Петербургское действо - Евгений Салиас

Наконецъ, онъ опустилъ палашъ и, стоя передъ зеркаломъ, постепенно глубоко задумался. Воображенію его предстала вдругъ цѣлая картина…. Онъ видитъ себя на полѣ битвы командующимъ громадной арміей, состоящей изъ своихъ полковъ и изъ прусскихъ, которые поручилъ ему Фридрихъ. Онъ далъ генеральное сраженіе датчанамъ…. непріятель бѣжитъ повсюду и во главѣ этой тысячной арміи онъ преслѣдуетъ врага, скачетъ на конѣ среди дыма, огня, воплей, грохота оружія и побѣдныхъ кликовъ. И вотъ, наконецъ, все успокоивается, побѣдитель ликуетъ и Фридрихъ II обнимаетъ его при многочисленной свитѣ генераловъ и пословъ всѣхъ европейскихъ державъ и говоритъ ему, что онъ своимъ мужествомъ и геніальными распоряженіями полководца спасъ Россію и Пруссію. Онъ уже собирается отвѣчать прусскому королю, что всякій генералъ всегда отвѣчаетъ, хотя не искренно:- не онъ, а солдаты все сдѣлали…. Но въ эту минуту за нимъ раздается громкій голосъ:

— Ваше величество!

Поле битвы исчезло, онъ у себя въ кабинетѣ передъ зеркаломъ съ безсознательно поднятымъ снова палашемъ въ рукѣ, а передъ нимъ Нарцисъ, давно докладывающій о пріѣздѣ барона Гольца.

Государь бросилъ палашъ на тотъ же диванъ, гдѣ былъ бичъ и скрипка. Легенькій инструментъ подпрыгнулъ подъ тяжелымъ палашомъ и какъ-то жалобно отозвался на ударъ, будто взвизгнулъ. Государь быстро накинулъ свой шлафрокъ и принялъ прусскаго посла.

Красивый, умный и еще очень молодой человѣкъ — пруссакъ баронъ Гольцъ былъ не даромъ любимецъ Фридриха и не даромъ былъ избранъ ѣхать въ Россію и создать дружескія и крѣпкія отношенія между берлинскимъ кабинетомъ и новымъ императорскимъ. Гольцъ со времени своего пріѣзда не дремалъ ни минуты. Теперь онъ былъ другомъ всѣхъ вліятельныхъ лицъ въ столицѣ, а главное сталъ любимцемъ государя и бывалъ у него ежедневно. Между тѣмъ, главная его задача въ Россіи и цѣль еще не были достигнуты: подписаніе мирнаго договора съ крайне важными, тайными пунктами, которые были извѣстны только государю, тайному секретарю его Волкову и канцлеру Воронцову.

На этотъ разъ Гольцъ явился ловко и мастерски заключить тонко придуманную имъ интригу. Усѣвшись на стулѣ противъ государя, получивъ тотчасъ же глиняную трубку съ кнастеромъ и кружку портеру, онъ съ озабоченнымъ видомъ спросилъ государя, что онъ думаетъ о вчерашней выходкѣ господъ иностранныхъ резидентовъ.

Государь вытаращилъ глаза: онъ ничего не зналъ.

— Вы изволили передъ Свѣтлымъ Праздникомъ приказать господамъ посламъ явиться послѣ васъ съ поздравленіемъ къ принцу Георгу.

— Ну да, ну да! воскликнулъ Петръ Ѳедоровичъ.

Голосъ его, вообще тонкій, при усиленіи, при восклицаніяхъ становился всегда рѣзко-визгливымъ.

— Но вѣдь они не поѣхали! Никто! Кромѣ англійскаго министра, г. Кейта.

Петръ Ѳедоровичъ вскочилъ съ мѣста и мгновенно лицо его побагровѣло и пошло пятнами, какъ у человѣка, болѣвшаго оспой.

