Идеология национал-большевизма - Михаил Самуилович Агурский

не как на новшество, а как на отжившее старое». «Правые, — по его словам, — так долго терлись о левые идеологии и левое мировоззрение, что сами словно заразились тем умонастроением, которое лежит в основе всех левых идеологий» (Евразийский временник, 1923. Кн. 3. С. 19-22). Юджин Вебер утверждает, что правых и левых радикалов объединяют многие общие черты. Так, правые радикалы, по словам Вебера, могут объединяться с левыми для свержения существующей системы, полагая, что чем хуже, тем лучше. Многие сближения между националистами и синдикалистами, фашистами и коммунистами могут быть объяснены, как говорит Вебер, объединением их ненавистей. Фактом является то, что, каковы бы не были их конечные цели, правые и левые радикалы вовлечены в аналогичные кампании, общие организационные и дидактические проблемы, так что общественно-политический динамизм их деятельности сильнее, чем словесное различие между ними. Таким образом, идеологические возможности, которые они могут выбирать, вносят малое различие в их поведение, пока они остаются в реальности действия. (Rogger, Weber, see «Instroduction»).

8

Schueddekopf. Положение усугубилось тем, что национал-большевизм Лауфенберга и Вольфгейма принял вскоре антирусский характер, но важен был сам пример сотрудничества между коммунистами и националистами.

9

Любопытно замечание Луначарского по поводу отношения Струве к национал-большевизму. Струве, по словам Луначарского, «болезненно переживает противопоставление устряловских идей его идеям. Я даже не удивлюсь, если Петр Бернгардович сам со временем переживет подобный же внутренний процесс» (Культура и жизнь, 1922, №1. С. 49-50).

10

Резкой критике подвергли национал-большевизм и эсеры. М. Вишняк, например, утверждал, что большевизм давно пользовался «защитным национальным цветом» для самосохранения и «что не только бездарные (?) Устряловы начинали славить красный империализм, усматривая в нем выявление русского великодержавия» (Вишняк. Современные записки. 1921, № 6. С. 155). Эпитет «бездарный» по отношению к Устрялову весьма странен. Как бы ни относиться к его взглядам, как мыслитель, Устрялов стоит намного выше Вишняка.

11

Митр. Антоний (Храповицкий), горячо приветствовавший евразийство при его появлении, изменил свое мнение о нем после того, как решил, что оно подпало под влияние идей о национальном возрождении русского народа под властью большевиков (Архиеп. Никон. Т. IX. С. 131).

12

В советской литературе имеется попытка доказать, что сменовеховство возникло не в эмиграции, а имело корни внутри страны. Эта точка зрения принадлежит С. Федюкину. Он утверждает, что сменовеховство не могло повлиять на интеллигенцию внутри Советской России по техническим причинам, в частности из-за трудности доставки литературы из-за рубежа. Этот аргумент кажется Федюкину вполне достаточным. «В силу сказанного, — говорит он, — представляется сомнительным, чтобы они [сменовеховцы] могли воздействовать на психологию интеллигенции в массовом масштабе и достаточно эффективно. Таким образом, — заключает Федюкин, — сменовеховство следует считать в основном явлением внутреннего порядка, возникшим среди интеллигенции, остававшейся в Советской России» (с. 265). Ясно, почему для Федюкина важно доказать внутренний характер сменовеховства. Он задался целью его реабилитации, но эмигрантское происхождение сменовеховства все еще компрометирует его в глазах советских идеологов. И хотя аргумент Федюкина чисто политического происхождения, он имеет свои сильные стороны. Безусловно, что у сменовеховства были внутренние корни, но исторически оно было высказано и окончательно сформулировано в эмиграции. Неверно утверждение, что сменовеховство не было хорошо известно внутри страны. Из работ И. Трифонова (1959, 1969), на которые Федюкин ссылается, он не мог не знать, что ведущие статьи из сборника «Смена вех» и журнала «Смена вех» перепечатывались в «Правде» и «Известиях», а основные сменовеховские идеи могли быть известны широкому читателю из многочисленной полемики вокруг сменовеховства в советской печати. Вообще отделять в этот период эмиграцию от советской метрополии было бы серьезным анахронизмом. Они не были разделены железным занавесом и могли легко влиять друг на друга.

13

В основном история «Треста» излагается по Войцеховскому и отчасти по книге Bailey, равно как и по статьям в журнале «Возрождение». Бернард Парес полагает (Pares, 1931), что Якушев был в самом деле антибольшевиком, но, будучи арестован, обещал лишь с ними сотрудничать.

14

Впоследствии сам Ширинский-Шихматов стал национал-большевиком, а еще позднее склонился в сторону религиозного национализма под влиянием Бердяева (см. напр., Варшавский).

15

Интересным отражением этих отношений является книга фашистского журналиста Ренцо Бертони (Bertoni), уже в 1934 г. утверждавшего, что в СССР победил фашизм.

16

19-20 сентября, «философия эпохи». Daniels (1966) следующим образом излагает ее суть: «Зиновьев предупреждал, что Советский режим действительно подвергся опасному мелкобуржуазному влиянию, против которого партия должна проявить бдительность. Те, кто игнорируют эту опасность и принимают идею НЭПа как эволюцию, утверждает Зиновьев, опасно близки к устряловщине и мелкобуржуазному вырождению» (р. 259).

17

По замечанию Шмуэля Эттингера, евреи к концу двадцатых годов казались единственной группой, выигравшей в результате революции (Ettinger, p. 36-42). Леонард Шапиро (Schapiro, 1961) особенно обращает внимание в этой связи на активную роль евреев в ЧК и на то, что было слишком много людей, расстрелянных еврейскими следователями. Он также говорит о роли «ненавидимого» всеми Зиновьева и Троцкого в формировании антисемитизма. По мнению Реувена Айнштейна (Ainsztein), советский антисемитизм коренится в тех же психологических мотивах, что и юдофобия первых еврейских христиан, которые, как только могли, постарались отрицать тот долг, которым они были обязаны евреям за их религию. Однако такая точка зрения может объяснить позднейший советский антисемитизм, но не ранний, который был основан на достаточно ясных социологических мотивах. С другой стороны, Джон Армстронг (Armstrong) видит причину антисемитизма в том, что крайняя революционная идеология была наложена на общество, которое было не только традиционно крестьянским, но, кроме того, было жестко разделено по этническому признаку (р. 28). Все это показывает, что Рой Медведев по-прежнему не прав, недооценивая национальный момент во внутриполитическом развитии СССР (см. Medvedev в сб. Tucker, «Stalinism»). Он, во-первых, оперирует со средними цифрами, а во-вторых, недооценивает значение психологического момента, равно как и общего эффекта демографических сдвигов в СССР. Разумеется, Медведев прав, говоря, что русские составляли основную силу большевизма, но это было затемнено необычной для русских ролью евреев.

18

Бажанов, вопреки всему, что известно о конфликте Угланова и Зиновьева, утверждает, что вначале Угланов был сторонником Зиновьева и Каменева, но потом Сталин тайно привлек его на свою сторону (BaJanov, p. 52). Это маловероятно,