Смерть в кредит - Луи Селин

Но все же своим рассказом о деревне эта длинная колбаса испортила мне настроение… Внезапно вся моя умиротворенность улетучилась. Ах! У меня сегодня ничего не выйдет! Я был в этом абсолютно уверен!.. Я мог теперь думать только о шалостях, больших просторах и деревне! Черт побери! Он деморализовал меня… У меня внезапно появилось страстное желание увидеть зелень, деревья, грядки… Я не мог больше сдержаться… Это влекло меня! Черт меня возьми!.. Я сказал себе: «Я сейчас же пойду и все куплю на обед!..»Я думал так: «А потом съезжу в Бют-Шомон!.. Сначала надо отделаться! К семи часам я вернусь… У меня будет свободен весь вечер!» Решено!..

Я устремился в самую ближайшую лавку… к Рампонно… Я очень торопился… на улице Этьен-Марсель… образцовая мясная лавка… еще лучше, чем у Каркуа… Превосходный товар… Я взял ветчины на 14 су… того сорта, что любил мой отец, и к тому же совсем без жира… Салат я купил рядом… Сливочные сырки тоже… Мне дали даже коробочку.

И вот я не торопясь направился по бульвару Себастополь, по улице Риволи… Я уже ни о чем не думал! Было так душно, что я передвигался с трудом… Тащился под арками… вдоль витрин… Я сказал себе: «Надо сходить в Булонский лес!..» Я шел еще довольно долго… Но наконец стало совсем невыносимо… У решетки Тюильри я свернул… И зашел в сад… там опять копошилась проклятая толпа… не сразу даже удалось найти место в траве… особенно в тени… Это было довольно сложно…

Меня слегка стиснули, я сбежал вниз к большому бассейну… Здесь было очень свежо и очень приятно… Но тотчас же появилась целая армия изо всех четырнадцати окрестных кварталов, плотная масса багрово-красных, хрипящих, лоснящихся, истекающих потом людей… Здания выбрасывали из себя всю дрянь прямо на просторные лужайки, всех консьержек, жильцов, затравленных сильной жарой, блохами и крапивной лихорадкой… Они толпились, смеясь и толкаясь… Другая толпа, пугающая и ревущая, тоже заявляла о себе со стороны Инвалидов.

Чтобы защитить рододендроны и газоны с маргаритками, попытались закрыть решетки… но орда все смела, все опустошила, искорежила и сломала ограду… Это было сильнее, чем обвал, настоящая кавалькада среди развалин… Слышались хриплые отвратительные вопли, всем хотелось, чтобы гроза, наконец, разразилась над Конкорд!.. Но с неба не упало ни одной дождинки, и все ввалились в бассейн, и валялись там кучами, одни прямо нагишом, другие в кальсонах… Они расплескали всю воду, не оставив ни капли…

Я же лежал на откосе, поросшем травой, мне в самом деле не на что было особенно жаловаться… В общем, я был в безопасности… Слева у меня были продукты, я держал их под мышкой… Я слышал топот стад, бушующих у цветников… Подходили все новые и новые… Целая когорта жаждущих… Разгорелась битва за право вылизать дно пруда… Они высосали из грязи всю тину, вместе с червями… Они вспахали и опустошили все окрестности, дно уже растрескалось. Во всем Тюильри не осталось ни одной травинки… Он превратился в огромное потустороннее пространство, кратер, окружностью в четыре километра, ревущую бездну, наполненную пьяницами…

Они пытались отыскать друг друга на самом дне этого ада, среди горящих углей… Они бросали куски мяса, части ягодиц, почки прямо на середину улицы Рояль и высоко в облака… Повсюду распространялся жуткий запах мочи и сильно разложившихся на жаре трупов… Он витал в воздухе… Избежать его было невозможно… Вдоль всех террас высотой с семиэтажный дом были нагромождены детские коляски…

Гнилой ветерок в наступающей темноте доносил легкую мелодию… Чудовище со ста тысячами ширинок наседало на страдальцев, и у него в животе урчала музыка… Я выпил две бутылки пива, совершенно бесплатно, краденые… еще две… и две… в общей сложности двенадцать. Вот!.. Я истратил все сто су… у меня больше не было ни гроша… Я выдул целый литр белого… Ну и дела!.. И целую бутылку шипучки… Я собирался поменяться с семьей на скамейке!.. Ах!.. Выменять у них камамбер… совсем свежий… на мой сливочный сырок!.. Внимание!.. Я обменял ломтик ветчины на бутылку красного!.. Как раз то, что нужно… И в этот момент показались сторожа!.. Ах!.. Наглость!.. Глупая шутка!.. Мы же никого не трогали!.. Они сразу же позорно смылись… шатаясь… уменьшаясь… Улетели с порывом ветра! Убежали… Скрылись за статуями!.. Толпа поднялась! Кратер заворчал, загудел, загрохотал… Залпы пустых пивных бутылок долетали до самой Этуали!..

