Варфоломеевская ночь - Проспер Мериме

Королева Наваррская должна была остаться в Ла-Рошели, а молодые принцы сопровождать армию.

Франсуа со своими солдатами уехал после сражения домой, чтобы по совету адмирала отвезти свою мать в Ла-Рошель, так как замок Лаваль, в отместку за отпор, данный католикам, должен был ждать теперь осады. Графиня предложила своим фермерам сопровождать ее в город, и на другой же день все жители замка и его окрестностей были на пути в Ла-Рошель со своим имуществом и скотом.

Филипп был прикомандирован к молодому офицеру де Пиль, с которым он подружился и который был назначен начальником Сен-Жан-д’Анжели, небольшой крепости перед Ла-Рошелью, единственной, не взятой обратно католиками. Она могла, хоть и с трудом, защищаться, и адмирал надеялся, что герцог Анжуйский, вместо того, чтобы преследовать гугенотов со всей своей армией, займется осадой.

И он не ошибся. Большинство католических вождей считали, что следует прежде всего взять Ла-Рошель, твердыню гугенотов на западе, а чтобы сделать это, нужно было сначала захватить Сен-Жан-д’Анжели.

И как еще недавно осада Пуатье оказалась роковой для гугенотов, так и осада Сен-Жан-д’Анжели почти уничтожила все преимущества, добытые католиками победой при Монконтуре.

Едва успел де Пиль примять начальство над крепостью, как армия герцога Анжуйского появилась перед ее стенами и тотчас открыла огонь.

Гарнизон крепости был ничтожен, но ему помогали жители, ревностные гугеноты. Все штурмы отбивались, а повреждения в стенах, сделанные пушками днем, исправлялись в течение ночи. Даже женщины и дети таскали камни и заделывали стены.

После двухнедельной осады сам король прибыл в католическую армию и предложил крепости сдаться. Де Пиль ответил, что хотя он признает авторитет короля, но все-таки не может исполнить этого, потому что получил приказание защищать этот город от принца Наваррского, королевского губернатора Гиенны, и может сдаться только с его позволения.

Осада началась снова. Стены были до того повреждены, что после очередного страшного штурма де Пиль засомневался в том, что сможет отбить следующий штурм и решил даже сделать в стене брешь с другой стороны города, чтобы дать гарнизону и жителям возможность покинуть город. К тому же и припасы подходили к концу.

— Как вы думаете, Флетчер? — сказал он мрачно Филиппу. — Хорошо бы нам продержаться еще дней десять; в это время адмирал успел бы уйти так далеко, что его нельзя было бы нагнать. Но я чувствую, что завтра с нами покончат.

— Можно выиграть время, заключив перемирие, — ответил Филипп. — Они, вероятно, не знают, до какой крайности мы доведены, и, может быть, дадут нам несколько дней отсрочки.

— Во всяком случае следует попытаться предложить им перемирие, — согласился де Пиль.

В час спустя Филипп ехал с белым флагом к королевскому лагерю. Там его привели к герцогу Анжуйскому.

— Я явился с предложением от коменданта, — сказал Филипп. — Он не может сдать город без согласия принца Наваррского. Если вы согласитесь на двухнедельное перемирие, он пошлет гонца к принцу, и если не будет ни ответа, ни помощи, то, по окончании перемирия, сдастся при условии, что гарнизону позволено будет удалиться с конями и оружием, а всем жителям будет дарована религиозная свобода.

Герцог посоветовался со своими военачальниками. Потери его при штурмах были настолько значительны, а от болезней погибло столько людей, что к удивлению и радости Филиппа условия перемирия были приняты, но только с заменою двухнедельного срока на десятидневный.

Перемирие состоялось, и с обеих сторон были даны по шесть заложников.

На девятый день сквозь неприятельские ряды прорвался Сен-Сурен с сорока всадниками и въехал в город, освободив таким образом де Пиля от необходимости Сдаться.

Заложники были выменены, и осада началась снова.

Штурм за штурмом были отбиты с большими потерями для осаждающих; много храбрых королевских офицеров, и в числе их губернатор Бретани, были убиты. Город храбро защищался до второго декабря, когда де Пиль, потерявший надежду на помощь и удовлетворенный тем, что задержал всю королевскую армию на целых семь недель, заставив ее потерять шесть тысяч человек на штурмах и от болезней, сдался на тех же условиях, которые были приняты раньше, но с обязательством для всех защитников города больше не служить во время этой войны.

