СТАЛИН и репрессии 1920-х – 1930-х гг. - Арсен Мартиросян

Во- первых, в то время Бенеш был крайне озабочен резко усилившейся активностью троцкистов в Чехословакии. И не потому, что на том настаивал Сталин, как это пытаются многие представить со ссылками на беглых предателей Рейсса и Кривицкого. А только потому, что деятельность троцкистов резко осложняла и без того до крайности сложные отношения Праги с Берлином, а также с Москвой, с которой она была связана договором об оказании взаимопомощи в отражении агрессии и соглашением о сотрудничестве разведок.

Во- вторых, по агентурным каналам своих спецслужб Бенешу стало известно, что Организация Украинских Националистов (ОУН) разработала план осуществления ряда политических убийств с тем, чтобы добиться обсуждения вопроса о создании так называемой Закарпатской Украинской Республики. ОУН же с приходом нацистов к власти переориентировалась на Абвер и потому наглела не по дням, а по часам. И управу на них можно было найти только в контакте с германскими властями. Для Бенеша борьба с ОУН была тем более важна, что украинские националисты откровенно посягали на суверенитет и территориальную целостность Чехословакии. Причем Бенешу хорошо было известно, что Москва не забыла о том, что эти территории принадлежали России и потому очень пристально следит за возней вокруг этого вопроса. Ведь территории, на которые зарились оуновцы, входили тогда в состав Чехословакии. Германские же власти предлагали контакт между полициями двух стран в рамках того самого зондажного политического флирта осени 1936 — начала 1937 гг. (выше о нем говорилось). Все это имело смысл для Бенеша еще и потому, что над ним как дамоклов меч висела еще и проблема населенной немцами Судетской области. А эти требовали самоопределения с Последующим присоединением к нацистской Германии. Пронацистские организации судетских немцев не отличались спокойным нравом и, подстегиваемые из Берлина, все чаще шли на острые мероприятия. Причем их сепаратизмом управляли как из Берлина, так и из Лондона. Их руководителя — Конрада Генлейна — охотно привечали в Лондоне, куда он дважды ездил в 1935 и 1937 гг. А одновременно он пользовался поддержкой как главы абвера Канариса, так и заместителя Гитлера по партии — Рудольфа Гесса. Противники же К. Генлейна в самом движении судетских немцев, особенно лидер радикального его крыла — Карл Герман Франк, — напротив, ориентировались на шефа СД Р. Гейдриха. Ситуация для Бенеша была крайне сложной. Два мощных сепаратистских движения, управляемых из-за границы, одно из которых еще и раздираемо на фракции, одна из которых, в свою очередь, ориентируется на Лондон, да еще и резко антигерманская деятельность троцкистов для его маленького государства — это было слишком. Не говоря у ж е о периодически вспыхивавших шпионских скандалах между Прагой и Берлином, в том числе и при участии советской агентуры. В какой-то степени это действительно требовало официальных контактов с германской полицией.

Все это к тому, что, как и его же коллеги пять с лишним десятилетий до него, профессор Уотт попросту соврал, за уши притянув к этой истории гестапо. Но при этом четко подстроившись под точно известный и достоверный факт — между чехословацкой и советской разведками действовало соглашение о сотрудничестве, в рамках которого происходил обмен разведывательной информацией: вот откуда корни его выражения «снабдили Сталина». Только вот гестапо тут ни при чем. Гестапо своих грехов хватает — вовек не отмыться. Чего же лишнее-то приписывать?! Как и многие из профессоров, Уотт попросту не ведал того, о чем писал. Вполне нормальное явление для очень многих профессоров «всевозможных наук».

Что же до упомянутого в так называемых мемуарах Кривицкого «кружка Гучкова», или, как его обозвал «мемуарист», «питательной среды», в которой «до кондиции доводились родившиеся в гестапо доказательства вины» вояк, впрочем, лучше уж процитировать этот бред сивой кобылы: «Скоблин был главным источником «доказательств», собранных Стал иным против командного состава Красной Армии. Это были «доказательства», родившиеся в гестапо и проходившие через "питательную среду" кружка Гучкова в качестве допинга для организации Миллера, откуда они попадали в сверхсекретное досье Сталина».

Несмотря на то, что это и в самом деле бред, анализировать придется на полном серьезе, ибо «кружок Гучкова» литературный папарацци «мемуариста» зря приплел. Прежде всего потому, что Скоблин никогда не был секретарем «кружка Гучкова». Кроме того, «кружок Гучкова», как, впрочем, в первую очередь сам Александр Иванович, — это полностью подконтрольное британское разведке явление. Гучков еще до февраля 1917 г. активно контактировал с британской разведкой при подготовке Февральской революции и с тех пор он числился в анналах британской разведки как информирующий агент влияния. Закономерно оказавшись в эмиграции, Гучков вообще скатился до банального шпионажа в пользу тех же бриттов. «Кружок Гучкова» — наглядный пример действий британской разведки чужими руками, с чужого плацдарма и под чужим же флагом. Еще в самом начале своего эмигрантского периода по указанию британской разведки Гучков связался с германскими разведслужбами и через них пытался протолкнуть один из планов Великобритании по организации вооруженного похода против Советской России. И делал это настолько бойко, что умудрился попасть в поле зрения еще и французской контрразведки!

