Со спичкой вокруг солнца - Семен Нариньяни

Мы поглядели, как проводят досуг десятилетние, и я сказал:

— А теперь пойдемте посмотрим, что делают старшие братья и сестры этих футболистов.

Веду гостей к гранитной плите секунд-майора Бардешина, а сам думаю: «Не подведет ли меня Витька Клочков? А вдруг он решил устроить себе выходной и сегодня не целуется?»

Но Витька был на месте. Я кашлянул.

— Прости, что беспокою. Пришли гости, хотят с тобой поговорить.

Витька поднялся. Переступил с ноги на ногу. Лениво оглядел Французова и Абросимова.

— Что, опять комиссия?

За ним лениво подняла глаза на гостей средняя дочь Люсиной мамы, Соня.

— Здравствуйте, молодые люди, — сказал Французов.

— Здравствуйте, — ответили молодые люди.

И мы впятером пошли назад к дому. К нашему приходу по всем восьми квартирам бывшей Непролазной уже распространился слух о приехавшей комиссии, и у двух корыт собралось примерно десять женщин.

— Здравствуйте, — сказал женщинам Французов.

— Здравствуйте, — ответили женщины.

— Его знаете? — спросил Французов и показал на председателя горсовета Абросимова. — Он бывал у вас?

— К нам по своей охоте не ходят. К нам привозят, — сказала какая-то из женщин.

И, словно нарочно, именно в эту минуту из-за поворота показалась траурная процессия.

Бам! Бам! Ба-бам! Бам!

Ба-бам! Ба-бам! Ба-бам!

Когда процессия прошла, Французов спросил Абросимова:

— Что скажешь?

— Обстановка, конечно, здесь не та. А что касается двух домов, то они теплые, хорошие.

— Хорошие? Так давай уступим свои квартиры этим людям, а сами переедем сюда.

Шутка дошла до женщин, и они рассмеялись.

— Я не председатель, я только член президиума горсовета, — сказал женщинам Французов. — Обещаю на первом же заседании сообщить членам горсовета, где вы живете, и не сомневаюсь — они обяжут Абросимова предоставить вам квартиры.

— Через три года приходите на новоселье, — сказала Люсина мама.

— Надеюсь побывать у вас на новой квартире еще в этом. Конечно, если вы, не помня зла, пригласите нас с Абросимовым.

Когда мы шли с кладбища назад, я увидел в открытом окне конторы Хрынина.

— Как моя статья? — крикнул он.

— Печатать не будем!

— Почему?

Мне уже не нужно было быть Д. Т. X. (дипломатом талейрановской хватки), и я сказал, что думал:

— Вздор, поэтому и не будем!

Хрынин выбежал из конторы и, нагнав меня, сказал:

— Я буду жаловаться!

— Сначала познакомьтесь! Директор кладбища Хрынин, — говорю я своим спутникам. — А это секретарь горкома Французов, — добавляю, поворачиваясь к Хрынину.

— Простите, не узнал, — извиняется директор кладбища. И тут же галопом начинает жаловаться на меня: — Товарищ Французов, сотрудники редакции глушат инициативу.

Французов вопросительно смотрит на меня. Я объясняю:

— Хрынин хочет перестроить городские кладбища в тематические.

— То есть?

— Хоронить людей не просто так, а приноравливаясь к экскурсионным экспозициям. Деятелей науки и техники — тема номер четыре — на Васильевском кладбище…

— На Ново-Проломном, — поправляет меня Хрынин.

— Верно. На Васильевском пойдет тема номер три — «Государственные и общественные деятели», на Рождественском — тема номер два, «Деятели культуры, искусства, просвещения»…

Французов начинает злиться:

— Зачем перестраивать кладбища?

— Для удобства экскурсоводов. Товарищ Хрынин хочет, чтобы люди, навещая в родительские дни умерших, получали бы на кладбищах интересную информацию, знания.

— Это верно? — спросил Французов Хрынина.

— Я хочу внести свежую, посильную струю по месту своей работы.

Посильную струю Хрынину внести, однако, не удалось. Ему пришлось вернуться в областной музей. И хотя назначили Хрынина на прежнюю должность, работает он не столько экскурсоводом, сколько экспонатом. Каждый, кто приходит теперь в музей, обязательно остановится поглазеть на новатора, каждому любопытно узнать, как выглядит автор проекта переустройства кладбищ по тематическому принципу.

* * *

Григорий Козлов закончил свой рассказ, и слово взял Кир. Кириленко.

— Козлов прав, иногда фельетон лучше не напечатать, чем печатать. Мне в этом году пришлось самому без помощи редактора забраковать собственный фельетон.

— Что, не написалось?

— Написалось, и довольно прилично.

— Тогда в чем дело?

