Стена плача - Владимир Колотенко

Нашу радость разрушил вдруг откуда ни возьмись появившийся Валера Ергинец.

- Что случилось, - спросил он, переводя взгляд с одного на другого, - почему вы все в слезах?

- Пришло время слёз, - сказала Тамара, - тебе этого...

- Значит, всё у нас получилось? - снова спросил Валера.

Никто ему не ответил.

- Я вот что хочу вам сказать. Я давно... Я недавно узнал, что мы все состоим из ста триллионов клеток! И только десятая часть из них - человеческие! Остальные - микробы!

- Ты-то себя к какой части причисляешь? - спросила Ната.

Валера не понял вопроса.

- Девяносто триллионов микробов - это же целая армия злых и голодных бойцов, - уточнил Жора, - и каждого из них надо кормить.

- Что если нам, - предположил Валера, - провести ряд предупредительных мер по... Проверить активность трансаминаз...

- Ты же не станешь себя травить, - сказал Стас.

Валера недоуменно посмотрел на него, затем:

- Мы смогли бы тогда...

- Собою, - сказал Жора.

- Что «Собою»? - не понял Валера.

- Кормить, - сказал Жора, - собою кормить эту армию паразитов.

Мы, конечно, все скуксились - наша радость была Валерой разрушена. Но не было в мире силы, способной разрушить наши надежды! Это-то мы точно знали.

- Теперь точно можно, - обняв меня за плечи, тихо произнёс Жора.

- Что можно? - спросил я.

- Точно! - повторил Жора.

Я молча смотрел на него, ожидая ответа. Жора улыбался.

- Твою Тишеньку... теперь можно... точно... Зови её! И не только её...

Стоял неимоверный галдёж, и я сделал вид, что не расслышал Жору. Мне не хотелось даже думать о Тине - как бы её именем, произнесенным всуе не испортить всё дело! Ведь, казалось, что и без неё наш лёд прекрасно тронулся и не сегодня так завтра мы встанем на тропу успеха. И вот чудо-то: как только Жора произнес имя Тины, воцарилась смертельная тишина. Казалось, даже Земля притишила своё вращение вокруг оси, которая стала вдруг скрипеть и скрежетать как несмазанная телега. Да-да, я лично слышал этот скрип и видел, видел десятка три колючих насквозь пронизывающих и прислушивающихся к тебе взглядов, немо спрашивающих - «Так что там с нашей Тиной?». Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из наших когда-либо произносил её имя, и вот оказалось, что они только и живут этим именем, только и ждут от меня ответа - «как там наша Тина?». Да я понятия не имею, где и как ваша Тина. Более того - я точно знаю только одно...

- Что ты молчишь, - Жора взял меня за локоть, - видишь - все ждут.

- Она умерла, - произнёс я.

Казалось, и Земля, замерев, дала крен.

- Рест, ты в своём уме?

- Как так произошло?

- Что случилось?

- Этого не может быть!

- Ну и шуточки у тебя...

- Перестань...

- Жор, скажи ему...

- На выпей...

- Да иди ты...

- Ой, верьте вы ему...

- Зачем врать-то?

- Юра, дай ему укол...

Я не выдержал:

- Да ладно вам!..

Они обступили нас, галдя и талдыча, причитая вот таким крепким столбиком, тесня и хватая меня липкими руками... Кто-то подмигнул, кто-то сплюнул в сердцах, кто-то хохотнул, кто-то даже дал пинка сзади... Они издевались надо мной как те над Иисусом. Мне не доставало только тернового венца на башке. Да, это был праздник Иисусовых страстей, Его мук.

А я знал только одно - Тины нет!

Затем Жора поднял руку и всё стихло.

- Зачем ты убил её? - спросил он.

Ах, Жора-Жорочка-Жорик... Я не знал, что ответить. Ах, провидец ты мой и всесведущий прорицатель! Я всегда знал, что ты всё знал про меня, что ты предвидел все мои действия и поступки, что от тебя спрятаться невозможно! Вот и сейчас... Как тебе удалось выведать мою самую тайную тайну? Откуда ты взял, что я раздолбал свой почтовый ящик, чтобы вытащить из него все Тинины письма? Кто тебе сказал, что все её сайты я слил в канализацию и досуха, аж до дыр, вытер все унитазы? Как ты мог даже только подумать, что все её фотографии я порвал на мелкие кусочки и один за другим сжег дотла в своём новом камине, в последний раз наслаждаясь её теплом?

Её теплом!)

И все её запахи - выветрил...

Как?!

Это не лезет ни в какие ворота!

Ах, как ты теперь прав: я - свободен!

Да вы и представить себе не можете, чего всё это мне стоило!

Но я в своем светлом уме и в самом полном здравии теперь могу твёрдо сказать: нет надо мной ни надсмотрщика, ни палача!

Спасибо и Тебе, милая Ти!

Это Ты своим «Я тебя последний раз спрашиваю» придала мне сил, чтобы я в последний раз мог Тебе так свирепо ответить: теперь баста!..

И ура троекратное!

- Ты-ы-ы... - говорит Лена, - какое ура?!

Лена не понимает, как я её мог убить!

