Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941–1942 - Георг Конрат

А там русские уже открыли ответную стрельбу, не понимая, куда попадают, хоть даже и в своих. Думаю, они посчитали, что вся германская армия находится в городе. Это был перекрестный огонь, который вели из двух пулеметов. Когда я увидел, что восемь выживших двигаются в моем направлении, невзирая на языки пламени, я крикнул им «Не стрелять», но они продолжали пальбу. Ослепленные и одуревшие от жара и нечеловеческого напряжения, они не понимали, что делают. Русские солдаты были в таком состоянии, что, наверное, не отличили бы родного отца от врага, попадись он им на пути. Я приказал им взбираться на холм, а потом – успокоиться и постараться вспомнить, кто они, чтобы не перестрелять друг друга. Мне повезло, что я не был в порту, потому что, если бы мое лицо показалось им знакомым, они недолго думая растерзали бы меня на месте. Я сказал, что нужно немедленно пробираться на железную дорогу и связаться с отрядом, который сейчас находится там.

У меня с собой как раз имелись приказы из армейского главного штаба. Поэтому, оставив восемь человек на холме, я быстро побежал в город. Пули со свистом пролетели над моей головой. Танки ползли в порт, стреляя из пушек, без разбора, вслепую. Как я выбрался оттуда, пробираясь по забору к главным воротам, одному Богу известно. Неожиданно за моей спиной раздался шум подъезжающего мотоцикла. Я нащупал свою винтовку, готовый выстрелить в любой момент. Я быстро взглянул на водителя, – это был старший лейтенант русской армии, он просил проводить его в армейский главный штаб. В темноте было плохо видно, и я не разглядел, что он был высокого роста. Мотор работал приглушенно, но он не слез с мотоцикла, а просто ногами упирался в землю. Затем он сунул руку в карман и вынул пачку табака, где еще лежали скрученные папиросы. Я тем временем внимательно огляделся по сторонам. Мы стояли на краю какой-то улицы, было очень темно и ни души. Только где-то неподалеку виднелось зарево. Мне позарез нужен был этот мотоцикл, чтобы предупредить вас обо всем.

Хорст помолчал, потом закурил и продолжил:

– Я дал ему возможность прикурить папиросу, а потом нажал на спусковой крючок. Шесть пуль пробили его насквозь. Он до сих пор стоит у меня перед глазами. Он несколько секунд смотрел на меня удивленно, прежде чем упал. Потом я вытащил из-под него мотоцикл, откатил его в сторону, сел и помчался как бешеный. Но одесское руководство уже блокировало весь город. На улицах в каждом углу стоят танки, выкатили пулеметы, пушки, тысячи людей бегут в панике куда глаза глядят. Наконец-то я добрался до дороги, ведущей к вам, но тут наткнулся сразу на четыре танка, преградившие мне путь. Прямо посреди дороги меня остановил политрук. Я вынул приказы и, прежде чем он успел что-либо сказать, протянул их ему. Он внимательно изучил их и произнес: «Черт, пусть будут прокляты эти немцы! Вся связь между Одессой и фронтом нарушена. Мы не можем связаться ни с одной дивизией, ни с одним командным постом, а здесь немцы уже взорвали гавань, а сами атаковали город. Все, что до нас доходит, – это приказы из Севастополя и из Москвы. Эти собаки только отдают распоряжения. Побыл бы кто-нибудь из них здесь, в нашей шкуре». Он выругался как следует, а потом сказал: «Будьте осторожны, потому что никто из проследовавших в ту сторону не вернулся – целая армия будто испарилась в воздухе. Даже офицеры не возвращаются». Затем он отдал мне документы и пропустил меня. У меня не было времени связаться с каким-нибудь из наших отрядов. Я подумал, вы должны первыми обо всем узнать.

Хорст снова замолчал, глядя на истлевшую сигарету в своей руке, и с отвращением выбросил ее.

Вилли протянул ему другую.

– А, да, вот еще, – вспомнил он. – Политрук сказал, что есть приказ об обязательной эвакуации всех жителей Одессы. Это вся информация, которой я располагаю.

