Город падающих ангелов - Берендт Джон

Вскоре после триумфального ланча с Дианой Ловетт открыл свой экземпляр журнала о «Неделе регаты “Спасти Венецию”» и обнаружил, что его имя стоит на втором месте после имени Боба Гатри.

Рандольф Гатри-младший был человеком очень высокого роста. Более того, он отличался массивным телосложением в том смысле, что, когда он шел – даже медленно, – казалось, что ему должно потребоваться еще несколько шагов, прежде чем остановиться. Сын преуспевающего нью-йоркского адвоката (его отец был тем самым Гатри из юридической фирмы Никсона – «Никсон, Мадж, Роуз, Гатри, Александер и Митчелл»), Боб Гатри обучался в школе Святого Павла, откуда был исключен за то, что подложил бомбу в одну из комнат общежития; затем он окончил Андовер в Принстоне и Гарвардскую медицинскую школу. Гатри был блистателен, напорист, мотивирован, сосредоточен и снискал репутацию человека, умеющего взять на себя ответственность, что делало его естественным лидером. Оборотной стороной, недостатком, была его склонность разрешать конфликты в конфронтационной, силовой манере, что привело к его уходу из советов многих корпораций. Медлительность властей Венеции страшно его злила, и от него не раз слышали фразу: «Венеция стала бы намного лучше без венецианцев» и еще одну: «Венецианцы – самые великие в мире иждивенцы». Всем было известно, что временами он публично запугивал и унижал своих подчиненных.

При личной встрече с Гатри Ларри Ловетт гневно возражал против изменения порядка их имен в списке. Когда Гатри впоследствии пересказывал этот разговор, он говорил, будто ответил Ловетту, что тот сам в этом виноват. Именно он, Ловетт, подрывал позиции Гатри, давая противоречивые указания сотрудникам и делая заявления от имени фонда «Спасти Венецию» без ведома Гатри. Гатри предупреждал Ловетта, что поставит его имя на второе место и в почтовых рассылках на бланках фонда, если тот будет упорствовать. Ловетт пригрозил отставкой, если Гатри это сделает, и Гатри уступил, чувствуя, что добился своего. Затем он предложил вернуть президентство Ловетту, но тот возразил, что у него нет времени на выполнение обязанностей, связанных с этой должностью, и к тому же ему не нужна юридическая ответственность.

– В таком случае, – сказал Гатри, – вы не будете в одностороннем порядке участвовать в церемониях открытия, произносить речей и не будете делать единоличных заявлений от имени фонда «Спасти Венецию», а также принимать медали или приписывать себе заслуги организации, если заранее не получите на все это моего согласия. Я с превеликим удовольствием отойду в сторону и дам вам быть большим боссом, но пока босс – я, вам придется подчиняться и ходить по ниточке.

Ловетт прожег Гатри возмущенным взглядом и ответил:

– Как у председателя у меня есть определенные прерогативы.

– На самом деле, – возразил Гатри, – как у председателя у вас нет ничего.

Гатри вручил Ловетту экземпляр правил внутреннего распорядка в «Спасти Венецию».

– Вот, взгляните на внутренние инструкции. Здесь вообще нет упоминания о председателе. Так что с этим все ясно. Президент является главным руководителем и единолично отвечает за деятельность фонда «Спасти Венецию». Когда вы приняли титул председателя по собственной инициативе – вы, который так обожает титулы, – титуловали себя полным нулем. Вы не существуете.

Очень немногие заметили охлаждение отношений этих двух людей шесть месяцев спустя на балу в Радужном зале в день пожара в «Ла Фениче». Вражда пока оставалась их частным делом.

Отношения, однако, сильно ухудшились в последующие месяцы. В Венеции Ловетт продолжал представляться как глава фонда «Спасти Венецию». Он сказал Гатри, что не станет «ронять свое достоинство», известив ЮНЕСКО и другие частные комитеты о том, что на самом деле руководителем организации является Гатри. «Честно говоря, – сказал тогда Ловетт Гатри, – вас не любят в Венеции. Мне всегда приходится подчищать за вами». Гатри еще раз предложил поменяться местами, и Ловетт снова отказался. Гатри стал позволять себе публичные бестактные замечания о бесполезности Ловетта. Он ленив, утверждал Гатри, он ничего не делает. Зачем нужен такой председатель?

