Я — Златан - Златан Ибрагимович

Ощущать, что я скучаю по дому. Винсент рос, он говорил все больше. Это сумасшествие. Макси и Винсент так много переезжали с места на место, что они спокойно говорили на трех языках: шведском, итальянском и английском.

Начинался новый этап в жизни, и я частенько задумывался, а чем же я займусь после окончания карьеры, а Хелена начнет свою? Меня посещали подобные мысли. Порой я даже ждал конца карьеры. Порой — нет.

Но я был не менее заряженным на поле, и скоро футбольные дела начали налаживаться. Я решил исход семи-восьми матчей подряд, и вернулась старая добрая истерия. «Ибра, Ибра» повсюду. Газеты сделали фотоколлаж. В центре был я, а на мне вся остальная команда. Мол, я ташу весь «Милан» на своих плечах. Это обсуждали так горячо, как никогда прежде.

Я знал одну вещь, касающуюся футбола, лучше других: в футболе ты сегодня можешь быть богом, а в другой день — совершенно бесполезным. Приближался главный матч осени, дерби против «Интера» на Сан-Сиро. Никаких сомнений в том, что ультрас будут меня ненавидеть. Давления должно было стать еще больше. Помимо всего прочего, у меня начались проблемы с одноклубником Огучи Оньеву, американцем размером с небольшой дом. Както я сказал одному товарищу по команде:

— Что-то серьезное произойдет. Я это чувствую.

ГЛАВА 27

Говорят, что это добрейший человек на Земле. Отучи Оньеву похож на боксера-тяжеловеса. Двухметрового роста и весит под центнер. В «Милане» он не имел твердого места в основном составе команды. Зато раньше был признан лучшим легионером бельгийского чемпионата и игроком года в США. И он хотел поддеть меня.

Я не такой, как другие защитники, — сказал он.

Это хорошо!

Меня не бесит твоя болтовня. Твой рот, который не закрывается.

Ты о чем?

Да ладно. Я видел тебя в игре. Ты все время препираешься, — продолжил он.

Мне это надоело.

И не только потому, что я устал от защитников, которые все время провоцировали меня. Я болтать не люблю. Я беру реванш на поле. Я за свою жизнь столько дерьма наслушался: меня и гребаным цыганом дразнили, и мать мою обзывали и всякое-разное. А хуже всего это: Вот встретимся после матча! Это, блин, о чем? На парковке встретимся или как? Глупее не придумаешь. Я вспомнил Джорджо Кьеллини, центрального защитника «Ювентуса». Мы играли вместе, а потом, когда я уже был в «Интере», мы встретились на поле. Он все время висел на мне: «Давай-давай, это ведь не как раньше, а?» Он провоцировал и провоцировал, а потом блокировал меня захватом сзади. Как самый настоящий трус, понимаете? Ведь парня сзади себя ты не видишь. Я согнулся и почувствовал боль. Сильную боль. Но ничего не сказал. Я никогда в таких ситуациях не разговариваю, отвечаю тем же. В данной ситуации я сделать ничего не мог, просто не успевал. И уже после финального свистка я подошел к нему, схватил за волосы и оттаскал, как провинившегося пса. Кьеллини испугался. Я увидел это.

Ты ведь хотел подраться? Так чего обосрался? — прошипел я и ушел в раздевалку.

Hy да, я лучше владею своим телом, чем языком. Это я и сказал Оньеву. Но он не унимался, и тогда я заорал:

Это запрещенные приемы!

А он тыкал в меня пальцем, дескать, вот ты всякое дерьмо несеть. «Ну все, с меня хватит», — подумал я и сказал:

Следи лучше за собой.

А он снова пальцем тычет. У меня в глазах потемнело. Но я ничего не сказал. Ни слова. Ублюдок будет теперь знать, как я «говорю» в такие минуты, и в следующий раз, когда он завладел мячом, я ринулся к нему, прыгнул и очутился прямо перед ним. Это самый худший блок. Но он-то меня видел. Он отпрянул, и мы оба упали на траву, и сначала я подумал: черт, промахнулся. Ладно, в следующий раз я его достану. Но когда я поднимался, чтобы уйти, получил тычок в плечо. Это плохая идея, Огучи Оньеву.

Я бросился к нему, и мы схватились. И всерьез. Мы хотели душу друг из друга вытрясти. Брутально вышло: мы, два парня под центнер каждый, катались по траве, орудуя даже коленями. Конечно, вокруг собралась вся команда, нас пытались растащить. Но это было непросто, совсем непросто. Мы просто озверели от бешенства, да, именно так. На поле всегда много адреналина: игра — это схватка. Но тут его было сверх меры, мы дрались не на жизнь, а на смерть. Но тут произошло самое странное.

Огучи Оньеву вдруг со слезами на глазах стал молиться богу. Он крестился, а я думал: что это с ним? И решил продолжить. Это, правда, выглядело чересчур. Тут подоспел Аллегри, тренер.

Ибра, успокойся!

Это не помогло. Я просто-напросто сгреб его, оттащил в сторону и снова ринулся к Оньеву. Но меня остановили товарищи по команде. И хорошо сделали. Потому что это могло плохо кончиться. Позднее Аллегри вызвал нас обоих. Мы пожали друг другу руки и извинились. Но Оньеву был холоден как лед и официален. Ты холоден, ладно, и я буду, нет проблем. И я поехал домой. Потом мне позвонил наш босс, Галлиани. И, заметьте, я не люблю винить других. Не по-мужски это. Дерьмо, если просто сказать, особенно в команде, где ты вожак.