– Молодец, – сказал я ему. – Я поговорю, чтобы представить тебя к награде – если мы когда-нибудь выберемся отсюда живыми.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Вилли с подозрением. – Что значит «выберемся отсюда живыми»?

– Вилли, друг, мы с тобой сейчас едем в Одессу.

Они оба посмотрели на меня, не веря собственным ушам.

– Георг, – произнес в конце концов Вилли. – Ты знаешь, мы с тобой друзья уже долгое время, поэтому я хочу задать тебе простой вопрос.

– Ну, о чем ты хочешь спросить?

– Ты сошел с ума? Нам дан шанс свыше, потому что сейчас нас там нет, так давай не будем испытывать судьбу. Разве ты не слышал, что только что рассказывал Хорст?

– Именно по той причине, что он сейчас рассказывал, мы едем туда. Мы должны найти как можно больше наших людей. Через пост проехать не составит труда. Хорст поедет впереди, а мы за ним. Он может сказать им, что мы из артиллерийского отряда с фронта и что нам необходимо немедленно связаться с главным штабом. Нам даже не нужно красться окольными путями.

– Я думаю, тебе нужно вручить приз за смекалку и за твои умные мозги.

– Таким я родился, Вилли, ты же знаешь.

Хорст докурил сигарету, и я сказал ему:

– Ладно, лейтенант, поезжай вперед на своем мотоцикле, но не вздумай оторваться от нас больше чем на двадцать метров.

Оставшийся путь до Одессы мы почти не разговаривали. Я был вполне уверен, что Хорст беспрепятственно проведет нас через посты. Продвигаться по заполненной дороге было сложнее, чем когда-либо; пехотинцы продолжали подтягиваться к фронту, но последние три или четыре километра движение наконец-то рассеялось. Хорст прибавил скорости, и мы последовали за ним. Подъехав к кордону, мы сразу заметили, что русские так нервничают, что готовы стрелять в кого ни попадя. Да и действительно, нельзя было позавидовать им в той ситуации, в которой они оказались. Хорст остановился прямо посередине дороги и начал что-то очень быстро говорить. Я не слышал слов, но видел, как он показывает на машину и жестикулирует. Минуты тянулись невыносимо долго и мучительно, пока он шутил с офицерами и что-то объяснял им. Если бы даже мы попытались уйти, сбежать, у нас бы все равно ничего не вышло. Русские танки растянулись по всей дороге. Мне уже стало любопытно, о чем можно столько болтать, но наконец один из танков откатил в сторону, освобождая проход, после чего Хорст дал нам знак следовать за ним. Мы проехали мимо офицера, даже не отдав ему честь, тем самым показывая, как якобы торопимся. Вилли ускорил движение, и мы помчались со скоростью сорок километров в час.

Оказавшись вне поля зрения поста, Хорст остановил свой мотоцикл, и мы встали рядом с ним. Я приказал ему ехать прямо на железнодорожный запасной путь и передать нашим людям, чтобы те ожидали меня там. Он снова сел на свой мотоцикл и, отъехав от нас на расстояние около километра, повернул в сторону. Мы же продолжили ехать по направлению к центру города. Толпы одесситок с детьми заполонили все дороги, двигаясь в южном направлении так быстро, как только могли. Пехота, наоборот, стягивалась в город, чтобы занять свои места, выстраивая защитное кольцо вокруг Одессы. Эти передвижения сильно задержали нас. Одна часть города была полностью в огне, и мы слышали пулеметную очередь и залпы пушек, доносившиеся со всех сторон. Огненные вспышки сверкали повсюду. Русские все еще боролись с самими собой. Было страшно. Ад на земле. Мысль, что русские уничтожают друг друга, казалась не просто чудовищной – их было жаль. Я твердил себе: «Это война, я принимаю участие в настоящих боевых действиях, я должен радоваться», но не мог. Все происходившее было мне чуждо. Истошные крики плачущих детей доносились со всех сторон. В чем же они виноваты?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});