Земные пути - Святослав Логинов

Престарелый профессор говорил ещё что-то, с жаром и помыванием рук, видимо запамятовав, что он не в аудитории, а среди колдовских развалин, а тьма сгустилась и приближается час владычества некромантов. Он вещал и был в эту минуту вполне счастлив. Здесь, в Норгае, где он жил уже месяц, у него было мало слушателей и совсем не было учеников. Парплеус соскучился по умному разговору и не замечал даже, что Ист уже не слушает его, захваченный какой-то своей мыслью.

— Значит, вы говорите, что человек, читавший книги, уже не может всерьёз верить в бога? — неожиданно прервал Ист учёный монолог.

— Это не совсем так, — осторожно произнёс маг. — Думаю, что боги не допустили бы такого.

Магия, как известно, основана на изустном заклинании, которое немедля теряет силу, будучи записанным. Письменный текст и устное предание имеют принципиально разную основу. Надеюсь, вы понимаете меня, и мне не придётся сейчас объяснять разницу между фонемой и аллофоном. Именно поэтому широкое распространение грамотности кажется мне куда опаснее, нежели пушки, навеки лишившие нас дивных огнедышащих фуэтов. К вашему сведению, фуэты — магические существа, которых люди необразованные постоянно путают с драконами. Последние из этих монстров пали на моих глазах…

— Спасибо вам, маэстро, — проникновенно произнёс Ист. — Вы подсказали мне ещё один путь, о котором я прежде просто не думал. Не знаю, приведёт ли он к чему-то хорошему, но, во всяком случае, крови на этом пути будет меньше, чем на остальных. Позвольте в виде благодарности изречь для вас небольшое пророчество. Если я хоть что-то понимаю в людях, то оно сбудется.

— Мне кажется, вы слишком молоды, чтобы ощущать в себе дар пророка, — осторожно заметил Парплеус.

— И всё-таки выслушайте. Вы уже стары, и жить вам осталось недолго. Однако знайте, что имя ваше не будет забыто. Пройдут сотни, а быть может, и тысячи лет, но вас будут помнить как первого и величайшего из учёных. Не знаю, сохранится ли что-либо из ваших трудов, которые вы так ревниво скрываете от мира и города, но даже в худшем случае вам припишут множество новых и смелых мыслей только лишь потому, что вы были первым, воспевшим новое знание, вы говорили много и непонятно, и поэтому вас легко толковать. Не горюйте, если некоторые ваши мнения будут восприняты с точностью до наоборот, люди вообще склонны неправильно понимать сказанное. Право же, ваша судьба завидна, и я искренне желаю, чтобы всё было именно так.

Ист говорил, и лицо его светилось в темноте. Парплеус, пытавшийся вначале что-то возразить, замер с открытым ртом, понимая, что перед ним творится небывалое.

— Кто вы, господин? — произнёс он, когда Ист умолк.

— Я тот мальчик, что когда-то оторвал уши кёнигу дер Насту. — Ист улыбнулся и поднял послушно вспыхнувший факел. — Идёмте, профессор, путь неблизок, а время позднее.

* * *

С некоторых пор Амадей Парплеус — прославленный мудрец и чародей, знаток тайных наук, маг, подобного которому не помнит земля, разлюбил смотреться в зеркало. Прежде он видел там грузного мужчину, чья внушительная осанка повергала в трепет непосвящённых. Затем некогда чёрная борода побелела, а плечи согнулись. Но и тогда всемогущий маг оставался доволен собой, ибо мудрецы и должны быть снежнобородыми. Но теперь, глядя в зеркало, Парплеус встречал взглядом сморщенного старикашку, не способного напугать даже младенца. Борода, которую ещё недавно приходилось заплетать в две косы, вылезла, и единственная косичка больше всего напоминала крысиный хвостик, голова безостановочно тряслась, и витой посох мага, которым Парплеус повергал в трепет противников, стал необходим для ходьбы, поскольку в ногах обнаружилась постыдная слабость.

Прибыв в Норгай, старый волшебник первым делом отпраздновал своё стосемидесятилетие, отпраздновал пышно, с фейерверком, чего простодушные жители Норгая доныне не видывали. Одно дело — мастерить пистоли и прочие ружьеца, совсем иное — петарды и римские свечи. Погрязший в рационализме Восток не додумался до фейерверков и салютов. Несложный фокус настолько укрепил славу чародея, что Парплеус и сам уверовал в свой почтенный возраст, хотя на самом деле ему было почти вдвое меньше. Но кто согласится, что ты подлинный маг, если тебе нет хотя бы сотни лет? Колдуны живут втрое больше против обычных людей и лишь к ста годам набирают настоящую силу. А Парплеус с ужасом видел, что слабеет, хотя ему нет ещё и девяноста.

Как и полагается знаменитому чернокнижнику, Парплеус поселился в башне, возвышавшейся неподалёку от города. Прежде там обитали храмовые астрологи, но, с тех пор как ложная вера была отринута жителями Норгая, башня запустела, и Парплеус без труда забрал её себе. Здесь он собирался проводить алхимические опыты и первым делом, решив напомнить аборигенам о своём существовании, принялся жечь в очаге на верхней смотровой площадке стебли ассафетиды, выбрав такое время, чтобы ветер нёс зловонный дым на городские кварталы.

Однако Парплеус так и не приступил к изучению огнетворных веществ, квасцов и тинкториальных превращений, а всё больше времени проводил среди астролябий, стараясь составить себе благоприятный гороскоп, либо же в кабинете: с пером, чернильницей и древними манускриптами. Скутеллы и пергамон-алуделы, стащенные в цокольный этаж, впустую покрывались пылью. Великому мудрецу уже не хотелось пачкать руки, последнее время он предпочитал просто размышлять, делясь передуманным с листом бумаги. К тому же пророчество, услышанное в развалинах храма, обязывало не только анакластически отражать чужую мудрость, но и оставить в науке свой собственный веский след.

Плодом ночных бдений становилась новая, прежде неведомая наука, для которой Парплеус отыскал краткое и изящное наименование «механомахия». Исходные положения механомахии были просты и очевидны: величайший маг не тот, кто страшнее колдует, а тот, кто вернее лишит магической силы противника. Подобные вещи нетрудно сделать с помощью зловредной механики, но как при этом уберечься самому? Тут открывался простор для таких софистических тонкостей, что у Парплеуса дух захватывало при одной мысли о возможностях новой науки. Когда-то, давным-давно, учёный маг участвовал в обороне Хольмгарда и видел залп, поразивший фуэтов противника. Или это было недавно? В стосемидесятилетнем возрасте такие понятия начинают терять смысл… Но именно тогда родились у него первые мысли о необычайных магических возможностях техники, которая, как прежде думали, всякой магии чужда. Так и теперь думает неумное большинство. Одному Парплеусу приоткрылась тайна. Он недаром ходил смотреть отлитых монстров. Металлические трубы тут ни при чём! Главное — кто стреляет! Острый глаз мага признал канонира, на которого никто почти не обращал внимания. А ведь это был Торп, мужик из дебрей Снегарда, хуторянин, лишённый всякой магии. Однако с тех пор, как он умудрился околпачить Фирна дер Наста, прошёл преизрядный срок, а неприметный мужичонка не состарился ни на йоту! Значит, есть в нём волшебство, просто иное, недоступное простому волшебнику.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});