Седьмой Совершенный - Самид Агаев

— Почему это ты решил? — подозрительно спросила Фарида, сразу вспомнив опасения Имрана.

— Очень просто. Ты еще недостаточно стара, чтобы муж отпустил тебя одну в путь. — То есть, ты еще совсем молодая женщина. А поскольку ты одна, значит, он об этом не знает.

Доводы Назара показались Фариде убедительными, тем не менее, она сказала:

— Послушай! Мужчина! Допустим, что я иду искать мужа, но почему ты решил, что я расскажу первому встречному об этом, тем более мужчине.

Назар кротко сказал.

— Женщина, я интересуюсь вовсе не из праздного любопытства, а из соображений удобства пути. Хотя я это делаю совершенно напрасно, ибо дорога в долину в любом случае одна и нам все равно по пути.

— Все равно это не значит, что я пойду рядом с мужчиной, — ответила Фарида.

— Видишь ли, Фарида, я в некотором смысле не совсем мужчина, — заявил Назар.

— Вот как? — удивилась женщина и тут же ее осенила догадка, — ты евнух! Нет, неправда, я в детстве видела евнухов у них голос писклявый, а у тебя голос звучный. Не проведешь ты меня.

— Я не евнух. Я христианский монах, паломник, давший обет безбрачия, грустно сказал Назар, — так что ты можешь водиться со мной без опаски.

— Ты христианин? — с любопытством спросила Фарида.

— Да, несторианец.

— Отчего столько печали в твоем голосе?

— Увидев тебя, я пожалел о своем обете, — весело сказал Назар.

— Ну, это ты вовсе врешь, — заявила довольная Фарида, — я настолько не хороша собой, что от меня даже муж ушел, другую жену себе завел.

— Наверное, он не поэтому ушел.

— А почему? — живо спросила женщина, Назар развел руками.

— Не знаешь, а изображаешь всезнайку. Расстроил ты меня.

— Я знаю, — спокойно ответил Назар, — но мое знание столь многогранно, что можно согласиться с тем, что я ничего не знаю. Но в тебе женщина нет смирения, подобающего мусульманской женщине.

Это замечание задело Фариду. Она сказала:

— Смирение мусульманки имеет либо границы, совпадающие со стенами ее дома, либо обусловлено присутствием отца или мужа. И если эти условия не соблюдаются, она вынуждена сама, уметь постоять за себя.

Назар с невольным интересом взглянул ей в лицо.

— Твои слова вызывают уважение, — сказал он, — одно непонятно, как ты обладающая таким умом, не удержала при себе своего мужа.

— Мне нужно, чтобы он остался со мной как с женщиной, а не как с умным человеком.

— Извечная женская беда, — усмехнулся Назар, — все норовите устроить мужчине испытания. Вместо того чтобы всеми доступными средствами сохранить его любовь, вы все хотите подвергнуть это хрупкое чувство испытанию.

Фарида встала.

— Мне пора в путь, — сказала она.

— Дорога у нас одна, — заметил монах.

— Нет, ты пойдешь своей дорогой, а я своей.

— Ну что ж, — весело сказал монах, — счастливого пути, может быть, еще встретимся.

— Прощай, — сухо сказала Фарида, сделав несколько шагов, поднялась на дорогу и бодро зашагала вперед. Разговор с христианским монахом странным образом наполнил ее уверенностью. Пройдя прямой отрезок пути, она повернулась на повороте. Монаха уже не было, видимо, он все-таки пошел своей дорогой.

Засмеялась и двинулась вперед.

— А чем ты можешь доказать то, что ты есть тот самый седьмой имам? Вопрос задал суфий, сидевший напротив Имрана, но было очевидно, что вопрос исходит от всех людей находящихся в помещении. Дело происходило в дервишеской ханаке, на окраине Медины. Имран извлек из кармана длинные четки и потряс ими перед носом суфия.

— Видишь, эти четки принадлежали пророку Мухаммаду, да будет доволен им Аллах. Он передал их Али. Они передавались по наследству в нашей семье. Мне же их дал Джафар Правдивый, шестой имам, как доказательство пророческой миссии.

Взгляды людей устремились к четкам, раскачивающимся на руке Имрана. А что же в них особенного, — недоверчиво спросил судий.

— Бусинки сделаны из того же материала, что и камень Каабы. Материала не земного, а небесного.

Софий хотел было взять четки, но Имран предостерег его:

— Смотри, ослепнешь.

Со словами: «О, Аллах» — суфий отдернул руку.

Имран сказал:

— Сила, заключенная в этих четках столь велика, что может причинить вред обычному человеку вроде тебя.

— Почему же камень Каабы не причиняет вреда людям, целующим его, спросил сидевший рядом с суфием, дервиш.

— Потому что камень Каабы лежит на земле, его мощь уходит в землю, питает ее, — ответил Имран.

