Зима гнева (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна

С ней проще всего. Хелла шевельнула рукой, отпуская душу.

– Ты скоро переродишься. И жизнь твоя будет счастливой.

Марфа, а это была именно она, шевельнулась. Хелла поняла и успокоила.

– Она не бросит твоих детей. Я знаю. Ты можешь быть спокойна – ты сделала все возможное и боролась до конца.

Душа улыбнулась – и начала таять.

Мир мертвых Хеллы – не совсем склад для использованных душ. О, нет. Хелла – богиня рациональная. Она просто принимает души – и воздает каждому по справедливости.

– Теперь вы. Убивали, насиловали, получали от этого удовольствие…

С особым отвращением Хелла смотрела на главаря. Психологии подонку захотелось?

Никакого гуманизма, о нет! Откуда он у слизней? Даже не слизней, те все же безобидны, а это… глист?

Да, пожалуй, что глист. Особо крупный и злонамеренный.

Опыт его поставить потянуло, экспериментатора недоделанного.

Что можно сделать с бабой, если угрожать ее детям? Что может сделать женщина, чтобы ее детей не тронули?

Собственно, потому малыши и уцелели – еще не пришло время. После групповухи у него и еще кое-что было придумано…. Интересненькое…

– Собачки, говоришь? – нежно уточнила Хелла.

Душа задергалась, но куда ей было вырваться из пут богини? Яна честно отрабатывала вторую жизнь, даже с перевыполнением плана. И Хелла радовалась потоку душ.

– Соба-ачки…. Так тому и быть.

Обретшая временную материальность душа брякнулась на пол. А рядом с Хеллой начали возникать… собаки?

Волки.

Белые волки.

– Беги, – шепнула богиня. – Беги…

По лесу, по полям, по пустыне… рано или поздно тебя догонят и сожрут. Медленно… волки знают толк в охоте!

Хелла подумала еще секунду – и выпустила из тисков остальные души.

Туда же.

Дикая охота, призрачная охота, белые волки Хеллы…

Стая неслась вне времен и миров, и перед волками летели, завывая от ужаса, души убийц. Хелла не знала, что останется от них после охоты. И останется ли вообще что-то… но если что – для перерождения тоже хватит. У всего живого есть душа, даже у тараканов.

Не можешь ты жить человеком?

Ну и поделом!

Хелла улыбалась, желая своим волкам доброй охоты.

Глава 11

Этого снега зов…

Русина, Звенигород.

– Фереи повержены, – жом Тигр констатировал факт. Никаких эмоций. Зима наступила, снег холодный, фереи повержены. Чего тут удивляться или возмущаться?

Пламенный поморщился.

– Я надеялся, они продержатся дольше…

– Зря.

– Ты будешь иронизировать – или предложишь какой-то выход? – Пламенный досадливо поморщился. – Учти, если Валежный начнет наступление, нас просто сметут. Я могу сказать о нем многое, но он действительно гений войны.

Тигр кивнул.

– Гений. Поэтому я считаю, что надо попробовать договориться по-хорошему.

Пламенный улыбнулся.

Широко и по-дружески.

– Вот и я так же подумал!

– И?

– Послал письмо. Я предложил Валежному должность соправителя.

Тигр с сомнением покачал головой.

– Согласится ли?

– Попробуем. А пока надо вывести часть капиталов за рубеж. Если нас вытеснят из страны, наше дело надо будет продолжать…

Дальше Тигр уже не слушал.

Неинтересно.

Он смотрел в окно и думал… нет, не о Яне. Жом Ураган уехал позавчера. Уехал закупать зерно… справится ли он?

Купит ли все необходимое?

И если да – то когда привезет? Бежать за границу Тигр не собирался. Они дел наворотили, им и исправлять. Не нравится?

А никто их сюда силком не тащил, в правительство не затаскивал… никто! Они сами, все сами, и Петера тоже… и брат его там полег…

Может, тогда жом Тигр и переосмыслил что-то…

Или позднее, с Яной?

Он и сам не знал точно, когда. Но Русина сейчас была на его ответственности. Сможет ее кому-то передать? Уйдет без звука.

Не сможет?