— Успокойтесь, ваше величество, гнѣваться нечего, но надо тотчасъ же принять мѣры, рѣшить что нибудь. Не могутъ же резиденты европейскіе, при вашей особѣ состоящіе, васъ ослушаться.

— Я ихъ всѣхъ тотчасъ попрошу отозвать и прислать другихъ, гнѣвно взвизгнулъ Петръ Ѳедоровичъ.

— О, нѣтъ, ваше величество. Развѣ это можно? Вы можете навлечь на себя, на имперію…. цѣлый союзъ и дѣло можетъ дойти до войны. Позвольте мнѣ посовѣтовать вамъ. Объявите господамъ резидентамъ, что вы не примете ихъ до тѣхъ поръ, покуда они не сдѣлаютъ оффиціальнаго визита съ поздравленіемъ въ его высочеству. И не давайте ни одному изъ нихъ ни единой, хотя бы и краткой, аудіенціи, покуда они не исполнятъ вашего приказанія.

— Отлично! воскликнулъ государь, — именно такъ. Вы говорите: одинъ Кейтъ былъ. Ну и отлично! Мы съ Англіей можемъ всему міру перчатку бросить.

— Только Кейтъ и былъ, ваше величество. И то я его уговорилъ ѣхать со мной.

— Благодарю васъ, вдругъ съ чувствомъ выговорилъ государь, и, протянувъ обѣ руки Гольцу, крѣпко пожалъ его руку. — Вы не можете себѣ представить, баронъ, какъ я благодаренъ королю, что онъ прислалъ васъ сюда, именно васъ. Мы съ вами вполнѣ сошлись… Въ насъ двухъ ужасно какъ много общаго. Вашъ умъ, ваши познанія, ваши привычки, ваши склонности, всѣ они совершенно тѣ же, что и во мнѣ. Мнѣ кажется иной разъ, что мы съ вами родные братья. Мнѣ говорила сегодня, т. е. вчера, Романовна, т. е. Воронцова, что между нами есть даже маленькое сходство въ лицѣ и походкѣ, хотя вы выше меня.

Дипломатъ любезно наклонился, какъ бы благодарилъ, а внутренно онъ не могъ не смѣяться: онъ былъ чуть не въ полтора раза выше государя, плотно, но стройно сложенъ и если не вполнѣ красавецъ лицомъ, то во всякомъ случаѣ съ правильными чертами лица и великолѣпными умными глазами. Между нимъ и государемъ во внѣшности не было тѣни общаго.

Черезъ нѣсколько минутъ апартаменты дворца, а затѣмъ и кабинетъ начали наполняться съѣзжавшимися сановниками. Въ кабинетѣ появились генералъ-адьютантъ государя Гудовичъ, старикъ фельдмаршалъ Трубецкой, Минихъ, Корфъ, Волковъ; остальные ждали въ другихъ комнатахъ… Въ числѣ первыхъ, конечно, явился и принцъ Жоржъ и тотчасъ узналъ о рѣшеніи государя. Когда государь заговорилъ съ полицмейстеромъ, принцъ отвелъ Гольца въ сторону, съ окну, и сталъ просить разубѣдить государя, не дѣлать того, что онъ задумалъ относительно иностранныхъ пословъ. Жоржъ и не подозрѣвалъ тонкой игры Гольца.

— Не могутъ послы ко мнѣ такъ ѣхать, — вразумительно и убѣдительно говорилъ Жоржъ. — Вы это лучше меня понимаете. Наконецъ, покуда они будутъ переписываться съ своими кабинетами и просить о разрѣшеніи простого вопроса дипломатическаго этикета, пройдетъ много времени. Мало ли что можетъ случиться!

Гольцъ сталъ успокоивать принца, увѣряя его, что если кому изъ резидентовъ непремѣнно понадобится аудіенція у государя, то онъ явится примирителемъ обѣихъ сторонъ.

— Это все уладится, сказалъ Гольцъ. — Вѣдь это все одно упрямство. Вѣдь я же поѣхалъ къ вамъ, англійскій посолъ тоже поѣхалъ. Неужели же Пруссія или Англія державы третьяго разряда, ниже стоящія, чѣмъ Данія или Франція?..