Эти слова многим показались убедительными, но дервиш задал новый вопрос?

— Все пророки обладали божественным свойством исцелять больных. Значит и ты должен уметь врачевать. Вылечи мои руки от этих ран, — и он протянул свои, покрытые струпьями руки к Имрану.

— Твои руки, — сказал Имран, — нуждаются только в одном лекарстве, чистоте, мой их почаще, и ты избавишься от этих болячек.

Раздался дружный смех. Обиженный дервиш сказал.

— Он морочит нам голову, — и отошел в сторону.

Суфий решил заступиться за дервиша.

— Известно, что пророк Иса исцелял больных тысячами — сказал он, слепые прозревали, хромые начинали ходить, прокаженные очищались, глухие обретали слух, мертвые воскресали, а нищие благовествовали… Среди нас есть один слепой, — это наш товарищ. Прозри его. Эй, где ты там, иди сюда.

К Имрану подошел слепой и остановился, в ожидании чуда.

Имран положил ему руку на плечо и сказал:

— Прости меня, друг, но я не могу подменять волю Аллаха. Он явил тебя в этот мир слепым, а кто я такой, чтобы изменить его волю.

— А как же Иса? — спросил озадаченный суфий?

— Я думаю, что он был не прав, — невозмутимо сказал Имран, и, предупреждая возмущение, добавил, — христиане утверждают, что пророк Иса, на самом деле был ни кто иной, как сын божий. А поскольку посланник Мухаммад завещал нам, не делать никого товарищем Аллаху, как это делают христиане, утроив господа Бога, — то, выходит, Иса был ни кем иным как земным воплощением Бога, это совершенно меняет дело. Создатель под именем Иса, мог делать со своими тварями все что угодно; — прозревать слепых, исцелять парализованных, воскрешать мертвых. Это все было его личным делом.

— С другой стороны приятель, — сказал Имран, обращаясь к слепому, — в том, что ты незрячий, есть определенный смысл известный только Господину нашему. Я же могу тебя утешить только тем, что ты избавлен от необходимости видеть зло, которого в избытке в нашем мире.

— Но я его чувствую, — грустно заметил слепой.

— Вообрази, каково нам, а мы его не только чувствуем, но и видим, успокоил его Имран.

Суфий не унимался. Он сказал:

— А Мухаммад ослепил врагов, окруживших его дом и это дало ему возможность бежать.

— Ты ошибаешься, — ответил Имран — люди, окружавшие дом пророка были ослеплены своей злобой и ненавистью.

— На собрании, в Мекке против Мухаммада выступал дьявол, — продолжал суфий.

— Ты ошибаешься, — ответил Имран, — пророк, рассказывая об этом, имел в виду дьявольский нрав этого человека.

— Братья, — сказал суфий, обращаясь к присутствующим, — я склоняюсь к мысли, что этот человек, мошенник, всуе треплющий имя Господа и его пророков. Он не может предъявить ни одного доказательства своей пророческой миссии, а только прибегает к софистике.

— А у тебя есть доказательства того, что я мошенник? — резонно спросил Имран.

— Это очень просто, — сказал суфий, — вот видишь этот посох.

Он потряс суковатой палкой над головой и замахнулся ей.

— Спасет ли тебя Аллах от моего удара.

— Нет, не спасет, — быстро ответил Имран, — не спасет, как не спас пророка Иса от креста, но я сам могу спасти себя, и даже более того.

С этими словами он вырвал палку из рук суфия.

— А-а, — завопил суфий, — вы видели, он меня ударил, этот мошенник, бей его.

Он схватил Имрана за руки, Имран ударил его головой в лицо. Суфий охнул и упал. Дервиша бросившего на помощь суфию, Имран остановил вытянутой палкой. Чей-то голос угрожающе произнес.

— Что-то я не видел, чтобы пророки драки устраивали.

Дервишей в ханаке было около полусотни. Имран конечно не предполагал, что возникнет драка, но из благоприобретенной осторожности, в самом начале разговора сел недалеко от выхода, и теперь примеряясь к прыжку, сказал:

— Зря вы удивляетесь, о, истязатели плоти, пророк Иса сказал своей пастве: «не мир я вам принес, но меч», а Мухаммад вообще прекрасно владел мечом.

Дервиш истерично воскликнул.

— Почему ты прибегаешь к цитатам из христианского писания?

— Потому, о бесноватый невежда, что Коран и христианская Библия, они обе вышли из одной небесной книги.

Не снеся оскорбления, дервиш ухватился за палку и попытался вырвать ее из рук Имрана; но Имран вывернув кисть, легко освободился от дервиша. Тогда дервиш бросился в ноги Имрану и повалил его. Через минуту в завязавшейся потасовке приняли участие многие. Имран защищался довольно успешно, но, в ханаке дервишей было слишком много. Вскоре один из них сказал, останавливая товарищей: