Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы - Вилис Лацис

— Вы женаты? — строго спросил человек с фотоаппаратом.

— Да… Но это не моя жена, — забормотал Мелнудрис.

— Это мы знаем. А обо всем этом… — молодой человек показал на женщину, которая спокойно, даже с любопытством наблюдала разыгрывавшуюся перед ней сценку, — обо всем этом мы сообщим вашей супруге.

— Ради бога! — воскликнул Мелнудрис. — Только не это… Тогда я погиб.

— Вы сами в этом виноваты.

— Неужели нельзя скрыть этот несчастный инцидент? — детски-жалобным голосом сказал Мелнудрис. — Я готов заплатить какой угодно штраф, только не предавайте его гласности.

Молодой человек смотрел на Мелнудриса, о чем-то в это время думая.

— Сомневаюсь, — сказал он. — Но если хотите, можно попробовать. Только вам тогда придется поговорить с моим начальством.

— Где он? Когда я могу его увидеть?

— Попробуйте вызвать по телефону. А вы, уважаемая… — молодой человек обернулся к женщине. — Одевайтесь-ка да покажите свои документы, мы вас задержим на некоторое время.

— Но он еще не заплатил мне, — сказала женщина и, ничуть не стесняясь, начала одеваться.

Через час к Мелнудрису вошел хорошо одетый, солидный господин с седыми висками и представился как мистер Финчлей.

— Вы скомпрометированы, — бесстрастно сказал он. — За подобные проступки полагается от году до трех лет тюрьмы.

— Да ведь она сама ворвалась в номер! Если бы я знал, что будет вытворять эта тварь, я ни за что бы не открыл дверь! Это форменный шантаж.

— Все так говорят! Если мы будем принимать на веру показания всех обвиняемых, нам придется закрыть свое учреждение. Скажите, пожалуйста, это факт или нет? — Финчлей показал Мелнудрису уже проявленные и отпечатанные фотографии: получились они довольно четкими. — Кому же нам верить: вашим словам или этим фотографиям?

— Я хочу, чтобы вы хоть немного поверили мне.

— Мы верим фактам. Вы же не станете отрицать, что все это произошло в вашем номере?

— Не могу отрицать, но все это произошло против моего желания.

— Мне безразлично, как это произошло. А теперь поговорим, как мужчина с мужчиной. Хотите, чтобы эти фотографии завтра появились в газетах, или же вы предпочтете, чтобы мы замолчали этот случай?

— Вы еще спрашиваете, — чуть не плача ответил Мелнудрис. — Если только возможно, спасите меня от скандала.

— Прекрасно, все останется между нами. Вам только остается подписать эту бумагу. Вечное перо у вас есть? — Он положил перед Мелнудрисом какой-то документ, в котором недоставало лишь подписи под готовым текстом. Начав читать, Мелнудрис слегка опешил, потом прочел более внимательно, и на лице его появилась широкая улыбка. Он посмотрел на Финчлея и спросил:

— Только таким путем и можно устроить?

— Только таким.

Мелнудрис достал перо и размашисто подписался под документом. Майор королевских воздушных сил добился своего — сделал его агентом английской разведки. Протянув бумажку Финчлею, он сказал:

— Вся эта комедия с появлением женщины была совершенно излишней. Вы могли поговорить со мной открыто, не разыгрывая пролога, и я бы не раздумывая подписался под этим обязательством. Я давно ваш и душой и телом, буду рад впредь служить вам.

— Тем лучше, — процедил сквозь зубы Финчлей. — Но это дела не портит. Нет ничего дурного в том, что мы знаем о вас такие вещи, которые вам хотелось бы скрыть от всех людей. Некоторая зависимость только заставит вас служить усерднее.

Финчлей внимательно рассмотрел подпись, подождал, пока чернила высохнут, и сунул бумагу в записную книжку.

— Теперь поговорим о делах, — сказал он, пододвигаясь к Мелнудрису.

Мелнудрис попробовал улыбнуться и свободнее держаться с Финчлеем: теперь, когда решительный шаг был сделан, он почувствовал некоторое облегчение. Но непринужденности не получилось. Он слишком хорошо понимал, что его одурачили самым циничным образом. И хотя Мелнудрис сам всю жизнь был изрядным циником, сейчас на душе у него было довольно тоскливо. Чего требовали от Мелнудриса? Сообщать резиденту все, что он увидит, услышит и узнает, рекомендовать соответствующих лиц из числа живущих в Швеции латышей для переброски в Советский Союз вместе с другими репатриантами, выполнять каждое указание резидента.

— Пока достаточно и этого, а там посмотрим…

В Англию поехал буржуазный националист, писатель Мелнудрис. Через две недели в Швецию возвратился английский шпион, зарегистрированный в тайных списках Интеллидженс-сервиса за шифрованным номером и буквой. Вот и все, чего он достиг в эту поездку. Но об этом знали только он сам и еще два лица.

Глава шестая

1

Джек Бунте снаряжался в очередную поездку. Фании он весь день не обмолвился об этом ни словом, решив приберечь серьезный разговор на вечер. В его распоряжении был мотоцикл с коляской, солидная сумма денег и выданное одним из союзов кооперации удостоверение, в котором черным по белому было написано, что агент по заготовкам Екаб Бунте уполномочен закупать сырье и сельскохозяйственные продукты. Случилось это так. С Эмилией Руткасте все было покончено больше года тому назад, с момента закрытия ее мясной лавки; теперь эта энергичная женщина работала на Центральном рынке продавщицей в мясном ларьке сельскохозяйственной кооперации, а Бунте стал постоянным сотрудником другой кооперативной системы. Получаемую там зарплату он не считал достаточной; куда больше приносило то, что он скромно называл «посредничеством». Все бы ничего, но последнее время ему приходилось опасаться Фании, которая стала следить за деятельностью мужа не хуже государственных контролеров. Нашло это на нее несколько месяцев тому назад: она вдруг строго заявила, что пора ему покончить со всяким шахермахерством.

— Два молодых здоровых человека вполне могут прокормить и себя и ребенка без спекуляции. Я ведь тоже могу поступить на работу. Вдвоем мы всегда заработаем на жизнь. А то смотри — повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить…

— Что ты, право, так, я же не ворую, — оправдывался Бунте. — Я только частным образом обслуживаю потребителей. Не у всякого есть время ездить в деревню и приобретать продовольствие на месте. А если я беру на себя эти хлопоты, доставляю, так сказать, прямо в руки — кому маслице, кому окорочек, кому кулек крупы, — по справедливости что-то ведь и мне причитается. Как же иначе? А если у людей есть лишние деньги, почему им не платить? Я силой в карман ни к кому не лезу: хочешь — бери, не хочешь — не бери. Ты сама знаешь, нахальство не в моем характере.

Но переубедить Фанию ему не удалось. И вот во имя семейного согласия приходилось кое-что скрывать от собственной жены. Поэтому Бунте и остерегался говорить ей, что при каждой поездке работает немного «налево». Дело в том, что не все продукты, которые он закупал в деревне, направлялись на базы кооператива, некоторая часть попадала прямо в руки потребителям иным путем — без участия союза кооперации. Получаемая таким образом прибыль превышала и зарплату и всякие законные проценты. Часть накопленных денег Бунте совсем не показывал Фании, чтобы не пускаться в длинные объяснения в ответ на расспросы: где достал, да почему так много? А так как он давно лелеял скромную мечту о маленькой, но солидной собственности (например, приличный особнячок в Межа-парке), то потихоньку собирал сотню за сотней. Капитал свой Бунте хранил в очень интересном и секретном месте. Каждый вечер перед сном он посещал это место и проверял свой «банк».

Почему же Фания стала такой строгой? Во-первых, появившиеся в газетах сообщения об осужденных спекулянтах заставляли ее все чаще задумываться о том, что отец ее ребенка может легко попасть в тюрьму. Вторая причина была связана с братом Фании.

Правду о смерти Индулиса она узнала летом 1945 года, вскоре после посещения Эрны Озолинь. Это известие не огорчило Фанию: ей еще в начале войны стало ясно, что он после всех своих преступлений добром не кончит. А когда однажды весной 1946 года к ним явился поздно вечером таинственный незнакомец и, сославшись на Эрну Озолинь, заявил о своем намерении остаться здесь на продолжительное время, Фания позвонила в МВД, сообщила о госте и освободила свою квартиру от его присутствия. Вскоре после этого она получила угрожающее письмо. Фания со свойственной ей флегматичностью прочла его еще раз, изорвала и ничего не сказала мужу.

Главной заботой в жизни Фании была дочка Дзидра. Девочке уже шел восьмой год, она начала ходить в школу. Что скажет она матери, когда подрастет и узнает, что дядя был отъявленным мерзавцем, отец — спекулянтом? Стыдно будет перед подругами, перед учителями. А Дзидра, как нарочно, приходя из школы, рассказывала, какой у ее соседки по парте, отец храбрый, партизаном был, какие у него ордена, или объявляла родителям, что непременно станет пионеркой. Нет, уж лучше жить попроще, да почестней. И Фания твердо решила сделать все от нее зависящее, чтобы развязаться с прошлым, чтобы черная тень рода Атауга не падала на жизнь дочери. Она даже обменяла свою довольно большую квартиру в бывшем доме отца на другую, поменьше; распродала громоздкую, полученную в наследство мебель и все ненужные вещи.