Еще в 1923 г. именно через «кружок Гучкова» Троцкий якобы пытался сговориться с Польшей о пропуске частей Красной Армии в помощь германской «революции». Однако, как неопровержимо установила советская военная разведка, вся информация уходила прямиком британской разведке. Отчего Верховный совет Антанты был полностью в курсе того, что в Москве замышлялось в связи с «германским октябрем». Вот в такой ипостаси А.И. Гучков и пробыл до самой своей смерти в 1936 г. И до самой смерти исправно «стучал» британской разведке, в том числе и о заговоре Тухачевского, о котором располагал немалой информацией.

Что касается утверждений о том, что внутри «кружка Гучкова» имелся агент советской разведки, — это правда. Этим агентом была родная дочь самого Гучкова — Ариадна (Вера) Гучкова, по второму мужу Трэйл. Однако именно в 1936–1937 гг. она находилась в СССР и соответственно ничего существенного непосредственно из «кружка» своего папаши добыть не могла, потому как в 1936 г. и Гучков, и сам его «кружок» приказали долго жить.

Что касается якобы отсутствия каких-либо связей Тухачевского с германским генеральным штабом и германской разведкой, то это такая же излюбленная брехология всех антисталинистов. Ну, как он мог не иметь этих связей, если, начиная с 1921 г. и до начала 1933 г. включительно между РККА и германским рейхсвером осуществлялось не афишируемое тайное сотрудничество. Уже только в силу этого Тухачевский и K° имели официальные связи и с германской разведкой, и с германским (генеральным) штабом. Более того. Даже по официальным данным, он дважды — в 1925 г. и в 1932 г. — выезжал в Германию на стажировку и для участия в военных маневрах рейхсвера и, кроме того, официально контактировал с представителями рейхсвера в СССР?! Не говоря уже о том, что практически всю Первую мировую войну Тухачевский просидел в германском плену.

И здесь не обойтись без упоминания хорошо известного Троцкому компромата на Тухачевского. Прежде всего того, как он бежал из лагеря военнопленных в Инголыптадте — в этом вопросе Троцкого явно «просветили» тевтоны. Обычно этот побег рассматривают как доказательство того, что он нарушил честное слово офицера, на основании чего немцы выпускали пленных погулять. Однако это сущая мелочь по сравнению с главным. Ведь он-то бежал через Швейцарию, где пробыл практически месяц, — 18 сентября оказался на ее территории, но только 12 октября 1917 г. предстал перед военным агентом России в Париже А.А. Игнатьевым!? Как правило, Тухачевский помалкивал о том, что он делал в Швейцарии почти целый месяц. Более того. Молчал он и о том, почему не явился к военному агенту в Швейцарии Генерального штаба генерал-майору Сергею Александровичу Голованю, что было бы проще и естественнее. И, само собой разумеется, Головань преспокойно выполнил бы свою прямую обязанность и отправил бы Тухачевского на Родину. Вместо этого он почти целый месяц болтался в Швейцарии и затем явился к Игнатьеву. Почему?! Ответ весьма прост. Германская разведка прекрасно знала, что Головань отличался весьма строгим подходом к подобным проблемам и на слово никому не верил. Напротив, он проверил бы все самым тщательным образом, тем более что под его началом находилась хотя и малочисленная, но очень эффективно работавшая агентурная сеть, наблюдавшая за всеми нелегальными связями немцев с Россией, в том числе и за эмигрантской общиной русских в Швейцарии. Агентура Голованя доставляла немало беспокойства немецкой разведке. Именно поэтому-то Тухачевского тевтоны направили в Париж, где А. Игнатьеву, при его колоссальной занятости своими функциями представителя России при штабе союзного командования Антанты, явно был недосуг заниматься тщательной проверкой очередного сбежавшего из германского плена русского офицера. Расчет оказался точен — А. Игнатьев без проверки отправил его в Россию. Был здесь и еще один важный момент: А. Игнатьев пользовался колоссальным авторитетом в русской армии и быть возвращенным на Родину при его содействии являлось не только авторитетным, но и своего рода индульгенцией. В 20-х числах октября 1917 г. Тухачевский уже был в России. К слову сказать, именно немцы сообщили Троцкому о том, что по возвращении в Россию Тухачевский неоднократно посылал в Германию письма для своих солагерников, что в практике спецслужб обычно расценивается как уведомление о благополучном положении дел. Эти письма до сих пор хранятся в германских архивах.