Клим не отвечал. Война его не касалась: как только они доберутся до Нижнего Новгорода, он сойдет на берег и скроется.

— Эх, снарядов у нас мало! — не унимался Леша. — Белякам-то, говорят, империалисты боеприпасы поставляют. Хотя как они это делают — ума не приложу. Каппель на Волге, а они — на Каспие да на Черном море. Наверное, все-таки, как и мы, белые будут сражаться тем, что по военным складам осталось.

На берегу косцы варили кашу. Волны тихо бились о борт. Сколько еще плыть — со всеми остановками, шлюзами, погрузками и разгрузками?

— Клим, а Клим?

— М-м?..

— А вот если по совести — тебе страшно? Вдруг убьют? Что хочешь со мной делай — не могу этого представить! Как это так — чтобы меня на свете не было?

3

Капитан сказал, что стоянка в Нижнем будет всего пару часов, и Пухов запретил китайцам сходить на берег:

— А то разбредетесь кто куда — ищи вас потом.

Он не хотел отпускать и Клима, но тот, взбешенный, схватил его за грудки:

— Мне надо попасть в город!

Леша пытался вывернуться:

— Ну что ты психуешь?! Я не могу тебя отпустить — вдруг ты не вернешься?

— Если ты не дашь мне пропуск, я тебе такого наперевожу в боевой обстановке — мало не покажется!

— Стало быть, угрожаем комиссару?!

— Ты обещал мне помочь!

Леша согласился отпустить Клима на час, при условии, что с ним пойдут два китайца.

— Смотрите за ним в оба! — сказал он Хэ, который уже кое-что понимал по-русски. — И даже не думайте возвращаться без него: сразу отдам под трибунал.

Нижний Новгород превратился в военный лагерь. От праздношатающейся солдатни не осталось и следа. По мостовым то и дело проходили отряды, гремели походные кухни и повозки с амуницией.

Клим еле дождался, когда с горы спустится вагончик элеватора, — думал уже идти пешком. Наконец поднялись наверх.

— Куда мы идем? — спросил Хэ, с удивлением оглядывая зеленые овраги и дома с резными наличниками.

Клим не знал, как по-шанхайски будет «невеста», и сказал: «К моей жене». Китайцы переглянулись, заулыбались.

Улица, заросшая одуванчиками, окна серые, непроницаемые, кругом ни души. У распахнутых дверей Нининого дома стоял запыленный автофургон с надписью по борту «ГубЧК».

У Клима кровь отлила от сердца. Он взбежал на крыльцо, сунулся в прихожую. После яркой солнечной улицы глаза не сразу привыкли к полумраку.

В доме стояла мертвая тишина.

— Что, никого нет? — спросил Хэ.

И вдруг раздался грохот, дикий крик, и двое мужчин выволокли Нину в прихожую.

— Где этот сучонок?!

Один из них сбил ее с ног и изо всех сил ударил сапогом. Не помня себя, Клим бросился к нему, двинул в круглую, исказившуюся от удивления рожу — чекист полетел, свалив вешалку. Его напарник вытащил револьвер, но Хэ успел толкнуть его руку. Грохнул выстрел, зеркало рассыпалось на осколки.

— Ведров, Лапин, на помощь! — заорали чекисты.

В дальних комнатах послышался топот ног. Клим схватил Нину:

— Бежим!

Вниз, по крутому откосу, сквозь черемуху, сквозь лопухи и ломающиеся ветки… Сзади гремели выстрелы.

4

Клим пробился к сходням, по которым взад-вперед бегали грузчики с огромными мешками. Пухов уже ждал его, поглядывая на часы.

— Господи, что с тобой?! — воскликнул он, завидев Клима: рукав его гимнастерки был порван, штаны — в земле, на плече кровавое пятно. — Ты где был?

И тут его взгляд остановился на Нине, которую с двух сторон поддерживали китайцы.

— Это кто?

— Леша, спрячь ее! — задыхаясь, произнес Клим.

Пухов посторонился, пропуская их на корабль.

Клим провел Нину в каюту, которую он делил с Пуховым, уложил на койку. Она была смертельно бледна, на посеревших губах запеклась кровь.

— Все-таки приехал… — едва слышно проговорила она.

Клим сел рядом:

— Все будет хорошо… Вот увидишь… Сейчас мы уже отплываем…

В голове не укладывалось: они били ее. Нина не смотрела на него, ничего не говорила, только дышала часто, будто ей не хватало воздуха. Клим хотел взять ее лежавшую на животе руку, но она не дала. Мышцы ее были как каменные.

— Так что, собственно, произошло? — послышался голос Пухова.

Клим оглянулся. В дверях стоял Леша, позади толпились любопытные китайцы.

— Уйдите, пожалуйста, все! — взмолился Клим.

Он чуть ли не силой вывел Пухова в коридор:

— Лешка, спасибо… Я твой должник… — Клим провел по лицу ладонью, пытаясь собраться с мыслями; пальцы тоже были в Нининой крови. — Если бы я опоздал на минуту, то все… понимаешь?

— Это были чекисты? — нахмурившись, спросил Пухов.

— Да. Там был их автомобиль.

— Ты меня самого под удар подставил: вдруг эта женщина — против советской власти?

Клим схватил его за плечи:

— Леша… какая тебе, к черту, разница?! Вот мы, живые, сейчас перед тобой, а они хотят нас убить. Ты давеча говорил: «Не могу представить, чтобы меня не было на свете» — мы тоже не можем!

Пухов высвободился из рук Клима.

— В общем, так: ты мне ничего не говорил о чекистах, — сказал он едва слышно. — Привел ее, чтобы устроить помощницей коку — картошку чистить. Отъедем — пусть принимается за работу.

— Спасибо…

— А ты мне сейчас понадобишься: будем проводить политзанятие с китайцами.

5

Мимо тянулись поросшие лесом берега, на отмели чернел остов обгоревшей баржи.

Пухов будто нарочно затягивал лекцию — ненужную и не интересную никому. Он громко читал составленный накануне конспект, переводчики маялись, сомлевшие бойцы клевали носами.

У Клима чувство благодарности сменилось ненавистью к Пухову: как можно быть таким чурбаном? Ведь он знает, что Клим полгода не видел Нину… Отправил ее на кухню, негодяй, приносить пользу революции. Да она чуть живая!