Я разделил свой салат на две части, и мы сожрали его прямо так, в сыром виде… Вот и девочки… Я пил все, что попадалось мне под руку… Довольно пойла!.. это больше не утоляет жажду… от этого першит во рту… Все обжигает, воздух, чьи-то сиськи. Если пошевельнуться, то может вырвать, если только попытаться встать… это точно! Сдвинуться с места совершенно невозможно… Мои веки склеиваются… закрываются… В это время в воздухе пролетает нежный припев…

Я знаю, как вы хороши…

Бум! Ка! ра! кла! клак! Это фонарь, большой белый шар взрывается наверху от удара огромного булыжника! из рогатки! Бабы подпрыгивают! Они испускают дикие вопли! Это хулиганы из того угла, шутники, грязные свиньи, по ту сторону канавы… Им нужна полная темнота!.. Ах! Скоты, сволочи!.. Я валюсь на мужика рядом… Он жирный, как крот!.. Храпит! Сволочь!.. Сойдет!.. Я удобно устроился!.. Он усыпляет меня своим хрипом!.. Убаюкивает!.. Я думал, у меня еще остался камамбер… А это сливочные сырки… Они здесь!.. Я все время держу из у сердца… Я не должен был бы оставлять их в коробке!.. в коробке… Кажется, подул ветерок… Сливочное сердце спит… Должно быть, уже очень поздно!.. Совсем поздно!.. Везде сыр!.. Всюду.

* * *

Я храпел… Я никому не мешал… Я лежал в глубине канавы… У самой стенки…

Какая-то скотина бредет впотьмах… Спотыкается о моего соседа и падает прямо на меня… своей тушей… Я приоткрыл глаза. И ударил со всей силы… Я вгляделся вдаль… и заметил на горизонте циферблат… Это часы вокзала д'Орсэ… огромные… Час ночи! Ах! Боже мой! Свинство! Я попытался высвободиться! Надо бежать… У меня по бокам две дамы, они сдавили меня… Я их оттолкнул… Вокруг все храпело и сопело… Мне нужно выпрямиться… скорее… Я поднял свой прекрасный пиджак… Но я не смог найти свой фальшивый воротничок… Тем хуже! Я должен был вернуться к обеду! Черт возьми! Это мое блядское невезение! И еще эта жара! и потом, я был слишком оглушен, я был не в себе! Мне было страшно, и я еще не протрезвел!.. Сволочь! Подонок!

Ах! я, к счастью, помню дорогу… Я пошел по улице Сент-Оноре… улица Сен-Рок, что налево… улица Гомбу… теперь прямо. Я подошел к решетке Пассажа… Она еще была не закрыта из-за жары… Они все были там… группами, в расстегнутых рубахах, все соседи перед лавками… Они вышли подышать… Они переговаривались, сидя верхом на стульях… у дверей… У меня еще не прошло опьянение… Я шел, заметно покачиваясь… Эти люди были удивлены. Со мной никогда еще не случалось, чтобы я был пьян!.. Они меня еще таким не видели… Они все изумлены!.. «Скажи-ка, Фердинанд, ты нашел работу?.. Празднуешь, что ли?.. Решил, значит, устроить праздник?.. Тебе повезло, Малыш?..» Опять эта чушь… Визьо, закрывавший свое заведение, специально окликнул меня… Подойдя поближе, он сказал: «Слушай, Фердинанд, твоя мать уже по меньшей мере раз двадцать после семи часов спрашивала, не видели ли тебя? Я клянусь тебе! Она устроит ужасный скандал!.. Где же ты был?..»

Я направился к лавке. Она еще не закрыта… Ортанз ждала меня в коридорчике… Она, должно быть, специально задержалась…

«Ах! если бы вы видели вашу маму! в каком она состоянии! На нее жалко смотреть! Это просто страшно! С шести часов она уже не находит себе места!.. Кажется, в саду Тюильри была драка! Она была уверена, что вы там!.. Она вышла сегодня днем, когда в первый раз услышала шум… На улице Вивьен она увидела обезумевшую лошадь! Она вернулась с искаженным лицом! Ужасно взволнованная!.. Я еще не видела ее в таком состоянии!..» Рассказывая мне, Ортанз сама разволновалась… Она вытирала свое потное лицо большим грязным передником, от этого все оно было вымазано чем-то зеленым, желтым и черным… Перепрыгивая через ступеньки, я поднялся наверх, в свою комнату… Моя мать лежала на постели, очень взволнованная, в своей ночной короткой рубашке без пуговиц… ее юбки были задраны до бедер… Она прикладывала к ноге салфетки-губки и делала из них большие тампоны, капли падали прямо на пол…

«А! — подскочила она, — наконец-то!» Она думала, что я уже изрублен на куски…

«Твой отец вне себя! Ах! бедняга! Он ходил в комиссариат! Где же ты был?..»

Как раз в этот момент я услышал, как мой отец вышел из туалета. Он тихонько поднялся по лестнице, застегивая подтяжки… Он поправил свою повязку на фурункулах… Сначала он мне ничего не сказал… даже сделал вид, что не замечает меня… Он подошел к своей машинке… И начал печатать одним пальцем… Он сопел и отдувался, как тюлень… Вот уж точно, подохнуть можно… От этой духоты… Он встал… Снял с гвоздя махровое полотенце… И смочил себе голову проточной водой… Его силы иссякли!.. Он вернулся… Посмотрел на меня… искоса… Взглянул и на мою мать, распластанную на кровати… «А ну-ка закройся, Клеманс!..» — сказал он ей злобно… Проклятая нога. Сейчас опять начинается!.. Он делал ей знаки! Ему показалось, что я смотрел, как она задрала свои юбки… От волнения она ничего не поняла… Она не виновата… Он воздел руки к небу… Он же уже был вне себя! У нее открыт весь живот… Наконец она опустила юбки… И немного переменила положение… Повернулась на матраце… Я хотел было сказать хоть слово… хоть что-нибудь, чтобы скорее прошло замешательство… Хотя бы о жаре… Было слышно, как носятся кошки… Там, далеко, на стеклянной крыше… Они бегали все быстрее и быстрее… Перепрыгивая пропасти между высоких труб…