Слушайте, — сказал я Галлиани, — на тренировке произошла дрянная история. Я виноват, и готов ответить. Я прошу прощения, а вы должны меня наказать.

Ибра, — ответил он, — это «Милан». Мы так не работаем. Ты уже извинился. И давай глядеть в будущее.

Но дело на этом не закончилось, нет еще. На трибунах ошивались болельщики, и инцидент просочился в газеты. Из-за чего возникла драка, никто не знал. И стали говорить, что плохой мальчик Ибра создает в команде нездоровую атмосферу, и все такое, как обычно. Меня это не колыхало. Пишите себе, что хотите! Но, черт побери, в груди у меня болело, и я пошел провериться. Оказалось, сломано ребро, а что ты сделаешь со сломанным ребром? Ну, замотали меня бинтами.Прямо скажем, досадное происшествие. Мы начали готовиться к дерби против «Интера». У нас Пато и Индзаги получили травмы. Об этом много писали, как и о моем поединке с Матерацци. Вот ведь подлость. И не только потому, что Матерацци крутой парень, мы враждовали и играли вместе. Матерацци смеялся надо мной за тот поцелуй эмблемы «Барсы» на «Камп Ноу». И так, и этак. Об этом много говорили, но одно было ясно: Матерацци старается вывести меня из равновесия, потому что работа у него такая. Для команды важно было остановить меня. А в таких ситуациях есть только один способ ответить. Ты тоже должен напрячься. Иначе потеряешь инициативу и огребешь по полной.Нет болельщиков хуже, чем ультрас «Интера». Они никого не прошают, вы уж мне поверьте, а я стал врагом номер один. Они не забыли нашу драку на стадионе «Лацио», и я знал, что мне предстоит свист и все такое. Но, черт побери, это тоже часть игры.Я был не первым игроком «Интера», который перешел в «Милан». Я был в хорошей компании: Роналдо пришел в «Милан» в 2007 г. и его тоже освистывали болельщики «Интера». Игры «Милана» с «Интером» всегда вызывают бурю эмоций, иногда даже политику к ним примешивают. Это серьезное соперничество.Это как «Реал» — «Барса» в Испании. Я помню игроков на поле. Все это у них в глазах было. Просто грандиозно! Матч был важный. Мы лидировали, и выигрыш значил очень много. «Милан» уже несколько лет не выигрывал дерби. А «Интер» в этом году выиграл Лигу чемпионов. «Интер» был фаворитом. И если... если мы выиграем, в воздухе сформируется столб силы, а на поле мы услышим рычание и громкую музыку. В воздухе витали восторг и ненависть, и я даже не волновался, не то это слово.Я был словно накачан. У меня все зудело, так хотелось броситься в драку. Но, конечно, я знал, что такое адреналин. А ведь можно запросто выпасть из игры и ничего не сделать. Знаете, я помню, как отлично начался этот матч, помню рокот трибун на «Сан-Сиро». К такому никогда не привыкнуть. Игра кипит вокруг

тебя, и вдруг Зеедорф бьет головой и мяч попадает в стойку. Одним словом, игра.

На пятой минуте я с мячом приближался к воротам «Интера». На мне висел Матерацци. Он словно бы говорил: «Врешь, не уйдешь!» Но он слишком увлекся — толкнул меня, я упал на траву, и, конечно, подумал: будет пенальти? Будет? Должно быть. Но точно я не знал. Вокруг поднялся шум. Игроки «Интера» волной подняли руки. Что за черт!Тут рефери вбежал в штрафную и я глубоко вздохнул. Пенальти! Бить буду я, вы только представьте. Я чувствовал за спиной свою команду и не сомневался, что они все думали: «Ибра, не промахнись! Ради всего святого, не промахнись!»Передо мной были ворота и вратарь, а на трибуне за ними все ультрас «Интера». Они бесновались. Они свистели и орали. Они готовы были на все, чтобы мне помешать, а у некоторых были лазерные указки. Зеленый луч уперся мне в лицо, и Дзамбротта взбесился. Он отправился к рефери.

— Какого черта они мешают Ибре? Они слепят его!

Но что тут поделаешь? Искать того, что направил луч? Это невозможно, и я сосредоточился изо всех сил. Они могли направить на меня еще лучи, даже прожекторы. А мне надо было забить. И в эту минуту я точно понял: мяч полетит в правый угол ворот. Я помедлил пару секунд и потом почувствовал: я просто не могу не забить. В начале сезона я уже промахнулся, пробивая пенальти. Это не должно повториться. Я заставил себя перестать думать. На поле много думать вредно, там надо играть. И я разбежался и ударил.Я забил именно так, как собирался, мяч зашел в тот самый угол, и я поднял вверх руки и поглядел болельщикам «Интера» прямо в глаза: мол, вы, ублюдки долбанные, я сильнее вас! И тут, могу сказать, стадион взорвался; я посмотрел на табло: «Интер» — «Милан»; ноль — один, Ибрагимович. Было приятно. Я снова в Италии.Но ведь игра только началась. Схватка становилась все яростнее. На пятнадцатой минуте второго тайма Абате получил красную карточку. Попробуйте-ка играть вдесятером против «Интера». Мы бились как львы. Матерацци пристал ко мне, как банный лист; через пару минут, оказавшись с ним один на один, я бросился за мячом, налетел на него и опрокинул. Не нарочно, разумеется. Но он не вставал. Прибежал врач, игроки «Интера». Шум среди болельщиков нарастал, особенно когда Матерацци унесли на носилках.Последние двадцать минут давление было чудовищным. Я вымотался напрочь. Меня даже мутило от усталости. Но мы сделали