- Никаких писем, никаких стихов, никаких фоток, никаких... Даже тени от Тебя не останется! Даже мысль о Тебе потонет!..

Я и Пустота!

«Я тебя последний раз спрашиваю».

(Так сказать мог только Пилат).

- Ты и в самом деле... - спрашивает Лена, - тыыыы-ы-ы-ы...

Иногда мне снилось, что с карабином наперевес я веду в бой полки наших клонов... Тина - впереди! А ведь я никогда не держал карабин в руках! Как я мог кого-то убить?

- Можешь ответить?

Я только пожимаю плечами.

А ведь в этом, возможно, и моё спасение?

В пустоте?..

Хоть сычом вой...

С пустотой?

«Я последний раз у тебя спрашиваю».

Во балда-то!

Мысль о том, что я могу пойти на такое с тем, чтобы освободить себя от Тининых цепей, отгрызть себе даже лапу, чтобы вырваться из её капкана - капкана тех самых сирен, которые усыпили Одиссея, залепившего себе уши воском или глиной, или даже дерьмом, чтобы не слышать, не слышать этих смертельноупоительных звуков, эта мысль рвала мою рану... И я как Буриданов осёл метался, метался меж двух вязок сена...меж двух огней - убить - не убить...

И где взять столько сил, чтобы осуществить задуманное - убить!

Ха! Тина! Тина, Тиночка, Тинюша! Тинок!

Тишаня!

Вот же где источник всех моих сил и силочек! Вот же Тот, Кто даёт, не раздумывая и без оглядки - «Нате - не жалко!.. Но возьмите!..».

Ах, эта всеподкупающая её щедрость!

- Рест, ты оглох? Я тебя спрашиваю!

Юля злится.

- Я тебя уже третий раз спрашиваю: это снимать?!

- Обязательно, - говорю я, - а как же!

Юля злится:

- Обязательно...

- Прости, - произношу я, улыбнувшись.

- Прости... Вот не прощу, что тогда?

«Нате - не жалко!».

Так уж и нате... Что тогда?

Бежать!.. О, великая радость и власть одиночества!

Глава 26

Чувство удушающего одиночества... Я знаю, что это такое.

- Фух, - произносит Юля, - вот и эта вершина взята!

Мы стоим на самой макушке горы, которую часа три покоряли и таки покорили, влезли, выкарабкались из последних сил, чтобы теперь сказать, наконец, себе, что любая вершина по силам, если видеть перед собой только небо...

- Здесь совсем мало места, - говорит Юля, озираясь вокруг.- Точно так же, как и на вершине твоей Пирамиды.

- Там полно места, - говорю я, - только негде сесть. Все время нужно идти, двигаться...

- Но куда? С вершины ведь только один путь - вниз...

- Нет: вперед!.. Но как можно не видеть, не чувствовать всей красоты этого феномена? - возмущаюсь я. - Преображение Иисуса - это ведь приглашение в Его дом: заходи, сними на пороге запыленные сандалии, сбрось измученные одежды повседневности, оторви глаза от земли и взгляни на небо... Заходи же!.. Смелее!..

- Не так-то просто стать Богом, - говорит Юлия, - для этого нужно...

- Бог так устроил нас, - говорю я, - что мы не можем без него обойтись.

Край земли! Здесь кажется, что мир вымер. И ни слова о Тине! Это - такое счастье...

- А знаешь, - говорит Юлия потом, - Цюрих и на этот раз, уже шестой год подряд, признан самым лучшим городом на земле для работы и жизни. Там что - живут все продвинутые и преображенные?

- В Цюрихе наша Пирамида уже выстроена наполовину.

- Как так выстроена? - удивляется Юлия.

- Так, - говорю я, - там старики умирают счастливыми.

- И в Канаде, говорят, тоже...

- И в Канаде, и в Штатах, и... Кстати, в Штатах идеи Пирамиды уже вошли в школьные учебники... Правда, этот кризис здорово все подпортил...

Когда однажды дождливая погода обрекла нас на затворничество, мы целую неделю не выходили из дома. Это было не в Цюрихе, не в Париже, не в Риме... И даже не в Антананариву. Какое-то заброшенное и забытое Богом селеньице в три ветхие хибары на краю земли. Но лучшего места на Земле я не помню...

А сюда мы рвались, как никуда прежде. Мы отвоевали это право на праздник у повседневности и сдаваться не собираемся. В начале мая здесь особенно хорошо, хотя зимы в Давосе нам тоже нравились. Был, как сказано, май, воздух был наполнен прохладой, все утопало в густой зелени, стекающей по склонам швейцарских Альп, и тишина пронизывала душу до слез. Тишина была такая, что слышно было, как распускаются эдельвейсы. Смешно было даже думать, что нужно куда-то бежать, от кого-то скрываться...(Разве что только от Тины?). Мы ведь никому ничего плохого не сделали, я предложил миру новый, как мне казалось, новый стиль жизни, где каждый в состоянии стать счастливым, жить долго, может быть, даже вечно, если укротить свои прихоти, подчиниться каким-то там новым законам сосуществования, хотя эти законы и придуманы много тысяч лет тому назад...