Обстановка ухудшилась еще серьезнее, когда на встрече совета директоров в Нью-Йорке, в начале 1997 года, член совета Алексис Грегори поднял вопрос о возможных финансовых нарушениях со стороны супругов Гатри. Грегори, союзник Ларри Ловетта, был владельцем издательства «Вандом-пресс», выпускавшего книги по искусству; братом Алексиса был актер и продюсер Андре Грегори, известный по фильму «Мой ужин с Андре». Алексис Грегори напомнил о стотысячном счете расходов Беа Гатри и пожаловался, что супруги Гатри тратят слишком много средств фонда «Спасти Венецию» на свои путешествия и обеды. Он также возражал против выделения 50 000 долларов на содержание венецианского офиса. Весь офис занимал всего две комнаты; остальное пространство представляло собой двухэтажный дом с тремя спальнями, который чета Гатри использовала как свою квартиру. Грегори подчеркнул, что помещение для офиса в Венеции можно получить через ЮНЕСКО всего за 5000 долларов в год. Ларри Ловетт обвинил Гатри в «отсутствии прозрачности» в распоряжении финансами. «Если вы спросите Боба Гатри о финансовых делах, – сказал Ловетт, – то он бросит вам четыреста страниц документов, чтобы вы сами в них разобрались».

Для проведения тщательного аудита бухгалтерских книг привлекли аудиторскую контору «Эрнст и Янг». Аудиторы нашли обоснование траты каждого доллара. Между тем члены совета изыскивали способы раздуть конфликт, который благодаря их стараниям превратился в мелкую, унизительную и постыдную склоку.

К середине 1997 года раскол в фонде «Спасти Венецию» стал еще глубже. На майском заседании совета Ловетт застиг Гатри врасплох, явившись с группой своих доверенных лиц, что позволило ему при голосовании утвердить список членов подкомитетов, заполнив их людьми, в лояльности которых он не сомневался. Это был первый случай столь беззастенчивого использования подсадных уток на встрече совета директоров фонда.

Через несколько недель после этого заседания Барбара Берлингьери пригласила Гатри к себе во дворец на чай. Она время от времени сетовала по поводу того, что у Гатри произошло необъяснимое изменение личности после того, как он стал президентом. «Обычно мы обсуждали с ним разные вопросы, – вспоминала она. – Но теперь он говорит нам: “Я президент и располагаю неограниченной властью. Я говорю вам, что я хочу, и для этого мне не надо ни у кого спрашивать разрешения”. На это я отвечаю: “Боб, но зачем тогда существуют тридцать членов совета директоров? Мы же совершенно бесполезны”. Он возражает: “А, да вы ничего не понимаете, потому что вы итальянка”, – таково было его объяснение, и еще: “И потому, что в Америке президент может все решать сам, и ему не надо никого спрашивать и что-то говорить подчиненным”».

Гатри отлично знал, что маркиза – верная союзница Ларри Ловетта. Она была поистине мощным противником, намного более коварным, чем сам Ловетт. Именно Барбара Берлингьери нашла для Ловетта подсадных уток, клевретов, с которыми он явился на заседание совета. У нее была небольшая частная фирма, которой она управляла в партнерстве с еще одной женщиной – «Venezia Privata» («Частная Венеция»). Фирма занималась организацией экскурсий и вечеров, а также обеспечивала доступ избранных туристов в частные дворцы. Ловетт предложил предоставить венецианскому офису право и возможность устройства и организации гала-празднеств, освободив от этого бремени главную штаб-квартиру в Нью-Йорке. Гатри возражал против этой идеи отчасти потому, что понимал: это метод борьбы Ловетта за власть, а отчасти потому, что подозревал: для маркизы это потенциальный источник неплохого дохода.

Барбара Берлингьери и Боб Гатри расположились в гостиной piano nobile дворца Берлингьери. Барбара сразу перешла к делу.

– Боб, – сказала она, – вы же понимаете, что у нас достаточно голосов для того, чтобы исключить вас из совета директоров.