Доминион - Стивен Сэвил

Рабы безоружны и неумелы — и потому обречены.

Уже через полминуты Каллад перешагивал через их трупы.

Старик взглянул на пнувшего дверь дварфа, улыбнулся и проговорил с несказанной теплотой в голосе:

— Значит, ты вернулся, да? Спорю, «радости» графа конца не было.

— Он выглядел не слишком счастливым, — кивнул Каллад.

— А что с охраной?

— Несчастный случай. Там так скользко. Эти тупицы попадали прямо на мой топор. В коридоре сейчас чертовски грязно.

— Пришлют новых, — вздохнул старик.

— Ну, будем надеяться, таких же неуклюжих. А теперь, не знаю как ты, а я уже готов выбираться отсюда. Ты со мной, человек?

— Посмотри на меня, я — старик. Мне не пересечь клетку, если по пути я не присяду минут на двадцать перевести дыхание.

— Тогда я понесу тебя на спине, приятель. Я тебя не брошу. — В нем, конечно, говорила вина, вина выжившего, словно, помогая этому несчастному, он отдавал дань другим, которых не сумел спасти.

Старик оторвался от скамьи.

— Себастьян, — представился он, протянув худую руку.

Каллад встряхнул ее.

— Каллад.

На Долгом Пути загремели шаги. Дварф захлопнул дверь и подпер ее только что освобожденной Себастьяном лавкой.

— Идем, Себастьян, не будем злоупотреблять здешним «гостеприимством».

Коридор разделился на три прохода поуже с рядами все тех же решетчатых дверей.

— Темницы душ, — сказал старик. — Думал, ты один здесь, а? Таких, как ты, тут еще пятьдесят или шестьдесят бойцов, и они должны драться за свою жизнь на потеху Кровавому Графу.

Каллад молча и уверенно шагнул к первой двери, толкнул щеколду и распахнул створку.

— Поднимайтесь! — крикнул он в темноту. — Мы идем домой.

Он двинулся к следующей клетке, и к следующей, и к следующей, обращаясь с теми же словами к каждому пленнику фон Карштайна:

— Мы идем домой.

Но между дварфом и свободой встал Скеллан.

Каллад собрал маленькое войско изможденных узников. Отчаяние могло бы сделать их опасными, но истощение, дурное обращение и постоянно висящая над узниками угроза нежизни лишили их не только сил, но и мужества. Они натыкались друг на друга, натыкались и падали, и даже не могли самостоятельно подняться — об упавшего тут же спотыкался следующий.

— Куда-то собрались? — осведомился Скеллан.

Он был не один. Последние четверо верных гамайя Конрада, включая Онурсала, сопровождали вампира. Он вскинул руку, и тут же утробно зарычали освобождаемые по сигналу вожака звери.

Как просто. Теперь, когда время пришло, Скеллан намеревался по полной насладиться убийствами. Кости брошены, игра вступила в завершающую фазу, и проиграть он не может. Все планы сливаются в одно прекрасное целое. А в том, что Конрад потребовал, чтобы Онурсал отправился с ним прикончить дварфа, скрывается тонкая ирония. Небывалая удача, и какая экономия времени!

— Прочь с дороги, вампир! — гаркнул дварф.

Скеллан хмыкнул:

— С учетом обстоятельств, не уверен, что в твоем положении пристало отдавать приказы, коротышка.

— Я убил твоего приятеля и, полагаю, если придется, сумею справиться и с тобой. А теперь пошевеливайся, Разящий Шип проголодался.

— Ты становишься утомителен, дварф. — Скеллан повернулся к Онурсалу: — Убей его.

И шагнул в сторону, освобождая дорогу гамайя.

Темнокожий зверь бросился на Каллада и отшвырнул его в толпу жалких человекоподобных существ, спасать которых уже не было смысла. Они, кто как мог, кинулись врассыпную, а дварф отступал под яростным напором гамайя.

Скеллан с усмешкой наблюдал, как коротышка бешено отражает удары зверя. Казалось, дварф действительно способен расправиться с гамайя — схватка шла на равных. Скеллан удержал оставшихся бойцов.

— Этот бой его. Если он не в силах убить дварфа, ему не место среди нас.

Это не было правдой, по крайней мере, не всей правдой. За исключением Скеллана, Онурсал был сильнейшим среди гамайя и охранял Конрада с пламенной преданностью, которая позволила ему не колебаться даже перед безумием Кровавого Графа. Его смерть станет для Конрада жестоким ударом.

— Никогда не пробовал дварфской крови, — раздраженно буркнул один из гамайя.

Скеллан покачал головой:

— Кровь как кровь. Льется в глотку точно так же.

— Это ты так говоришь.

Скеллан следил за боем, и лицо его расплывалось, уступая место выбирающемуся на поверхность демону. Холодный черный гнев распирал вампира, но он обуздывал себя.

Довольный тем, что дварф не подвел его, Скеллан повернулся к троице.

— Что, крови невтерпеж? Вот. — Он стремительно и жестоко разорвал горло ближайшего к нему бойца. — Хлебайте.

Вампир отпихнул труп к разинувшему рот телохранителю и резко ударил. Острые когти Скеллана выпотрошили второго гамайя прежде, чем тот хотя бы заметил опасность.

Третьего, Массика, убить оказалось труднее. Вампир попятился и кинулся бежать. Скеллан ринулся следом, изогнул тело так, что оно ударилось о боковую стену, по инерции взмыл в воздух и обрушился на спину улепетывающего гамайя.

Рванув бойца за волосы, Скеллан развернул его лицом к себе и, впившись когтями в глаза вампира, распорол ему лицо до самой шеи. Вой существа даже внушал жалость. Скеллан рванул снова, отдирая голову от позвоночника, и снова, пока кожа не лопнула и голова не осталась у него в руках.

Встав, Скеллан увидел ошеломленно глядящего на него Каллада Стража Бури, пораженного внезапным поворотом событий. Онурсал лежал мертвым у ног дварфа, топор еще глубоко сидел в спине гамайя. Одно из лезвий буквально вскрыло грудную клетку вампира — черное сердце и гнилые внутренности валялись на полу туннеля.

Дварф уперся ногой в труп врага и выдернул свое оружие.

Он двинулся к Скеллану, готовый убивать снова. Жутковатое глухое эхо вторило шагам дварфа.

— Не заблуждайся, полагая, что знаешь все, дварф, — сказал Скеллан, все еще держа в правой руке голову гамайя. — Я только что спас тебе жизнь, помни об этом. Дерись ты в ямах, не протянул бы и до завтра. Ты не глуп. Ты способен догадаться, отчего я помог тебе. Я желаю смерти монстра не меньше, чем ты, но дело не только в этом — не только в нем. Ты должен понять, дварф. Судьбы расы живых и расы мертвых в твоих руках.

— Ты не владеешь ничем, тем более — моей жизнью. Единственное, что меня интересует, — это прикончить твоего проклятого графа и подарить призракам моего народа последний покой, а остальное — проблема кого-нибудь другого, ибо она определенно не моя.

— Глупо, дварф. Думаешь, смерть одного вампира что-нибудь даст? Одного кровавого вампира? Думаешь, его гибель спасет сотни деревень? Тысячи девушек? Я не считал тебя дураком, но ты дурак. Заруби одного — возвысится другой. Ты отомстишь за нескольких мертвецов, но обречешь уйму живых. Такую цену ты хочешь заплатить, дварф? Сможешь ли ты жить, если на твоей совести будут сотни, тысячи жертв, душ, загубленных только ради искупления нанесенных тебе обид? Сейчас ты должен жить. Вот почему я подставил свою глотку под чужие клыки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});