Железный герцог - Евгения Лифантьева

Сначала принц предложил Пантерам войти с ним в долю. Но вожди клана отказались. Виданное ли дело, чтобы гордые воины занимались возней со всякими рудами и прочим ремеслом! Тогда Ааре просто выкупил от имени клана Драконов всю долину Желтоглазок. Пантеры охотно уступил обаятельному принцу кусок земли между горами. (Их потомки долго кусали локти, когда благодаря предприимчивости опекуна малолетнего герцога Моры стали стремительно богатеть).

Принц видел в долине Желтоглазок отличное место для нового города. На Льис появились три плотины, и вместо теснин и перекатов на реке образовались большие пруды.

До того, как Ааре построил заводы, только подгорники плавили металл в своих подземных кузнях и продавали кланам уже готовые мечи и доспехи. Но подгорников было не так уж и много, а кроме них никто в герцогстве не умел превращать руду в железо.

Ааре пригласил с юга, из Келенора, магов-стихиальщиков и лучших мастеров-ремесленников. Теперь бывшие пастухи из соседних кланов доставляли с предгорий Нисского хребта древесный уголь для плавильных печей. А вскоре неподалеку от нового города рудознатцы нашли большие залежи антрацита. Подгорники, поторговавшись, согласились продавать "наверх" сырую руду.

На берегах Льис появились не только домны. Тогда в Море узнали, что такое токарные или волочильные станки. Именно для них и нужны были плотины и водяные колеса. Потомки пастухов и молодые подгорники, поднявшиеся на поверхность, оказались хорошими учениками. И уже через дюжину лет после того, как Долина Желтоглазок стала принадлежать Морам, рядом с плотинами появились заводы, на которых делали все — от печных заслонок до колоколов.

Строили тоже по-новому. Принц сам ездил в Келе и нашел там нескольких молодых талантливых архитекторов. Вместе с ними нарисовал план будущего города, названного после смерти принца его именем.

Запруженная река делит Ааре пополам на Город и Завод. На южном берегу, который называют "чистым", чуть выше плотин раскинулись жилые кварталы. А на северном берегу Льис на целых три лиги растянулся Завод — скопление фабрик, мастерских, складов и прочего, прочего, прочего. Далее других, за холмами предгорья, в легких деревянных бараках расположилась пороховая мануфактура. Но все это — лишь придатки огромного металлургического завода, продукцию которого теперь можно встретить за сотни лиг от Ааре. На нем делают все, что может понадобиться и пастуху-сунланцу, и купцу из Марида, и воинственному горцу из Утора, и крестьянину из Долины.

А следом за строителями и металлургами в долину Желтоглазок потянулись безземельные крестьяне с юга Келе. Принц Ааре приказал нарезать всем желающим участки, за что крестьяне платили в казну Моров арендную плату. Очень скоро жители Долины не только обеспечивали съестным город, но и начали вывозить излишки дальше на север.

"Меньше чем за дюжину лет нищая долина стала самым процветающим местом на севере королевства, — думал Пит эт-Баради. — О принце-строителе не осталось смутных легенд, как об основателях других городов. Никаких разговоров о колдовских помощниках и визитах древних богов. Только деловые записи: о золоте, заплаченном мастерам, или о количестве подвод, отправленных на строительство дороги. Но создается ощущение, что словно кто-то подсказывал принцу Ааре, что тому надо делать. И все, что ни задумывал опекун юного Эльрика-Горбуна, удавалось. Лишь одна маленькая тайна есть во всей этой истории. Из всего того богатства, которым стали владеть Драконы, второму сыну принца Ааре, Тунину, не досталось ни медного грошика. Не Мор по крови, он в ранней молодости уехал в Келе и больше никогда не бывал в долине Желтоглазок".

Фура с лекарями из Будилиона ехала неспешно. Старый некромант, прокрутив в голове все, что нашел в храмовой библиотеке, задремал. Лошадки мерно шагали по мягкой дорожной пыли, уже совершенно летнее солнышко пригревало, но не палило, с гор дул прохладный ветерок.

"Ответ нужно искать в городе", — мелькнуло в голове у Пита эт-Баради, и он успокоено заснул.

К нижней плотине доехали лишь к вечеру, когда в городе начали загораться огни. Колеса загремели по доскам настила, с пруда потянуло сыростью. Старый маг взглянул на раскинувшуюся перед ним картину и тяжело вздохнул.

Какой-то бард назвал Ааре городом, не знающим ночи. Его улицы освещали многочисленные фонари, заправленные земляным маслом. А там, куда не доходили цепочки фонарей, улицы освещались багровым пламенем из плавильных печей заводов на противоположном берегу Огненных прудов. Их недаром так прозвали. Желтое пламя из светильников на набережных и водяных садов смешивался с красным огнем из домен, и в ветреную погоду, казалось, что между берегами плещется не вода, а жидкое пламя.

Так было до уторского набега.

Но сейчас в неверном свете угасающего вечера были видны лишь огни на дальнем, "чистом", берегу. Большая же часть заводского берега казалась вымершей. Домны погасли. Лишь редкие огни на набережной отражались в спокойной воде прудов. Кто-то из рабочих ушел в ополчение, а те, кто остались, сидели по домам, опасаясь черного мора.

— Господин Маротти, мы успеем в лечебницу до ночи? — окликнул Пит эт-Баради едущего впереди командира охраны.

— Вряд ли, только вас все равно ждут, — отозвался лейтенант Маротти. — Матушка настоятельница сказала, чтобы мы в любой час ехали к ней и не стеснялись, будили. Больных много.

Маг кивнул. Он хорошо знал главу монашеской общины при лазарете пресветлой Мимиэль матушку Бегетту. Умная женщина. Хотя с виду — простушка-хлопотунья из зажиточных мастеровых. До сих пор, сколько уж по монастырям провела, а говорит, глотая окончания слов, как поморы на границе с Мальо. И так же, как многие простолюдинки, порой кажется двужильной. Ничего удивительного, что во время эпидемии она не уходит из лазарета и спит урывками, когда удается выбрать часок-другой.

Так оно и оказалось. Как только фура и солдаты въехали в освещенный лампами двор, навстречу им выбежала молоденькая девушка в одежде нанитки:

— Господин эт-Баради? Матушка просила провести вас к ней. О грузе не беспокойтесь, людей сейчас пришлют.

Маг тяжело спрыгнул с телеги, махнул рукой возчику — жди — и, разминая затекшие от долгого сидения ноги, зашагал за девушкой.

Матушка Бегетта, увидев Питера эт-Баради, казалось, готова была кинуться ему на шею, и только правила приличия остановили женщину. Со времени последней их встречи перед Эйван-Весенней настоятельница общины сильно сдала. Щеки, раньше полные и румяные, обвисли, под глазами залегли тени, монашеский балахон, который совсем недавно едва не лопался на пышных формах хозяйки, теперь болтался на ней, как тряпка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});