Въ эту минуту веселый, раскатистый хохотъ государя заставилъ обоихъ собесѣдниковъ обернуться къ нему. Петръ Ѳедоровичъ долго смѣялся и, наконецъ, обратился ко всѣмъ объяснить въ чемъ дѣло.

Полицмейстеръ Корфъ сообщилъ ему о странномъ случаѣ на площади передъ дворцемъ. Поутру въ полицію донесли, что около дворца, подъ окнами государя, нашли цѣлую кучу какихъ-то книгъ, неизвѣстно кому принадлежащихъ и неизвѣстными литерами. Потерять ихъ при перевозкѣ не могли, такъ какъ онѣ были, очевидно, разбросаны умышленно и нѣкоторыя даже порваны. Теперь оказывалось, что всѣ эти книги принадлежатъ государю и что онъ самъ съ вечера пошвырялъ ихъ въ окошко, устраивая свою библіотеку.

— Это все латинскія книги, сказалъ государь, смѣясь. — Я про нихъ забылъ, а то бы я давно порвалъ ихъ и пошвырялъ. Мнѣ этотъ проклятый языкъ слишкомъ дорого дался. Вспомнить не могу, какъ меня еще въ Голштиніи мой учитель, господинъ Юль, мучилъ латынью, и я еще тогда клялся, что всю мою жизнь буду преслѣдовать латинскій языкъ и всѣхъ латинистовъ. Я какъ теперь помню, какъ этотъ проклятый Юль приходилъ ко мнѣ. Только-что проснусь, не успѣю позавтракать, лѣзетъ ко мнѣ Юль; сложитъ вотъ такъ свои толстыя ручищи, какъ бревна, на груди крестообразно, кланяется съ порога и говоритъ на распѣвъ гнусливыхъ голосовъ: «Bonum diem, tibi, opto, serenissime princeps!» Потомъ спроситъ всегда о здоровьѣ и опять запоетъ: «Si vales, princeps, bene est!..»

Такъ какъ Петръ Ѳедоровичъ отличался замѣчательнымъ искусствомъ подражать голосамъ, передразнивать и представлять другихъ, то всѣ бывшіе въ кабинетѣ невольно начали смѣяться. Принцъ Жоржъ хохоталъ безъ конца и даже опустился на диванъ, чуть-чуть не раздавивъ скрипку и чуть не напоровшись на палашъ.

Петръ Ѳедоровичъ, видя эффектъ, произведенный изображеніемъ Юля, сталъ среди комнаты, поднялъ руки съ двумя вмѣстѣ сложенными пальцами и началъ длинную рѣчь по-латыни, стараясь какъ можно больше гнусить. Принцъ Жоржъ, видавшій когда-то этого бывшаго воспитателя Юля, хохоталъ до слезъ. Когда государь кончилъ, онъ всталъ и вымолвилъ:

— Замѣчательно, замѣчательно! Вы не можете себѣ представить, господа! Это живой Юль!

Петръ Ѳедоровичъ вдругъ перемѣнилъ позу, какъ-то странно вывернулъ ноги и, выпятивши грудь, подошелъ къ принцу и началъ ему говорить по-французски быстро и граселируя:

— Choiseul et madame de Pompadour, à eux deux, vous savez, ont plus d'esprit que tous les souveraine et tous les ministres!.. Quant au résident Wan-der-Hoffen, il peut bien sentir la bassecour, puisqu'il est le représentant des Pays-Bas!.. Saperlotte! Altesse! Vous avez Pair de ne pas le saisir…

Всѣ присутствующіе тотчасъ узнали общаго знакомаго, французскаго посла Бретеля, который отличался тѣмъ, что обращался со всѣми фамильярно, постоянно острилъ и всегда превозносилъ до небесъ и свое отечество, и въ особенности покровителя своего министра Шуазеля.