ЧЕТВЕРТНОЙ

Приехал я в город Т. с заданием: изобличить мздоимца. Не какого-нибудь там столоначальника второго разряда, а главного хирурга больницы Пыжеватова. Человека в городе известного, уважаемого.

Ольга Григорьевна Прынцева писала в редакцию:

«Если не дать Пыжеватову в лапу четвертной, он ни за что не положит тебя в больницу».

Прямо с вокзала отправляюсь на прием к главному хирургу.

— Кто последний

Сажусь рядом с больными, жду очереди, а сам осторожно закидываю удочку, хочу выяснить: берет или не берет?

Никто не говорит прямо «берет». Люди мнутся, уклоняются от ответа.

Ольга Григорьевна Прынцева написала без обиняков: «берет». Но ей на слово верить нельзя. Мало ли кто что напишет. А вдруг у Прынцевой личные счеты? Вот если бы мне удалось поймать Пыжеватова за руку с поличным. А как? Взятки берут один на один, без свидетелей. А мне без свидетелей нельзя. Без них, если Пыжеватов и берет, мне его не уличить.

Скоро моя очередь на прием, а я еще не знаю, что буду делать в кабинете врача, о чем говорить.

Сижу нервничаю и вдруг слышу голос соседа в серой толстовке:

— Пошли покурим?

Выходим. Я протягиваю серой толстовке папиросы, а он мне в лоб вопрос:

— Вы кто?

— Человек.

— Работаете в органах?

— В каких?

— ОБХСС.

— Откуда вы взяли?

— Задаете людям глупые вопросы. Берет или не берет? Вам что за дело?

— В нашу редакцию поступила жалоба. Я приехал расследовать.

— Будете писать?

— Чтобы писать, нужно знать правду.

— Берет или не берет? Берет.

— Вы знаете это точно?

— Вот, принес барашка в бумажке, — сказал человек в толстовке и вытащил из кармана конверт с деньгами.

— Слушайте, — взмолился я, — помогите разоблачить взяточника.

Серая толстовка сделала шаг назад.

— Не помогу.

— Почему?

— Доктор хороший.

— Так ведь он берет?

— Новые больницы строить нужно, вот о чем напишите в газете. А когда у каждой койки пять больных в очереди стоят, и каждый сует тебе в лапу, и каждый просит «положи меня, а не его», тут и не захочешь, возьмешь.

— Оправдываете взяточника.

— Объясняю, что к чему.

— А вот Прынцева рассуждает по-другому.

— Ольга Григорьевна?

— Вы знаете ее?

— Регистраторша из паспортного отдела.

— И главный хирург взял с маленького человека, регистраторши?

— Пожалели Прынцеву?

— Прынцева вдова. У нее двое детей.

— А вы были у этой вдовы в паспортном отделе? А я был. Мать ко мне из деревни приехала. Семьдесят семь лет. Отработалась женщина. Ноги с трудом волочит. Дожить век решила рядом с сыном да внуком, а Ольга Григорьевна отказывает в прописке.

«У нас, говорит, город режимный».

Объясняю:

«Я один остался в живых у матери, понимаете, один. Некуда ей от меня уезжать».

А Прынцева уже и не слушает меня. Кричит в дверь:

«Следующий».

Пять дней ходил в паспортный стол. Все надеялся пронять Ольгу Григорьевну Прынцеву. У нее ведь тоже есть мать. И дети у самой растут. Но Прынцеву разве разбередишь? И тогда меня осенило завернуть барашка в бумажку…

— Неужели взяла?

— Она не берет. Она только открывает ящик стола, а ты сам кладешь туда денежку.

— Ах, ведьма! Ах, гадина!

Я ругаюсь, а у меня в голове уже прорисовываются контуры нового фельетона. Не об одном, а о двух мздоимцах. Я снова кидаюсь к серой толстовке:

— Дорогой, помогите вывести на чистую воду Прынцеву.

А серая толстовка делает еще один шаг назад.

— Писать в газете нужно не о бабе-дуре.

— О ком?

— О председателе горсовета, который запрещает старой матери жить в доме своего сына.

— Все равно Прынцеву нужно ударить.

— За что?

— Пусть не берет.

— У нас в городе все берут.

— Как все? Вы же не берете.

— Беру, если дают.

Теперь наступила очередь сделать и мне шаг назад.

— И вам не совестно?

— Совестно.

— Зачем берете?

— Прынцевой дай, Пыжеватову дай, а на что самому жить?

— Вы педагог?

— Завуч мукомольного техникума.

— Интересно, а за что берут завучи?

— За то, что люди родятся неодинаковыми. Вот у доктора Пыжеватова руки золотые и голова на месте. Пыжеватов делает в нашем небольшом городе такие операции, что и московские врачи позавидовать могут, а сын у Пыжеватова никудышный. В школе по два года в каждом классе сидел. Все прошлое лето с репетитором занимался. В наш техникум готовился поступить.