Останется и будет тянуть этот воз. И плевать на проклятие. Слышишь ты, богиня?! Проклинай хоть до утра, но если никого другого нет… бросать все? Но я знаю, что справлюсь! А кто-то другой на моем месте только дров наломает… пусть это самонадеянно, но я останусь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И показалось мужчине, что в шуршании поземки за окном пронесся далекий волчий вой.

Тоскливый, голодный… значит – судьба.

Русина, Синедольск.

Дети быстро привыкают ко всему.

К хорошему ли, к плохому… нельзя сказать, что у Георгия была плохая жизнь с Ксюшей. Вообще, по счету мальчика, это была уже третья его жизнь.

В первой была мама Ирина. Был папа Илья, была мама Аня, которую он видел только пару раз, но которую тоже любил. Был дом и строгие учителя, которые требовали от него знать языки, кланяться, танцевать, читать, считать и писать. Рисовать и музицировать – день был расписан по минутам. Гошке было тяжело, но он не жаловался, он должен быть умным.

Во второй жизни был дом бабушки.

Там учителей почти не было. Зато там была сама бабушка, кругленькая и уютная. И мама Ира, и осенний лес, по которому можно было гулять, собирая каштаны… такие смешные и кругленькие, и Матреша, которая потом грозила пальцем, мол, тор, вы опять всякую бяку домой притащили… почему взрослые не понимают, насколько это нужная вещь – каштанчик? Такой круглый, коричневый, блестящий в твоих ладонях? И осенние листья… из них можно делать букеты, жаль, что они быстро становятся серыми и грустными…

Там было тепло и уютно, светло и солнечно. И Гошка искренне огорчился, когда закончилась та жизнь.

И началась третья. Странная…

В этой жизни была Ксюша. Забавная и разбитная, веселая и шутливая. Она ничему не учила, поэтому Гошка сам принялся рисовать. Сам музицировал на стареньком клавесине, стоящем в гостиной. Сам пробовал писать и читать… Ксюша ахала и всплескивала руками.

Почему-то ему казалось, что родители бы одобрили. И бабушка…

Деда Георгий практически не помнил. Тор Алексеев слишком был занят бутылкой, чтобы заниматься внуком. Это ж не собутыльник!

Поэтому Гоша делал все сам. Было сложно, иногда ему ничем заниматься не хотелось, и он заставлял себя, но – справлялся.

Ксюша приносила домой продукты, готовила…

С ней было легко и спокойно. И поэтому, когда однажды она пришла встревоженная, Гошка тоже заволновался.

– Что случилось?

Аксинья потерла лоб рукавом.

– Не знаю, тор…. Не знаю.

– А чего ты вся такая, – Гоша поискал правильное слово и нашел его. – Перевернутая?

Ксюша вздохнула.

– Да вроде как и ничего. Сцепилась сегодня на рынке с одной… заламывают за курицу, как будто она при жизни золотые яйца несла… а тут ее сын рядом стоял. И так зло смотрел…

Какие-то вещи Ксения просто чуяла. Было у нее чутье на людей, которое и позволило ей так долго пробыть гулящей девкой.

С кем связываться, с кем не связываться, чтобы косы не выдрали…

– И что теперь? – испуг Ксении передался Гошке. Мальчик опасливо посмотрел на свою няньку.

Савва правильно выбрал кандидатуру.

Аксинья была шлюхой, да. Гулящей девкой. Но в то же время она любила детей, она ответственно отнеслась к малышу, который оказался под ее опекой… она жалела мальчика. И не хотела подвергать его опасности…

– Вот что, тор, – Гошей она называть мальчика решительно отказывалась. – Пойдемте, покажу вам кое-что…

Кое-что? Кладовка между Гошкиной комнатой и кухней. А в ней у самой стены нечто интересное.

Всего лишь люк в подвал. Только такой, что не сразу его увидишь и не сразу найдешь. Он у самой стены и ручки у него нет, надо потянуть за выступающий плинтус, легонько, ребенок справится. Ребенок и справился. Савва не просто так купил этот дом, все он понимал, мудрый человек, все…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда-то тут жил вор… Хороший вор, умелый, грамотный, если до старости дожил. А все ж лазейку себе оставил.

Савва и историю эту знал, и про вора. Наденьке рассказал, Аксинье. А та рассказывала Гошке.[19]