Маленький отряд защитников вышел из крепости с распущенными знаменами.

Герцог Омальский и другие королевские офицеры пытались защитить отряд, чтобы он, согласно условиям сдачи, беспрепятственно прошел через ряды католиков. Но солдаты, увидев, что такой маленький отряд причинил им столько бедствий, напали на него. Около ста человек, то есть столько, сколько погибло в продолжение всей осады, было растерзано, а с остальными де Пиль смог пробиться при помощи некоторых из католических вождей.

Из Ангулема де Пиль послал письмо, требуя строгого наказания виновных, а когда на его требование не обратили внимания, послал гонца к королю с заявлением, что, вследствие нарушения королевскими войсками условий сдачи Сен-Жан-д’Анжели, он и его солдаты считают себя свободными от обязательства не поднимать оружия в течение этой войны. Затем он со всем своим отрядом присоединился к адмиралу.

Между тем королевская армия постепенно распадалась. Так как наступала зима и начинать осаду Ла-Рошели уже было поздно, Филипп Испанский и папа отозвали свои войска. Немецкие и швейцарские войска были отпущены, а дворянам с их солдатами позволено разъехаться по домам до весны.

Таким образом геройской защитой Сен-Жан-д’Анжели были уничтожены все плоды победы при Монконтуре.

Между тем силы адмирала на юге увеличивались. Он соединился с графом Монгомери и прошел с ним в Монтобан, гугенотскую твердыню на юге, где получил много подкреплений.

В армии его теперь было до двадцати одной тысячи человек, в том числе шесть тысяч конницы.

В конце января эта — армия направилась к городу Тулузе, который считался центром преследования гугенотов в южной Франции. Город этот был слишком сильно укреплен, и потому его нельзя было скоро взять штурмом, но всю местность вокруг него опустошили и разрушили все замки местных членов парламента.

Затем Колиньи повел свои войска на запад, рассылая на пути отряды во владения католиков для реквизиций, а также отправил сильный отряд в Испанию в отместку за то, что король ее помогал католикам.

Начальником этого отряда был де Пиль, догнавший адмирала в Монтобане. Затем Колиньи повернул на север и, преодолев все препятствия, представляемые горами и реками, появился в Бургундии в конце мая.

В то время как Колиньи совершал свой замечательный поход по Франции, де ла Ну, выменянный на Строцци, отправился в Ла-Рошель, осажденный католиками.

Там он принудил их отступить, затем разбил их близ Лукона и взял обратно Фонтенэ, Ниор, Иль-д’Олерон, Бруаж и Сент. К несчастью, храбрый вождь гугенотов при Фонтенэ сломал левую руку и должен был лишиться ее.

Глава XVIII

На родине

Эти неудачи и страшное обеднение страны от войны, сильно уменьшившее королевские доходы, вынуждали Карла IX желать мира, вопреки Екатерине Медичи и Гизам — последних он не любил и боялся.

Он не мог не чувствовать, что его обманывают; сколько раз его уверяли, что война окончена и гугеноты уничтожены, а между тем гугенотские армии появлялись снова, города, отнятые у них с такими усилиями, опять переходили в их руки, и самому Парижу грозила опасность. Советовали ему заключить мир и немецкие государи.

И мир был заключен на условиях, соответствующих надеждам гугенотов, и они помирились бы вновь со своим положением, если бы могли положиться на искренность двора. Объявлена была всеобщая амнистия, и волею короля воспрещено оскорблять гугенотов и преследовать их за веру. Высшему дворянству предоставлено было выделять места в своих владениях, в которых должны совершаться гугенотские богослужения. Двадцать четыре города, по два в каждой из главных провинций, и также все города, которыми владели гугеноты при подписании мира, получили привилегию публичного протестантского богослужения. Четыре города — Ла-Рошель, Монтобан, Коньяк и Ла-Шарите — оставлены в руках гугенотов в качестве их крепостей.

В то время король, без сомнения, искренно желал мира. Он отдал парламенту приказ уничтожить постановление, лишавшее кардинала Шатильона, брата адмирала, его епархии, и когда парламент медлил, приказал принести к себе книгу протоколов и собственноручно вырвал те страницы, на которых оно было записано.

Филипп решил воспользоваться мирным временем и побывать дома в Англии.

— Напрасно ты едешь, — говорил ему Франсуа. — Можешь быть уверен, что мир этот так же непрочен, как и прежние.